НАТАЛЬЯ САВЕЙКОВА

4.  ВЬЮГОЙ ПРОВОЖАЕТ РОДИНА

Источник: Наталья Савейкова. Свет вечерний. Москва, «Авторская книга», 2015, стр. 79-101

Скачать PDF


*  *  *

С грустью гляжу ледяною –
совсем чужестранка.
Странные чувства владеют,
туманят сознанье.
И никого нет, кто помнит,
как жили здесь раньше …
И никого не осталось…

Я возвращенья боюсь,
как свидания с прошлым.
Здесь тебя нет и не будет,
но солнце сияет.
Утренним птицам рассвет
открывает пространство.

Здесь тебя нет.
Но неясные тени блуждают.
Я заблудилась навеки
меж розовых яблонь.
Свет со мной в прятки играет
меж листьев прозрачных.

2006

*  *  *

                      Маме

Трагичность мира и тоску столетий
Перелопатив, как пласты земли,
я удивляюсь: так же солнце светит,
парят стрекозы, и гудят шмели.

И сердце в клочья разрывает ветер
и влажный воздух обжигает грудь.
Дарованы и слава, и бессмертье,
и вечность, чтоб прийти куда-нибудь.

Ну а куда там ноги завернули,
в какую даль идём издалека…
… Полвека не была я в Барнауле,
там Обь, как Лета, слишком глубока.

Земля не держит – реки притянули
к себе русалочьим разрезом глаз.
На Басандайке в солнечном июле
нас допьяна сморил медовый квас.

Глаза закрою –  подступает вечер,
и сумерки волшебные поют:
                                      прекрасно жить,
прекрасно жить на свете…
И шепчут ветерком,
                           и слёзы льют.                
Ах, если бы и вправду было так!
Не все вернулись
                       в Малый Бащелак …

2010




МАРИНЕ

Сестра моя ночь, по тебе тоскую
при яростном свете дня.
С тобою узнала судьбу иную –
сны я́рки, полны огня.

Сестра моя, тóнки твои запястья,
браслеты на них звенят.
Во снах золотых всем даровано счастье,
для всех маяки горят.

Как пышно убранство твоих покоев,
как дух улетает ввысь.
Сон дарит свободу, блаженство покоя…
Как благовест –  жизнь.

2011




СЧАСТЛИВЫЙ БИЛЕТ

Ярославны ли плач над Путивлем,
иль Московии серый рассвет:
не на муки, на жизнь осудили –
череду новых зим, долгих лет.

Всё, что было до этого года,
нынче скрыто за валом снегов.
И бушует, и плачет природа,
неутешной вдовою из вдов.

Не гоняйся за златом и славой
раз уж выпал счастливый билет:
погуляй по Руси златоглавой,
погляди,
           вправду ль бел
                               белый свет.

2000-2013




URBI ET ORBI


1.

Тайга на Басандайке
и Нежеголь весной:
событий парность в марте
случается со мной.
Потом – разрыв в столетье,
и десять чёрных лет...
Сограждане, как дети,
им надобен билет
до станции такой-то,
до будущих щедрот...
Но кто-то занял койку –
и шагом от ворот...
.   .   .   .   .   .   .   .   .
Я задыхаюсь в петле
Москвы-реки весь год...
Но скоро праздник светлый,
и первый снег идёт.


2.

Павшим слава, а живым слова
да осенние цветы.
И стоит невестою Москва,
вознеся кресты
вдоль всего Садового кольца,
по лучам дорог...
Вдовий плат надет после венца –
не в черёд, не в срок...

И упали лютые снега
в скорбный, горький час
на штормящий Баренц, на луга,
Петербуржский Спас.


3.

Испытанье новое для любви,
но всегда не превыше сил.
Я вхожу в Твой Храм-на-Крови
и молю за тех,
                    кто любил,
за страдальцев вечных,
кого недуг
             пригибает к земле,
и за тех,
            кто Путь Млечный
не видит во мгле
и сегодня утром
                      не вернётся домой,
и за светлый,
                  дивный,
                          Белый город мой.

2000-2010




*  *  *

               И. Чернухину

В эту реку дважды не войти,
не осилить долгого пути…

В реку, что вступили мы однажды,
умирая у реки от жажды,–
и хлебнули всякого с лихвой –
упокой нам душу, упокой…

Разбрелись по миру, разлетелись…
А леса листвою приоделись,
и гроза уходит стороной.
Снова призрак мчится вороной…

И приюта нет поэтам нищим.    
Только ветер, только ветер свищет…

2013




*  *  *

             Т. Олейниковой

Тоска по родственной душе –
тоска по дому.
Совсем борцовское туше:
сдаюсь любому.
Любой – высок, и всякий – свят,
и путь навеки не заклят...
Но кто же рад?
Любой заведомо любим,
и светлый дух неистребим...
Желаний дым
ведёт по жизни.
                     И, спеша,
всё не насытится душа...
Поверх глядим.
И разве кто-то виноват,
что в землю мой упёрся взгляд,
минуя высь?
Что дух, мятущийся во мне,
как узник в собственной тюрьме,
как свет во тьме,
всё ищет выхода?
                           Тупик
для тех, кто сердцем не проник
вовнутрь пелён.
Биенье пульса родника,
и пенье птиц издалека:
мир исцелён.
Единство ветра и цветка,
в ночи свеченье светляка –
исток, истома...
Тоска по дому – сквозь века...
Но пишет правая рука:
я снова дома.

1999-2010




*  *  *

Вьюгой провожает родина
под колёсный перестук,
И всё строже и отчётливей
вырастает из разлук.
Над дорогою, что пройдена,
что теряется вдали,
стелются снега заботливо,
не смолкают журавли.
То, что было мной намечено,
не исполнилось, увы.
Я уже сегодня вечером
выйду в редкий дождь Москвы.
И припомню на мгновение:
встречным поездом пронзён
берег, тропами изрезанный,
в речке смутно отражён –
промелькнёт.
                 И в отдалении
снова рельсов острый блеск,
Да немыслимый, берёзовый,
снегом занесённый лес.

1978-2007




*  *  *

Река ль течёт спокойно и лениво,
Луна ли выглянет,
                        чуть освещая путь, –
Я через миг ещё смогу вернуть
На берега плакучий образ ивы.
Куда ты, память,
                       после уведёшь
Дрогой этой, что легла от дома?
Над головою туча копит дождь,
За лесом бродит
                      дальний отзвук грома.
В тени деревьев щёлкает скворец,
Две ветви над дорогою склонились.
И кажется,
                начало и конец
Всего, что есть,
                  во мне соединились.
А лес стоит, как будущие дети,
Всех наших предков
                             движимая рать –
дано лишь миг
                     всё знать о целом свете,
И вечность,
               чтоб осколки собирать.

1981-2005




*  *  *

Что ты плачешь, родина,
над могилой прошлого,
что ты ищешь, родина,
в избушке лубяной?
Много было скверного,
много и хорошего.
Заморожен ужас твой
в призме ледяной.
Над твоей осокою
ветер дымный стелется,
над твоею просекой –
журавлиный плач.
Наши страсти грешные
жерновами смелются –
на слезах замешан был
свадебный калач.

2007-2010




*  *  *

На войне, как на войне –
всё привычное вполне.
Это даже тело знает:
ежедневно умирает.
Дело, в общем-то, в цене,
что теперь заплатим все мы
за всемирные проблемы,
даже, может быть, вдвойне.

Мало были в детстве биты,
но теперь со всеми квиты,
и умеем умирать –
не в солдатики играть.
Только тих и нем убитый...
На войне, как на войне –
тело грешное в цене,
и сердца для пуль открыты.

2001-2015




*  *  *

О Господи, Боже,
                       всемилостив, блáгий,
отринул меня от пера и бумаги.

Вот выйду из дома:
задумчивый ветер
                         позёмкой играет…
Вот петь начинаю,
                         и песня знакома,
но слов я не знаю.

Но дай ещё раз мне вдохнуть этот ветер,
губами снежинки ловить на рассвете.

Мне трудно дышать.
                          И всё в мире знакомо.
Я в дом возвращаюсь, но здесь я не дома.

Иду – ниоткуда, иду – никуда,
вместишь ли ты, сердце, что знало всегда?

2006




*  *  *

Судили-рядили, да и осудили,
а вихрю во мне тесно.
Тогда же кровавые жилы лудили,
творили замес – тесто.

Ох, Божия плата, земная расплата,
цветущей лозы зренье:
неистовым соком сквозь сердце,
                                                 стократно
ожогом с небес – в тленье.

Живая брожу, но живым неподвластны
звучащие краски неба…
О, зоркая Гера и юная Геба,
как вы безучастны.

2005




*  *  *

Даждьбог, прошу, не забывай
о Савне легкокрылой,
и к берегам летейских вод
не приводи меня.
И напои весь божий мир
своей небесной силой,
и вновь Перуновой стрелой
пронзи остаток дня.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пусть я в ночи жила, как тать,
ты кроток был и тих.
И вот ушли отец и мать –
сижу у ног твоих.

2007




*  *  *

           В феврале, в день шестой,
           смерть царила окрест
                     М. Нострадамус. Центурии

Подруга-смерть, что восемь лет гостит,
по дому бродит лёгкими шагами,
быть может, мы расстанемся врагами –
вот метка чёрная –
                      твой аспидный нефрит.
Подруга-смерть, к тебе я охладела,
моей душой почти ты овладела,
возьми взамен измученное тело,
но только маму
                     в сон мой отпусти.
Ты видишь ясно:  я тебе не рада,
мы восемь лет под ручку ходим рядом.
Подруга-смерть, прости меня, прости,
возьми письмо,
                       зажатое в горсти.
И слёзы всех бессонниц – на ладони,
и все стихи – твои, твои, твои…
Я выбилась из жизни колеи,
теперь едва ли
                       даже чёрт догонит!
Дитя моё своим ты не зови,
ведь знаешь всё о горе и любви…

… Взгляд  сквозь – и врозь –
                               полоска льдистой стали,
молчанье, погружённое в себя…
                                       И чётки бесконечно теребя:
вот времена настали,
                              всё сошлось…

Предвижу я все боли и печали,
как Нострадамус,
                        о судьбе скорбя.

2002-2015




*  *  *

Ты сегодня не приедешь домой,
я сегодня не приеду к тебе.
                 Колокольчик на двери прозвенел:
                 беден, беден, и жил как умел…
Ах, какие повороты в судьбе:
бедный мой…

Одиночества отмечен перстом,
одинокий странник меж звёзд.
Жизнь не всех выпрямляет потом
в полный рост.
                Колокольчик на двери прозвенел:
                беден, беден, и не поумнел…

Никогда ты не вернёшься домой,
бедный мой.

2003




ЧЁРНЫЙ СНЕГ

               Моему отцу

1.

Всё кончилось.
Забудь вину, не помни —
сошлись на боль,
что расправляет крылья.
Сошлись на бездну,
что легла у сердца.
Сошлись на мир,
что сузился до точки…
И длится день,
и сам себя сжигает.
Жизнь кончилась
для тех, кто жил когда-то.
Смерть умерла.
И лилия прекрасна.
Снег слёз твоих
земли уже коснулся.
И как мне дальше жить,
я – умерла
в тот день и час,
когда тебя не стало?


2.

Не оплакала, глаз не закрыла —
мало любила.
Сердце сжигает январская стужа —
стал вдруг не нужен.
Слышу, хоть слух замыкаю руками,
вижу сквозь плотно закрытые веки:
Каин и Авель, Авель и Каин —
братья навеки.
Господи: стужа и крест, и могила —
мало любила!
Разум, вместивший всю жизнь,
                                              бесконечность —
выбрал он вечность.
Господи, как за него я молила —
мало любила…


3.

Ослепительно чёрный снег,
бесконечного леса край.
Остановлен созвездий бег…
Ты на дудочке мне сыграй.
Успокой ты ветров разбой,
усмири колокольцев звон.
Пой, как трубы поют вдогон,
пой, как в скалах поёт прибой.
Никакого согласья нет,
в гласных звуках встаёт разброд.
Пой, как яростно бьётся свет,
разбиваясь о лёд…

А устанешь играть и петь,
сморит сон, и ты ляжешь спать —
научи меня плакать, смерть,
и на дудке твоей играть.

2004




*  *  *

Чёрным светом ослепило,
белым снегом обожгло.
Никого не зацепило
сизой ласточки крыло.

Нить уходит под стропила,
вьётся там веретено.  
Жизнь все ниточки скрутила –
будет судеб полотно.

Свет струится сквозь окно.
Ткут шинельное сукно.

Травы никнут на кургане –
видно копит злобу зло.
Даль, укрытую в тумане,
чертит ласточки крыло.

Баю-баю, спи мой милый.
Бродит красное вино.
Потеплей тебя укрыла.
Не смотри сейчас в окно…

Полночь силы истощила…
Баю-баю, всё прошло.
Никого не зацепило
сизой ласточки крыло.

2010-2015




*  *  *

           Музыка, музыка, музыка, мука –
           Древняя тайна рождения звука…
                                  Л. Миллер

Победно отыграл оркестр,
мелодии ещё витают –
на тонких скрипочках окрест
в траве кузнечики играют.

Гармония природных струн,
симфония небесных звуков –
звучанье Иггдрасильских рун,
любви вселенская наука…

Остаться вовсе без рубля,
покинуть нищую державу…

От ноты РЕ до ноты ЛЯ —
до РЕ-волюции Зем-ЛЯ
звучала в полную октаву.

И всё ж кузнечиков хорал
исполнен таинства и смысла.
Оркестр мелодию сыграл —
и снова пауза повисла…

2011


РАХМАНИНОВ. СИМФОНИЯ № 2

1.

Где столько век нашел
                             чудовищных плавилен:
уродуя, калеча, безумием грозя?
А голос разума лекарством обессилен:
и невозможно жить, и умереть нельзя.

Фагот звучит как раненая птица…    
Пусть боль прервёт твой долгий сон, душа.
История не может повториться?…
Сталь чёрной лавой льётся из ковша.

Тоску и скорбь вместить попробуй разом:
быстрей — по кругу — вырвись на простор…
Кларнет и туба (снова стонет разум) —
Аллегро Модерато (ми минор)…

А ужас вновь свои крыла расправил.
И раскалённый жар исходит из печи…
Геракл (ты помнишь?) гидру обезглавил.
Девятая глава…
                      О ней молчи, молчи…

2.

Нет, не молчи, рассказывай о том,
как радуга соединяет ткань пространства,
как умирает бирюза,
топлёным молоком туман струится,
и рвётся облако,
и молния сшивает лоскутья туч…
И музыка дождя лавиной звука
низвергнута…
И вновь звучит из бездны.
И в роще слышен наигрыш гобоя,
звон колокольцев…
Пульс живых небес.


3.

Нет, не молчи: ожог души
бинтами разума не излечить.
                                      Возможно,
закаты так багровы и тревожны,
что эту боль ничем не заглушить…

Дождь милосерден — и к корням,
                                                и к травам…
Волна виолончели вслед литаврам —
симфония вторая (ми минор) —
тромбон басовый, скрипок стройный хор…

Звучание Вселенной нарастает…
И медленно, как солнце, угасает.


4.

Душа умолкла, звуки улетели
на целый век (всего на две недели).

В безмолвии листай страницы книги,
мучительно носи свои вериги…

Не береги себя, прими покорно
призывы флейт и пение валторны.

Лучи звучат — натянуты как струны.
Гармония — последний дар фортуны.

Ликуй, душа, хотя бы в этот вечер…
И не гаси: лампаду,
                                звёзды,
                                            свечи…

2015





ПОЁТ ПЕСОК

Поёт песок, течёт песок —
труд жерновов земли.
Тысячелетий плоть и сок
мели песок, мели…  

И восходящий воздух сух,
и марево — вдали.
Столетий тлен и смрадный дух
мели песок, мели…

Цивилизаций древних свет
сокрыл песок от глаз.

Но караван идёт след в след
к оазису сейчас.

2011




*  *  *

Я одна во Вселенной, как перст,
даже звуки небесные смолкли.
Тишина оглушительна…
                                 Бродят окрест
то ли оборотни, то ли волки.

Как ещё этот страх передать?
Нас  Земля отвергает как семя
непроросшее.
                   Кончилось время
щи капустные лаптем хлебать.

Мы — нахлебники, иго и бремя…
Непутёвое, грешное племя —
потому нас сметают, как сор…
Камни собраны.  
                     Прост приговор…

2013




*  *  *

И друг мой — страх, и враг мой — страх.
Живу с молитвой на устах.
Барак карболкою пропах….
Не видно впереди ни зги.
Но злобный лай велит: беги!
Прости, помилуй, помоги…

И страх — мой друг, и страх — мой враг.
Бегу лесочком за овраг…
Рождённый снова: сир и наг.
И страх — мой враг, и страх — мой друг.
Бегу на волю через луг…
Но мрак сгущается вокруг.

Весь мир оглох, стал нем и слеп.
Больной убог, смешон, нелеп.
Мы землю превратили в склеп.
От мёртвых ждём любых вестей.
Калеки пестуют детей.

Попробуй — вырвись из когтей,
что держат душу много лет…

Алеет край небес в ответ.
Я жду: когда же  вспыхнет свет.

2015



Я НА РОДИНУ НЕ ВЕРНУСЬ УЖЕ


1.

Я на родину не вернусь уже
ни на поезде, ни во гробе.
На четырнадцатом живу этаже —
в городской ненасытной утробе.

Ах, какая даль, ах, какая высь!
… А в сугробах увязли кедры…
Больше не зови. Больше мне не снись.
Не сули жизни вольной, щедрой.

… А в моём дому́ только ветра звон,
и метель обивает пороги…
Не вернусь уже — разве только сон
довезёт на небесной пироге.

У алтайских гор, у Томи в тайге
память долгая… А в столице
небеса тесны степной пустельге,
прилетают лишь стрижи и синицы.

Я чужая — здесь. И чужая — там.
Вся родня: облака и птицы!
Я чужая всем:
                    всем дождям, ветрам…
Только книг шелестят страницы…


2.

Когда уйду, не плачьте обо мне.
Давно уже живу, едва земли касаясь,
всем легкокрылым ласточкам на зависть.
И слышу музыку в звенящей тишине.

И не печальтесь вовсе обо мне:
вот облака проявлены в окне —
вселенских хлябей призрачная дымка.
Живу на свете словно невидимка.

Не свысока гляжу, а с высоты:
сияет радуга, в песке играют дети,
деревьев кроны клонит тёплый ветер —
вот вечности знакомые черты.

Не свысока, а с высоты гляжу:
земля внизу подобна миражу,
вечерний свет уже почти истаял…
Живу давно. В грядущее врастая.

2014





Виталий Волобуев, 2015, подготовка текста