Главная // Книжная полка

МАКСИМ БЕССОНОВ

ОБРОНЁННЫЕ СЛОВА


*  *  *


словно бы радость на тросе
тянешь в смятенье и мрак.
между акриловых сосен
спит вопросительный знак
речки. и сердце — не ропщет.
спи, беспокоиться — мне.
лес — облысевший и тощий.
небо — в закатном огне;

лес — блиндажи и окопы.
небо — и галочки птиц.
кто ты сегодня и что ты?
кто-то и что-то, но цыц!

вот просыпается речка,
сосны гудят на ветру.
словно мгновение — вечно.
словно и я не умру.



*  *  *


так и будем молчать и смотреть в потолок —
я о праздном, а ты — о своём?
время года — листва, и протиснуться смог
лучик солнца в оконный проём;

это вера, надежда и что там ещё?
я не знаю и знать не хочу.
знаю только одно: плачешь — будешь прощён,
даже если я сам не прощу;

это кукла безрукая с небом в глазах,
паровозик с верёвочкой плюс —
сказка всё — наяву — и реальное — в снах
и когда я домой тороплюсь;

это, в принципе, наш персональный маршрут,
одинокая тень фонаря.
только ангелы в небе и Бог не умрут.
будем жить. никого не коря.



*  *  *


всё дело в том, что мы несимметричны,
душа моя. люблю тебя. засим —
что отличает анекдот от притчи?
так вот и я об этом. помолчим.

всё дело в том, что мы эгоцентричны,
душа моя. люблю себя. засим,
ведь не тебя — меня берут с поличным,
включая свет и видя, как мы спим:

всё дело в том, что мы амбивалентны,
душа моя. гневлю тебя, засим
в лесу лежат два дерева валетом —
без слёз не глянешь. лучше — помолчим.

всё дело в том, что дело в шляпе. души
на то и души, чтобы навсегда.
судьба развяжет руки, даст беруши,
как из брандспойта всю любовь потушит,
заставит улыбаться, бить баклуши.
стишки писать при этом иногда.



*  *  *


по стенке размажу. сотру в порошок.
развею и брошу им вслед
тебя, не раскрывшийся за ночь стишок,
тебя, ослепительный свет.

тебя, приоконную горе-звезду,
я тоже развею потом.
и двери захлопну. и дрогнут в саду
деревья с разинутым ртом.

и весело скажешь себе — «ни черта»,
а что «ни черта» — не поймёшь.
за крайностью крайность. за болью — черта,
которую ты перейдёшь.



*  *  *

куда всё это делось. цвет и звук.
полёт нормальный. прошлое, приём!
я выбираю третье зло из двух.
так и живём. так и живём — вдвоём.

деревья на ветру шумят и гнутся,
и небо упирается мне в лоб.
и так порой тревожно здесь и гнусно,
что я смеюсь над будущим. назло.

как будто. как бы. весело. смешно мне.
в ночь погляди — и ты увидишь свет.
ты не забыл мой телефонный номер?
ты не забыл, что нас на свете нет?

литература, мать твою. искусство.
амбиции. в конце концов судьба.
пуд соли и собаку съел — невкусно.
и всё же небо мечется у лба.

и что теперь? кому какое дело?
у прошлого правдивые черты.
своя рубаха — знаю — ближе к телу.
я пожалел сто раз.
а умер ты.



*  *  *

и всё бы так и всех бы так,
как говорится, жизнь накрыла.
блажен юродивый, дурак.
смешны опущенные крылья.

противна смерть. и на миру
она тщедушна и субтильна.
когда я понял, что умру,
об этом пожалел несильно:

кружится, вертится земля
и мы — по кругу — в этом круге.
всё просто, если всё, что — для
существования друг в друге.

а что касается весны,
которая не за горами, —
она — граница тишины.
между мирами.



*  *  *

схватил меня и держит чемодан.
рюкзак повис ленивцем на спине.
случится очутиться на войне —
единственную жизнь свою отдам.

но что война? — я тоже рядовой,
пехота, дезертир и самострел.
куда бы я вокруг ни посмотрел:
мне попрощаться хочется с тобой.

но что прощаться? мы и так простим.
в глаза посмотрим, за руку пройдём.
я обернусь на твой уютный дом,
и мы одновременно загрустим.

но что грустить? я вышел и пошёл.
тень от столба пересекает путь.
махну рукой. окну. и будет пусть
все у тебя предельно хорошо.

и да простит мне воин и солдат
сравнение нелепое моё.
а ночь поёт прозрачным соловьём,
и дальний лес угрюм и бородат.



*  *  *

погода — мразь. в душе спокоен, как,
как если бы сейчас я ждал цунами.
как будто жду его уже века.
но жизнь благоволит, любуясь нами.

смакуя слово, так его и так,
я, в пятый раз произнеся «секвойя»,
увидел двор, сарай, а в нём — верстак.
и дверь в сарай выскрипывает: двое.

откуда знал ты в той пустой глуши
вот это слово, дерево такое?
и говорил мне: ты пиши, пиши.
я записал. запомнил. да: секвойя.

и было интересней, чем про дуб,
тем более, про липу и осину.
нас двое было. дверь скрипела: дубль.
и ты мне говорил, как сыну сына.

и дождь хлестал по крыше. по стеклу.
заканчивалось лето. этот дворик
с сараем я запомнил, полумглу
и дверь, что повторяла: двое, двое.



*  *  *

длинные-длинные дни, как очередь в кассу
в каком-то плохом, но с претензией супермаркете.
спасибо тебе за открытку с картиной Пикассо —
что-то знакомое есть в этом маленьком мальчике.

собственно, я не о нём, и уж точно не стал бы
лазать по дебрям — детство и прочая ностальгия.
я просидел весь июнь, будто писарем в штабе,  —
вроде, при деле, пишу, а на сердце — гиря.

длинные-длинные дни и короткие ночи.
хочется всех мне позвать — не к себе, но по имени —
что там и кто. суета и вода камень точат,
а одиночество — душу. душу мою — вот именно:

нет никого, говорю, никого, кто мне близок. и рядом
нет ничего, говорю, лишь водные знаки и числа.
и на вопрос «как дела?» отвечаю с улыбкой «так надо»  —
знаю: со мною уже ничего не случится.

сверхзвуковые дни. бесконечные ночи.
мальчик с открытки похож на меня не очень.
это совсем не письмо. не записка, тем более.
это отчет пустоты. о победе над болью.



*  *  *


нет, нет, я не об этом — я о том,
что жизнь и смерть находят компромиссы,
когда заходишь в опустевший дом
и видишь тень, застывшую над миской,
вполне миролюбивого кота.
дом, опустел, я повторюсь, но это
скупые доказательства, приметы
того, что жизнь идёт, пускай не та.

такие, брат, сегодня пироги.
за окнами монтируют опору —
да будет свет, не видно тут ни зги,
но, впрочем, сколько нужно света взору,
чтоб не застрять на полпути к своим?
и никому здесь, в общем, не предъявишь.
одно спрошу:  Ты жить меня заставишь? —
и смотрим друг на друга. и молчим.



*  *  *

             ... полусгнившую изгородь ада
            по-мальчишески перемахну.
                            Борис Рыжий

            Её бы мысли прямо к Господу в личку.
                            Даня Колегаев


забинтованы реки. отпеты поля.
или воин отпет, тот, который не воин.
в небе чёрные птицы, как будто бы для
пунктуации некой, чтоб каждый усвоил,

чтоб на небе высоком читал он судьбу:
запятая, тире, как условность — кавычки.
к небу тянется жизнь (посмотри на трубу),
к жизни тянется смерть (это к Господу в личку).

и совсем уж не стоит пенять на страну,
и на тех, кто с тобой распрощался, — не надо.
перейду. продерусь. или перемахну.
что там, рай впереди? или изгородь ада?



*  *  *


так в мартовский дождик полёт неотложки —
испуг не испуг, но сбивающий с ног.
опомнился. вот, говорю тебе, ложка
и вот тебе чашка, сынок.

вот окна, как дыры в пугающий космос,
издерганный ветром весенний пейзаж —
бери, говорю, этот год високосный
и мир забери этот наш.

иначе, случится [в такую погоду
никто не поймет по пустому лицу]:
я все эти реки, леса, даже горы
возьму — и с собой унесу.



*  *  *


ты сплюнь три раза, постучи по древу.
о Боге вспомни. вдаль перекрестись.
и, глядя в темноту, уже без гнева,
как без меня — подумай — обойтись.

и я скажу не вслед, но напоследок
о том, что время — гибкая спираль.
и что в руках твоих мой точный слепок.

что толку в том, что я на смерть спирал
всю эту болтовню на грани бреда
и жил, как все, вернее — как хотел?
и проступают, будто из-под пледа,
в тумане силуэты наших тел.



*  *  *


свет у тебя не свет — тьма у тебя не тьма.
трижды пропел петух. локти кусай. живи.
в принципе, можно так. можно и без любви.
только не забывай — это всему зима.

я у тебя в гостях. слова не подберу.
вертится слово «свет» — перебивает «тьма».
далее — как пойдёт. посох, читай, сума.
весь из себя такой честный, брутал и тру.

но на излёте дня выключи лампу — видь,
как убывает день и заползает тьма
через дверной проём; вспомни — всему зима.
трижды перекрести. нечего здесь ловить.



*  *  *


вот и ушёл февраль.
орут коты.
часто Тебе я врал,
не врал ли Ты?

в пору, когда я ждал
не знак — значок.
что там, базар-вокзал.
и невдомёк —

сколько ещё кругов
мне тут пройти,
чтобы... Ты будь здоров.
пора идти.

в осень. ан нет — в февраль.
под стать судьбе.
если кому и врал,
то не Тебе.



*  *  *

день длиннее, а жизнь короче.
не вписался и я в поворот.
в мире каждый живёт, как хочет.
только главное — пусть живёт.

чёрно-белые дни сорочьи,
свистопляска танцующих букв:
жизнь длиннее, а ночь короче.
только главное — не забудь,

как сплелись в единое строчки
и легла на глаза пелена
в объективе окна. а впрочем,
жизнь одна. всё равно — одна.



*  *  *

попытка не пытка. попутка.
поля разрезают посадки.
не трогай. не требуй поступка.
от неба — сплошные осадки.

привет вам, содом и гоморра!
по правую руку — овраги,
по левую — тень от забора
и взгляд бесприютной дворняги.

останься, — мне шепчут, — останься,
приди и, конечно, не в гости —
так пишутся новые стансы,
но губы немеют от злости:

я требовал, жаждал поступка,
метался и брызгал слюною
на мутные стёкла попутки.
и мучился чьей-то виною.



*  *  *


губы не разжимай. отдохни.
это мама склонилась над тестом.
это спрятался мальчик за текстом,
где сомненья и слёзы одни.

dear angel, по мокрой щеке,
как по вешнему льду, прямо к носу
эти слёзы с одним лишь вопросом:
«что в подростке, по сути, в щенке,

ты увидела? страсть и кровать?
или искренность, или?» — да что там,
наплевать на вчерашние счёты —
поскользнуться и всё-таки встать.

будут в мартовском небе цветы,
будет в воздухе плыть мимо кассы
мне доселе неведомый карлсон.
[сны реальны, порочны. как ты.]



*  *  *

на асфальте — вязевый санскрит.
майский жук летит по гибельштрассе.
это мир с тобою говорит
или просто очередь у кассы?

свет выходит из себя — в окно.
от простого к сложному — ab ovo.
мне бесповоротно всё равно,
где и как ты отзовёшься, слово.



*  *  *


напишу, если вспомню, о чём-то таком,
что понятно с течением лет, —
как впервые познал двухминутный тибет
на пороге на съёмном твоём.

про киношную диву, про кровь и песок,
про неведомый мне ашхабад,
про лисицу эзопову и виноград.
и ещё ни о чем — пару строк:

про открытую форточку в лютый мороз,
вообще — при погоде любой.
но не надо ни строчек, ни слов про любовь.
я ещё до неё не дорос.



*  *  *

заранее предугадал разлад.
по крайней мере, крах всему и вся.
под небом жил, как все, и даже — над —
не ведая, что можно, что нельзя.

под желторотым месяцем, пострел,
на силуэт, то круглый, то овальный,
с каким-то тайным умыслом смотрел
и видел всё действительно буквально:

струился свет и бился средь страниц,
беспомощная, тонкая, немая,
ты мне напоминала сотни лиц.
моё лицо в упор не узнавая.



*  *  *

в непосредственной близости от
мест, где явно никто не спасёт,
потому что не нужно спасать
тех, кому всё равно умирать,
будь ты праведник, грешник, судья —
оглянулся кругом — всюду я.

в непосредственной близости — ад.
жизнь не сахар и не мармелад.
это что-то, что можно прочесть,
не талдыча про долг и про честь,
где, идя, ненавидя, любя,
вызываю огонь на себя.



*  *  *

I.

куда девалась радость удивленья?
куда исчезла тяжесть расставанья?
как будто я живу в глухом селенье,
не знающий родства беспечный ваня.

рифмую жизнь. и то, что было раньше
как семечко во рту, таким огромным
покажется, мучительным и страшным,
когда застыну у пустого дома.

но свято место пусто не бывает.
и мальчик-переросток это знает.

II.

люблю стихи. за слёзы и туман.
за невозможность говорить по делу.
за беспросветность. за любой изъян.
за то, что жизнь, превозмогая тело,
летит вперёд.

мы пишем жизнь, как пишут черновик,
сырую партитуру: lento, presto.
летит с обрыва в небо грузовик,
и человек ныряет в землю с места.
а век идёт.



*  *  *


последняя строка сильней вчерашней.
вчерашняя сильней позавчерашней.
так думает поэт.
по сердцу рашпиль.
поэтому и пишет, как в бою —
ни времени, ни пули не жалея.
его убьют, конечно же, убьют.
и будет он лежать, щекой алея,
как будто от пощёчины какой.
и всё же чистый, как вот та аллея,
что за дорогой, ветви оголив,
тихонечко под снегом застывает.

поэт по большей части
смертью жив,
но и о жизни он не забывает.
а жизнь? что — жизнь?
в ней всякое бывает.



*  *  *

это пудель или шарпей?
[телефон мне сказал: «до свидания!»]
только больше, мой мальчик, не пей,
потому что среда обитания —
ты ж учил биологию, лох, —
это только среда обитания.
если есть он, вселенский подвох,
не в пробелах ли он воспитания?

так и стой, так и стой под окном,
и без разницы, с той стороны ли.
только помни всегда об одном:
нас не будет, но — главное — были.



*  *  *

посмотрю на себя: я никто и ничто.
я действительно жил и живу, как дорога.
палец в рот не клади, дай руками потрогать
счастье жить и любить. и спасибо за то,

что живу и люблю, воскресаю с утра,
крепкий кофе варю, на судьбу невзирая,
говорю себе: жизнь — филиалишко рая.
что мне смерть, говорю, я ведь умер вчера.

где слова, будто звенья единой цепи,
память — это любовь. и пускай на задворках
филиала стоят, напевая негромко
два архангела: «спи, мой малыш, крепко спи».



*  *  *


не спрашивайте, где, не спрашивайте, как,
тем более, зачем, когда и почему.
но милости прошу — в мой белоснежный мрак.
а там, того гляди, я сам себя пойму.

на том и порешим. на том, что я вас жду.
и выслушаю всех, и вспомню адреса.
с той стороны окна — синица — на посту.
с той стороны судьбы — любовь и чудеса.

а окна, окна — в сад, точнее — в огород,
где яблоня в снегу, как нищенка, стоит.
я страсти не прошу. совсем наоборот —
чем-чем, а ею я по горло нынче сыт;

от собственной любви, от этой тишины,
от времени, от снов, от снега — словно пьян.
так милости прошу. в мои живые сны,
где незаметен стыд, тем более — изъян.



*  *  *

но в гулкой тишине случались голоса
соседей за стеной. и тихий стук шагов
в подъезде говорил, что улица пуста.
ты спросишь: «что потом?». а я не знаю сам.
хотелось бы пожить чуть-чуть, без дураков.
а что не задалось — так это неспроста.

на то есть сто причин, и плюс ещё одна,
как будто жизнь прошла, но что-то не даёт
сказать об этом вслух и рубануть с плеча.
так подбирают корм немые рты со дна
и ничего не ждут, как ничего не ждёт
и всё-таки растёт
печаль.



*  *  *


она была доступна, как «уже».
стихи её не трогали нисколько.
в припадках ревности я гнал её взашей.
и плакал. и смеялся вслед. а толку?

стояли дни, как говорится, швах.
то дождь, то снег, а то и вперемешку.
темно и сыро было за окном.
и только ложь мне виделась в словах.
и будто кто-то вёл за мною слежку.
мне было так хреново, что потом,
на третий день я вышел покурить
и не узнал знакомые трущобы,
её окно на пятом этаже
закрыто было. надо как-то жить.
и мне хотелось жить, мой друг. ещё бы!
она было доступна, как «уже»...



*  *  *

мотылёк-суицидник осыпался в пыль.
сколько снега кругом! это счастье такое,
что становится страшно. я тоже любил.
и держался за мир белой тонкой рукою.

обернись: за тобой целый мир, но не тот:
там тебя берегли и любили за что-то.
и вперёд посмотри, но и это пройдёт.
сколько счастья кругом! сколько снега! да что там, —

целый мир, говорю, у тебя за спиной!
снег ложится и свет на лицо и ресницы.
улыбнись. я сегодня и дальше — с тобой.
сколько счастья кругом! и во сне не приснится.



*  *  *

зимняя дорога. мальчики без Бога.
девочки по следу мимо держат путь.
ничего не бойся. подожди немного.
свет в окошке видишь? должен кто-нибудь
дверь открыть, иначе — для чего всё это:
мысли о хорошем, мысли о тебе,
зимняя дорога, эта лунность света?
ничего не бойся. тёплый свет в избе —
это только вера в то, что будет лучше.
подожди немного. подожди чуть-чуть.
снег смешной и белый, и мороз колючий.
подожди немного. должен кто-нибудь...



ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

Борис Поплавский, Слуцкий, Рыжий —
никто не умер и не выжил.
по-разному. о разном. о живом.
смерть у окна, за дверью, под столом.

не выходи сегодня на балкон,
там небо крутит пальцем у виска;
там человек, в конце концов закон.
и цель вполне реальна и близка.

признайся в том, что ты совсем не прав, —
пиши чистосердечное письмо.
того гляди, оно себя само
напишет и подпишется: 'М. Прах'.



*  *  *


четвёртой стрелкой тень ползёт по циферблату.
я многого не знал, но многое любил.
жизнь выдали за так, а вот судьбу — по блату.
стакан поймал осу, выходит — утопил.

вот так подумать: жизнь — нигде и ниоткуда.
не страшно умирать, страшнее — умереть.
любовь, а может быть, осенняя простуда.
и выдыхает день. и загоняет в клеть.

и ничего уже не сбудется, как прежде:
подумал перед сном — и снится рай земной,
но юность и любовь оправданы надеждой —
не здесь, так, может, там мы встретимся с тобой.



*  *  *

твои слова воздушны и легки.
мои — тяжеловесны и упрямы.
сентябрь прилип к лицу оконной рамы.
как стул, качнувшись, выбить — из строки
вот эту дурь про беспросветный сплин.
закрыв глаза, я вижу эту строчку —
болтается в холодной одиночке:
она одна, и я совсем один.

и нечего добавить тут, мой свет.
я счастлив, потому что счастья нет.



*  *  *

кора, корец, ковчег, кольчуга.
дорога к небу. прикоснусь.
вот так и мы с тобой друг друга,
не видя, шепчем наизусть.

не видя, повторюсь, не зная
не то чтоб толком — просто — не.
ты не чужая мне — другая.
хватает этого вполне.

достаточно, увижу если,
хоть я тебе — не ко двору,
пусть на сосне на той повесят,
когда забуду и совру.

[из леса вышел ветер в поле,
упал в овраге и затих].
всю. навсегда. тебя. запомню.
тебя, не этих нас двоих.



*  *  *

и тут же пойман был на слове.
и тишина. и тишина.
тетрадь и ручка наготове.
и жизнь, которая одна.

в какой-то нехорошей дрёме,
в полутенях, в полубреду,
один, в многоквартирном доме,
вздохну и дух переведу.

и отвернусь к стене, и вспомню
подобный, в общем-то, тупик.
один в один, пожалуй, кроме
того, что здесь он сам возник.

и жизнь растянется на годы.
и смерть пока повременит.
и я — случайный и негордый —
мишень, рассвет, закат, магнит.

условно всё [глаза закрою]
и относительно, как «да».
боюсь быть пойманным на слове.
на гордом слове «никогда».



*  *  *

пусть шёпот вторит звукоряду
ночного города, смотри:
ты удивляешься, что рядом,
я удивляюсь, что внутри.

поэтому смотри и слушай
не шёпот — этот звукоряд.
из-под земли он явно глуше,
когда огни вокруг горят.

поэтому смотри и бойся,
ты бойся, видя, но смотри.
я отдал всё. а надо больше.
давай сначала: раз, два, три.



*  *  *


три неба на двоих. случается легко.
так падает земля, уходит из-под ног,
так буквы и слова — в один растущий ком.
и кажется — легко. а вынести не смог.

куда мне деть себя? за дверью — три пути.
за окнами весна. и солнце бьёт под дых.
прости меня за всё. за всё меня прости.
в итоге — всё равно — три неба — на двоих.



*  *  *

я точно так же выглядел нелепо.
пушок под носом. в голосе металл.
и жил, любя от лета и до лета.
в кровать ложась, о чём-то там мечтал.

не всё сбылось. и сбудется едва ли.
печаль моя земная и вполне
легко перекрывается словами.
да будет так. прощаю. но и мне

простите. до последнего заката,
до буквы, отлетевшей от зубов,
я буду верить, верить, как когда-то,
в то, что мы всё прощаем за любовь.

такое отзвеневшее словечко.
такое слово, что сказать боюсь
в одном ряду с наречием навечно.
жизнь объясняла. я мотал на ус.

я пристальней всмотрюсь во мрак и воду, —
но не схватить. ну чем я не тантал?
как нелегко на каторге свободы.
а так хотел. а так о ней мечтал.



*  *  *

какая бесконечность? побойся, не смеши.
я трижды умирал, смогу ли и в четвёртый?
я просто человек. без сердца и души.
холодный, словно тень. беспомощный, как свёрток

в руках отца. а впрочем, тут ни к чему роддом.
и про осенний день и вообще про детство.
мне, видимо, приснится когда-нибудь потом
всё это неземное. [я без души и сердца].

я знаю, что мне делать. пусть не хватает слов
в аду чистосердечном, где память прячет лица,
где псы бегут от зайцев, а лани гонят львов.
и всё, что происходит, — повторится.



*  *  *

               Когда ты — Бог, Апостолы с тобой.
                                    Гертруда Рихтер

когда ты — бог, апостолы с тобой.
споткнись на запятой, а на вопросе
повесь звезду — качай её и пой —
не колыбельную, но что-нибудь про осень.

когда ты — ад, то черти тут как тут.
я комнаты прибрал. жду подселенья.
до неба жизни наши прорастут.

когда ты — бог, когда ты — искупленье,
когда звезду качаешь, как дитя,
когда тире — тебя — в ней — продолженье,
а двоеточия, как дыры, здесь свистят, —
я — человек. и сделай одолженье —
в конце строки присядь и осмотрись:
как ничего нам не было понятно,
так и не знаем, что такое жизнь.
пробелы в памяти — белеющие пятна.



*  *  *


не потому что — вопреки. и воле божьей и рассудку.
вглядеться в зеркало реки. и не узнать себя. и в сумке
нащупать ручку и блокнот, и улыбнуться через силу,
не отрываясь от забот о том, что было, было, было.

кругом зима, зима кругом и недоверчивые птицы.
и ни души. и снег со льдом. и друг, с которым не простился
как водится — в холодный лоб. кругом — сплошное чувство долга.
иди, иди через сугроб. рукой подать. уже недолго:
огни мерцают. ночь не ждёт. уснёшь в снегу — и не разбудят.
не отрываясь от забот о том, что будет, будет, будет.



*  *  *

а было или не было — вопрос.
а было или не было — вопрос.
я, стоя на земле двумя ногами,
тянулся к небу — головой пророс.
и, крест мне в ноги, небо помогало.

стихотворенье, напиши меня:
высокий рост, шатен, одет по моде.
душа молчит, в тревоге семеня
по комнате в чужом и тихом доме.

стихотворенье, напиши меня.
возьми судьбу мою на послушанье.
она и так послушна и нема.
и приглядись: со всех сторон — случайна.

так вот. вот так. так вот или вот так?
смерть подошла. ушла. до скорой встречи.
тянулся к небу — и упал в закат.
и, крест вам в ноги, больше крыть мне нечем.



*  *  *

я ничего не жду. я никому не верю.
не ровен час умру, но не о том сейчас.
стоишь ли у окна, гуляешь ли по скверу, —
подумай обо мне, а вовсе не о нас.

подумай о себе. куда бы ты ни делась,
куда бы ни ушла (и с кем бы), даже у…
и пусть тебе о том и знать бы не хотелось —
я думаю тебя на долгом на ветру.

я долго так могу, пускай не бесконечно.
всему предел, но знай, что я…, ты, в общем, знай —
я думаю тебя, как думают о вечном.
подумай только раз меня — не вспоминай.

не слушай обо мне. всё около. всё слухи.
мол, он стоял и ждал не у — в самом окне.
подумай обо мне с той стороны разлуки.
на долгом на ветру
подумай обо мне.



*  *  *


вот тишина.
вот кофе, сигареты.
и никого, кто это б всё нарушил,
кто бы нарушил мир свободы этот —
твой внутренний мирок
и тот — наружный.

пиши туда, откуда не ответят.
пиши всю ночь, хоть сутки, хоть неделю.
окупятся ли кофе, сигареты?
и обойдут ли стороной метели?

нет, не окупятся.
по горло заметает.
но чаще пульс, в ушах сердцебиенье.
нет ничего.
нет никого.
есть — тайна —
как обнажённая любовь — стихотворенье.



*  *  *

но не ронять, а собирать слова.
они и так — одна сплошная каша,
которую вмещает голова.
тут что-то есть от сна и аффинажа.

когда мне снится точка с запятой
а между — лишь события, предметы —
встаю с любой ноги, а под пятой
я чувствую давление планеты.

конкретней — пола. пафос оправдать
совсем несложно, если постараться.
и никому ненужным можно стать.
и ничему совсем не удивляться.


2016

Публикуется по авторской рукописи

На страницу автора


Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016