Главная

ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ

ЛИНИЯ

Рассказ

Выбирали нового председателя. Вина старого была, по мнению колхозников, небольшая — он оставил жену с двумя детьми и «спутался» с другой — с кем не бывает. Но райком решил председателя сменить, даже несмотря на то, что весенний сев в разгаре, — жена, по слухам, пообещала обратиться выше.

Двое немолодых колхозников, видя, что собрание вовремя не начнётся, поскольку не было ещё и половины людей, решили пойти в буфет «пропустить» по паре кружек пива. Присели за столик, только что освободившийся и, слово за слово, разговорились.

— Не время нового председателя нам ставить, не по-хозяйски. Ну, отсеялись бы... А то людей посрывали с работы, а зачем? И без нас бы выбрали, раз уж приспичило, — говорил один.
— Нет, Иван Павлович, — пытался разубедить его другой, — у нас колхоз, а не производство, положено выбирать. Колхозная демократия — слыхал?
— Ты, Петрович, как маленький. У нас одна демократия — кого пришлют, того и...

Иван Павлович не закончил — подошла уборщица, немолодая женщина с озабоченным лицом, и стала выметать из-под столика рассыпанные по полу опилки. Мужики молча пили — будто их застали за чем-то преступным. Разговор так и не продолжился.

По дороге в клуб, где и должно было проходить собрание, Иван Павлович всё же попытался закончить свою мысль, но не нашёл с чего начать и только сказал:

— Без хозяина земле никак нельзя. Земля хозяина любит. На одних тракторах не выедешь. Руки надо приложить, да попереживать. Земля как баба — без мужика не родит.
— Это ты верно сказал, — подтвердил Петрович. — Да кому хозяин-то нынче нужен. Главное — указания выполнять. Сделал, как сказали, хорош, а поперёк пошел — и до свиданья.
— Наш вот и поперёк не шёл, а выгоняют.
— А ты-то почём знаешь? Думаешь из-за бабы снимают? Тут дело нечисто... Со своим начальством, видно, не поладил.

В небольшом зале было людно. Иван Павлович и его приятель с трудом протиснулись на задний ряд и приготовились слушать. Всё шло, как обычно: избрали президиум, объявили повестку дня.

— Ты гляди, — заметил Иван Павлович, — по весеннему севу вроде собрание. А как же председатель?
— Это для отвода глаз, не собирать же собрание из-за одного председателя? — Петрович слегка удивился наивности старого.
— А зачем же голову морочить? — возмутился всерьёз Иван Павлович.
— Сам ты морочишь, — хотел обидеться Петрович, но на них зацыкали.

В президиуме, кроме секретаря райкома, сидел незнакомый человек. Все поняли, что это новый председатель, и рассматривали его так, как хозяин оценивает только что купленную лошадь.

Собрание тянулось своим чередом, люди читали, пытались лучше рассмотреть нового председателя, обсуждали вопросы и вовсе далёкие от дела. Ждали того основного, ради чего собрались посреди посевной.

Наконец перешли к следующему вопросу повестки дня. Встал секретарь райкома. Зал притих. Секретарь говорил недолго. Он рассказал всем уже известную историю и предложил освободить председателя. Послышались голоса: «Оставить», «Зачем снимать?», «Хоть бы отсеялись». Парторг постучал карандашом по столу. Проголосовали. Поднялось несколько рук, столько же примерно «против». Парторг сказал: «Единогласно».

Секретарь райкома снова стал говорить. Он рассказал о новом председателе, о его заслугах на прошлой работе и предложил избрать его главой колхоза. Снова зашумели: «Мельникова давай, он наш», «Сколько можно чужих?» Секретарь райкома коротко ответил: «Мельников уже был». «Кривчикова» — шумел зал. Встал парторг. «Товарищи, у Кривчикова нет образования, да и возраст не тот». «Своего хотим» — не унимался зал.

Тогда снова встал секретарь райкома. «Товарищи, — сказал он, — я понимаю, что есть колхозная демократия, это всё хорошо, всё правильно. Но у нас есть линия. Линия!» — повторил он с нажимом и поднял палец. Шум прекратился. Проголосовали «единогласно». Дали слово новому председателю.

— Петрович, сомневаюсь я в председателе, — зашептал Иван Павлович, — он же говорить не умеет.
— Подожди ты судить, по разговору не поймёшь. Может он хозяин хороший,— отвечал Петрович, сам, похоже, находясь в таком же сомнении.
— Променяли шило на мыло, — не унимался старый. — Так тот хоть представительный был, на председателя похож, а этот? Баба рязанская.
— Будет тебе хаять, не нравится, зачем голосовал?
— А я и не голосовал вовсе.
— Докажи теперь.
На них опять зашумели и спор их прервался.

Собрание незаметно кончилось и приятели вышли наружу.

— Петрович, скажи ты мне, про какую это «линию» секретарь говорил? — неожиданно спросил Иван Павлович.
— Одна у нас линия, — чтоб не кто попало начальником был, — ответил вполголоса, наклонясь к уху старого, Петрович.

И уже громко закончил:
— А то анархия будет.
— Так это у них, выходит, линия, а не у нас?

Иван Павлович задумался. Петрович промолчал.

— А у нас с тобой своя линия, — продолжал старый, — спину гнуть, копейку зарабатывать. Чтоб начальству было чем платить. Так выходит? — спросил он, повернувшись к Петровичу.

Тот сделал вид, что не расслышал, отвернулся в сторону.

Весеннее солнце слепило глаза, в синем просторе разливался голос жаворонка. Молодая трава лезла, не признавая никаких преград, из-под железного листа, лежащего с осени, из-под ржавых колёс и труб — всё дышало зеленью.

— Хорошо-то как, а, Иван Павлович? — потягиваясь, сказал Петрович.
— Хорошо-то хорошо... — проронил старый, погружённый в свои глубинные и оттого тяжёлые, как тот железный лист на траве, раздумья.

1982



Виталий Волобуев, 2015, подготовка и публикация



Следующие материалы:
Предыдущие материалы: