Андрей Илларионович ПРОКОПЦОВ
ветеран правоохранительных органов, следователь, заслуженный работник МВД, член РУСО

ЕЖЕВИЧНОЕ ВИНО
Журнал «Звонница» № 17, 2012

Казалось бы, ничто не предвещало беды в летнюю пору 1975 года и вдруг в больницы Белгорода и районов области стали поступать больные со странным отравлением.

В течение трёх дней в больницы поступило более двухсот человек с диагнозом «отравление организма неустановленным веществом», из которых 16 человек скончались, а всего отравилось 235 человек и 36 из них со смертельным исходом.

У больных в течение короткого промежутка времени полностью разлагалась печень.

Все лучшие силы медиков Белгородской и Воронежской областей были поставлены на ноги, но причину такого диагноза установить не могли.

В связи с этими чрезвычайными событиями при областной прокуратуре был создан штаб, в который вошли руководители правоохранительных органов и здравоохранения.

По факту массового отравления людей со смертельным исходом Белгородской районной прокуратурой было возбуждено уголовное дело и сообщено лично генеральному секретарю ЦК КПСС.

Первоначальные мероприятия ни по уголовному делу, ни по линии Центральной эпидемстанциии медицины положительных результатов не дали.

Единственное, что было установлено, это то, что все отравившиеся употребляли ежевичное вино. Об этом ярко свидетельствовал случай, когда к жителю села Болховец Белгородского района на день рождения пришли два друга с жёнами. Один из них был агроном, а второй зоотехник. По пути они купили в магазине три бутылки ежевичного вина. Привлекло их это вино необычно красивым цветом. Во время застолья вся компания употребляла этот «солнечный» напиток и все почувствовали себя очень плохо. Один из гостей (зоотехник) попросил молока, выпил его больше литра и отделался лёгким недомоганием, а агроном и его жена в течение суток скончались.

В ходе проведённых мероприятий было установлено, что в магазины ежевичное вино было поставлено из Свекловичного райпищекомбината облпотребсоюза Ракитянского района.

Проверкой на месте было установлено, что это вино пищекомбинатом было изготовлено из «ежевичного сока», который был поставлен в железнодорожной цистерне ёмкостью 50 т совхозом «Хаишти» со станции Джвари Грузинской ССР по цене один рубль за литр.

К великому счастью, основную партию этого вина удалось задержать и не допустить его в торговлю. А это было шесть вагонов, которые направлялись в город Череповец Вологодской области.

Таким образом, благодаря оперативности работников медицины и правоохранительных органов дальнейшую трагедию удалось предотвратить.

В связи с этими событиями штабом было принято решение: срочно направить оперативную группу из четырёх специалистов на место производства этого «сока».

В состав бригады были назначены — прокурор Белгородского района Юрий Васильевич Семейкин, заведующий лабораторией Санэпидемстанции Виктор Петрович Костюшин, технолог Ливенского винзавода Красногвардейского района Любовь Васильевна и я. В тот период я работал заместителем начальника отдела БХСС УВД.

Нашей бригаде поручалось на месте сориентироваться и, по возможности, установить причину отравления людей.

Ю. В. Семейкин из ЦК КПСС возвратился достаточно быстро и сообщил, что завотделом ЦК знает обстановку, и сказал, что нам в помощь на месте изготовления сока направят бригаду из работников республиканской прокуратуры, БХСС МВД Грузии и других ведомств. Одновременно заместителю прокурора республики было рекомендовано «побыстрее» отправить нас к месту производства сока.

К тому времени ещё никто не знал настоящую причину отравления. Но только сказали, что ЦК КПСС Грузии предупреждено, и нам на месте будет оказана необходимая помощь. Вылет намечался в тот же день рейсом «Белгород-Минводы», а затем из Минвод до Тбилиси.

Вылететь из Белгорода не составило никаких трудностей, но уже в пути следования начались наши мытарства. В самолёте было сообщено, что в Минводах аэропорт закрыт, и поэтому самолёт направляется в город Нальчик.

По прибытию в аэропорт Нальчика нам сообщили, что утром в Тбилиси летит самолёт ЯК-40, но на этот рейс уже все билеты проданы.

Посоветовавшись с членами нашей бригады, я пошёл к начальнику аэропорта и рассказал, с какой миссией мы летим в Тбилиси. В разговоре я упомянул, что наша бригада направлена в командировку лично по указанию ЦК КПСС, назавтра у нас должна состояться встреча в ЦК КПСС Грузии. Начальник аэропорта обещал принять все меры, и если утром прибудет ЯК-42, то он нас в обязательном порядке отправит в Тбилиси.

На второй день нам повезло, самолёт прибыл, и по указанию начальник аэропорта нас этим рейсом отправили в Тбилиси. Но мы не знали, да и не могли предположить, что это только начало наших мытарств.

Никто из нас к обычаям и «нравам» Кавказа не был готов, хотя нас предупреждали, чтобы мы очень вежливо себя вели и даже по неосторожности не нарушали обычаев Грузии.

Не успел самолёт приземлиться в Тбилисском аэропорту, как на огромной скорости с сиреной к самолёту подкатил милицейский «воронок», и, не дав пассажирам сойти с трапа, работники милиции и прокуратуры заявили, что они по поручению ЦК КПСС Грузии прибыли за нами.

Организовав на скорую руку обед, нам обещали, что после обеда заместитель прокурора республики вместе с прокурором Белгородского района поедут в ЦК КПСС Грузии, где их ожидает завотделом административных органов, а затем нас срочно отправят к месту изготовления сока. Одновременно нам пообещали, что, когда будем возвращаться обратно, нам покажут все достопримечательности Тбилиси.

После этого из Тбилиси нас самолётом отправили в город Кутаиси. В аэропорту Кутаиси нас уже ожидал представитель городской прокуратуры, который после размещения нас в гостинице организовал шикарный ужин на природе. В разговоре он сказал, что о событии, происшедшем в Белгороде, им известно, и по указанию руководителей республики нас срочно доставят на место.

Когда мы приехали в гостиницу, этот представитель Кутаисской прокуратуры сказал, что утром нас отправят в Кутаисский аэропорт, а оттуда мы на самолёте самостоятельно улетим в районный центр Местиа (столицу горной Сванетии).

На следующий день нас доставили в аэропорт, но из представителей правоохранительных органов никого не было, и мер по обеспечению нашей отправки принято не было.

Нам говорили, что самолёт до Местиа вылетает в 10 часов утра, но к этому времени самолёт подан не был. У работников аэропорта мы пытались узнать, когда же будет подан самолёт, но ничего из этого не получилось. Нам заявили, что рейсовый самолёт до Местиа уже убыл, хотя мы точно знали, что он ещё не прибывал в аэропорт. Я попытался через дежурного работника милиции уточнить, когда же будет подан самолёт, но тот заявил, что он не знает, и порекомендовал мне обратиться к дежурному по аэропорту подполковнику КГБ, который в это время находился у здания аэропорта. Представившись, я обратился к указанному человеку, он предложил мне пройти вместе с ним в диспетчерскую. Поговорив с диспетчером на грузинском языке, он объяснил, что самолёт ещё не вылетел из Местиа, и как только он прибудет, то сразу же будет направлен в обратный рейс.

Примерно через час мы благополучно сели в самолёт АН-2 и вылетели в горную Сванетию. Летели всё время в горах по руслу реки Риони. Этот полёт от полёта в нашей местности отличался тем, что на равнинных местностях обычно самолёт такого типа «проваливается» в ямы, а там, в горах, он летел между скал, и его ветром швыряло из стороны в сторону. Было такое ощущение, что он вот-вот зацепится за скалу, и пойдём мы все на дно реки Риони, которая протекала глубоко в ущелье.

Но вот горы расступились, и мы оказались на вершине, на высоте более 2,5 тысяч метров над уровнем моря.

Посадочная полоса там тоже не походила на обычный аэродром. Она располагалась на противоположном склоне горы под углом градусов 30-35. Самолёт осуществил посадку по склону, вниз с горы, а затем зарулил вновь на вершину.

Так мы оказались в столице Сванетии. Там нас встретил работник местной районной прокуратуры. Он нам пояснил, что прокурора не будет, так как он вчера ездил на место, где изготавливают сок, и приболел. Это был воскресный день, и наш «гид» принял все меры гостеприимства в соответствии с местным обычаем.

О гостеприимстве этого человека и тех, которые были позже на протяжении дальнейшей нашей командировки, можно написать целую книгу. Но у нас была совершенно другая задача, а к её решению мы долго не могли даже подступиться.

К вечеру того же дня к нам пришёл местный районный прокурор. По виду нельзя было сказать, что у него недомогание. При дальнейшем знакомстве, он начал нас убеждать, что грузин не может допустить отравление людей, и предлагал искать виновных у себя, по месту изготовления вина. Всё это он сопровождал ссылками на обычай горцев и даже поклялся сыном, с которым к нам пришёл. Кроме того, он заявил, что если он узнает, что у нас люди погибли по вине его земляков, то он застрелится. При этом он извлёк из бокового кармана служебный пистолет и продемонстрировал, как это сделает.

Интересно, что с этого момента и практически до самого отъезда идею искать виновных у себя нам внушали все последующие «гиды» и «помощники» из самых высоких инстанций, подтверждая это обычаями горцев.

На следующий день мы с райпрокурором на его служебном автомобиле выехали в высокогорное село Хаишти, где располагалась центральная усадьба одноимённого совхоза, который поставил «ежевичный сок» Свекловичному райпищекомбинату Ракитянского района нашей области.

В совхозе, кроме директора и других руководителей совхоза, нас встретил начальник Управления виноделия министерства сельского хозяйства республики со своими специалистами. Из беседы с ними нам стало известно, что сок изготавливался не на усадьбе совхоза, а в 38 километрах от него, на станции Джвари. Здесь же нам дали понять, что к месту производства сока мы выедем только на следующий день утром. А чтобы мы не скучали, нам был устроен обед по местным обычаям, который закончился к полуночи.

В процессе нашего общения с руководителями совхоза и Управления виноделия нас вновь пытались убедить, что мы напрасно прибыли к ним, что виновных нужно искать у себя. И вновь убеждали, что ни один горец не способен на такое преступление.

Выезд на станцию Джвари намечался на 8.00 следующего дня. Но в назначенное время с местным прокурором и представителями Минсельхоза к месту изготовления сока выехал только прокурор Белгородского района Юрий Васильевич Семейкин. Мы же должны были ехать с директором совхоза, который появился только к обеду. На наше возмущение он стал говорить, что в пути следования от дома до совхоза в горах произошёл обвал, и он не смог своевременно приехать, так как пришлось ожидать, пока расчистят дорогу. И для большей убедительности пригласил нас поехать с ним к тому месту и проверить, если мы ему не верим,

В общем, попали мы на эту станцию только на четвёртые сутки к 16 часам.

На станции Джвари, кроме вышеуказанных представителей, нас встретила группа работников республиканской прокуратуры, начальник отделения и старший оперуполномоченный УБХСС МВД Грузии по обслуживанию отрасли виноделия республики.

На месте мы увидели большой двор, на котором в различных местах прямо на земле находилось до десятка цистерн. В станционном складском помещении располагался пресс для производства соков из фруктов и ягод, но следов их производства видно не было.

К нашему приезду Юрий Васильевич уже составил протокол осмотра, и вся группа ожидала нас. Через некоторое время после нашего приезда руководителям местной группы «по расследованию происшествия» заместителем республиканской прокуратуры было предложено выехать в город Зугдиди и там, на месте, обсудить план дальнейших действий.

Обратный путь до города Зугдиди по прекрасной автодороге занял всего полтора часа. Тогда нам стало понятно, с какой целью к месту изготовления «ежевичного сока» нас доставляли в течение четырёх суток.

На следующий день мы посетили Зугдидский РОВД, где нас ожидали начальник и его заместитель, которые также начали уверять, что сок изготовлен из дикорастущих ягод специалистами высшей квалификации. Поэтому они не могут даже предположить, чтобы эти работники могли быть повинные в отравлении людей.

На мой вопрос, как можно было изготавливать сок из ягод, когда мы на месте не обнаружили никаких следов жмыха, или проще, отходов от этого производства, представители всех подразделений, выделенных в Грузии для расследования этого «ЧП», однозначно ответили, что все отходы были сброшены в реку Риони. И вновь пытались нас убедить, что виновных нужно искать у себя в области.

Сложность нашего положения заключалась ещё в том, что к этому периоду мы не знали причины отравления пострадавших.

Только к вечеру этого дня через республиканскую прокуратуру нам из Белгородской областной прокуратуры сообщили, что в составе «ежевичного вина» обнаружен мышьяк, который мог стать причиной отравления.

Наряду с этим, мышьяк был обнаружен и в бионитовой глине, которая использовалась для очистки соков, поступившая также из Грузии. Когда мы получили такие сведения, было принято решение, что Семейкин и Любовь Васильевна поедут на бионитовый карьер, который располагался в 120 километрах от Зугдиди, для отбора проб, а мы с Виктором Петровичем Костюшиным останемся на месте ожидать сообщения о результатах исследования причины массового отравления.

Оставшись вдвоём с В.П. Костюшиным, мы решили сами ещё раз выехать на место приготовления «сока».

Прибыв на станцию Джвари, мы начали обследовать цистерны. При этом нами были обнаружены три цистерны по 50 т каждая, заполненные доверху жидкостью, схожей по цвету с «ежевичным вином». Часть цистерн были пустые, либо содержимое находилось на самом дне в очень малом количестве, И ещё была одна двадцатитонная цистерна с жидкостью тёмного цвета. Когда мы находились около этой цистерны, к нам подошёл молодой мужчина и стал интересоваться, почему мы находимся на территории склада. Представившись, мы в свою очередь поинтересовались, кто он такой. Он оказался сторожем совхоза «Хаишти» и охранял это имущество.

В беседе с ним мы установили, что все цистерны принадлежат совхозу, а на наш вопрос, что за жидкость в двадцатитонной цистерне, он с улыбкой сказал, что если капнуть в стакан воды этой жидкости, то по цвету получится «ежевичный сок», а если немножко больше, получится «сок черноплодной рябины» и т.д. Мы поинтересовались, из каких плодов изготовлен этот сок. Он ответил, что из плодов бузины.

После этого разговора наши подозрения о том, что поставленный в Свекловичный райпищекомбинат сок под видом ежевичного, является фальсифицированным, приобрели реальное подтверждение.

Набрав бутылку бузинового сока, мы поехали в Зугдиди в гостиницу, куда нас поселили.

К этому времени к нам на помощь прибыл заведующий центральной пищевой лабораторией Центросоюза, расположенном в городе Мичуринске Тамбовской области. При встрече с ним мы поделились своими сомнениями о происхождении сока и наглядно показали, каким образом работники совхоза «Хаишти» могли имитировать приготовление соков. На это он нам сказал, что при поступлении соков на переработку предприятия Облпотребсоюз, да и другие пищевые предприятия, делают анализ на наличие в них кислоты, сахара и красителя. И, если краситель естественный, то при наличии других компонентов, отличить натуральный сок от фальсифицированного лабораторным путём невозможно. Из практики было известно, что дельцы для изготовления фальсифицированного сока использовали пищевую лимонную кислоту, но в этом случае никакого отравления не могло быть. Начальник Мичуринской пищевой лаборатории высказал своё мнение, что при приготовлении «ежевичного сока» могли использовать другую кислоту, в том числе щавелевую, которая при передозировке становится сильнодействующем отравляющем веществом.

После этого разговора я начал выяснять, нет ли в Зугдиди предприятия, где бы могли применять щавелевую кислоту, и без особых усилий установил, что в Зугдиди имелась бумажная фабрика. При её посещении было установлено, что на фабрике для отбеливания бумаги вместо щёлочи использовали щавелевую кислоту, которая отбеливала бумагу гораздо лучше, чем каустическая сода. Поступала эта кислота на фабрику вагонами, и к ней имелся свободный доступ. Таким образом, при желании на фабрике можно было взять неограниченное количество этой кислоты.

Прибывший с бионитового карьера Семейкин рассказал, что исследованием глины было установлено наличие в её составе мышьяка, но в таком мизерном количестве, что он не мог быть причиной такого отравления.

На следующий день было решено, что Семейкин со специалистами останутся в Зугдиди для допроса руководителей и рабочих цеха, которые проживали в этом городе, а я поеду на станцию Джвари для отбора проб соков из цистерн.

На станции Джвари я обратил внимание на то, что все цистерны находились в открытом состоянии, к ним имелся свободный доступ, а поблизости от них были выгружены минеральные удобрения, что являлось грубым нарушением норм санэпидемстанции. Об этом я сказал работникам БХСС МВД Грузии и главному врачу Центральной санэпидемстанции республики, но они на это отреагировали своеобразно. В этом же разговоре я сказал работникам БХСС, что в наличии имеется около 170 тонн неучтённых соков на сумму 170 тысяч рублей, и предложил им решить вопрос о возбуждении уголовного дела. На что они ответили, что «Ви уедете, и ми займёмся», но по их поведению было видно, что они этим заниматься не собираются, так как никаких мер по фиксации этих фактов при участии специалистов, которые находились тут же, не предпринималось. От меня не отставал начальник управления виноделия: ну, зачем назначать ревизию? На ухо шепнул: «Вы можете уехать отсюда очень состоятельным человеком». Добавил: «Я ничего не говорил».

К моменту начала отбора проб на станцию Джвари вместе с заместителем прокурора Республики прибыл куратор из Генпрокуратуры СССР, который поинтересовался, чем я намерен заниматься. Выслушав мой ответ, что я намереваюсь произвести отбор проб из всех цистерн, он усомнился в целесообразности таких действий. В дальнейшем этот куратор совершенно не вмешивался ни в какие дела и ничем не интересовался. На протяжении всего времени, пока мы там находились, он прохаживался рядом с заместителем прокурора республики, беседуя на отвлечённые темы, в том числе и о том, что выходной день они проведут на озере Севан.

Сложность отбора проб из цистерн, в которых жидкость оставалась на дне в очень малом количестве, заключалась в том, что, во-первых, её оттуда нечем было достать, и, во-вторых, что в этих цистернах находился очень концентрированный сероводородный газ. Возле меня крутился начальник управления виноделия: не вздумай лезть в цистерну, там столько сероводорода, что не вылезешь. Ну, зачем тебе со дна доставать остатки, возьми с полной цистерны.

Для того чтобы извлечь из цистерн остатки, я к длинному проводу приспособил чашку и мизерными порциями доставал жидкость и сливал в бутылку. В помощь мне был выделен понятой из числа работников станции, который помогал подхватывать чашку и сливать жидкость в бутылку. Когда бутылка была наполнена, он демонстративно, держа одной рукой бутылку, второй ударил по пробке, бутылка у нею выскочила из руки и разбилась о цистерну.

Я до глубины души был возмущён таким поведением и прогнал его от цистерны, а сам начал наливать вторую бутылку. Это была нелёгкая операция, так как я после каждого извлечения чашки из цистерны должен был её отвязывать, опускать провод в цистерну, закрепив его на горловине, а затем сливать жидкость из чашки в бутылку, а доставал я из цистерны не более 20-30 граммов жидкости.

В то время, когда я в очередной раз сливал из чашки жидкость в бутылку, ко мне на цистерну по лестнице поднялся работник Республиканской прокуратуры по имени Шавло и на моих глазах, сняв провод с горловины цистерны, опустил его внутрь, лишив меня, таким образом, возможности продолжать производить отбор проб. Я был возмущён, спросил, зачем он это сделал, на что он мне ответил вопросом, а почему я его не предупредил, что провод короткий, и что он может упасть в цистерну.

Мне пришлось вновь спускаться на землю и искать провод. Когда я этого добился и забрался на цистерну, то кто-то убрал лестницу и лишил меня возможности спуститься вниз.

Это я заметил, когда полностью наполнил бутылку и намеревался спуститься с нею на землю.

В это время куратор из прокуратуры СССР и зам прокурора Грузинской Республики спокойно прогуливались, к ним присоединился Шавло. Занимались своими делами и другие представители республиканских ведомств и как будто меня не замечали.

Я попытался спрыгнуть с цистерны, но было высоко, и я боялся разбить бутылку. В это время один из рабочих протянул руку за бутылкой. Я передал её, а сам продолжал размышлять, как спуститься с цистерны. Но когда увидел, что этот мужчина открывает пробку, я, не раздумывая, прыгнул с цистерны на щебень, из-за чего сильно ушиб ногу и поцарапал ладони. Когда я поднялся, то увидел, что мой помощник подносит бутылку и намеревается выпить содержимое, я бросился к нему и буквально вырвал у него из рук бутылку.

Когда я опечатывал эту бутылку, то ко мне подошёл Шавло и сказал, что куратор из Москвы просил его передать мне, что если мы подозреваем работников совхоза «Хаишти» в фальсификации сока, то нам нужно опросить всех лиц, на которых были оформлены закупочные акты. В этом же разговоре Шавло, между делом, как бы по-дружески сказал, что он мне не советует идти в горы выполнять эту работу.

Он сказал, что сваны хотя и гостеприимный народ, но когда ему угрожает опасность, он пойдёт на всё, а в горах много скал и ущелий, и «нечаянно» можно оступиться. На это я ответил, что приехал к ним не раскрывать преступление, а принять необходимые меры по установлению причин массового отравления людей.

Этот разговор произошёл у нас на повышенных тонах и без соблюдения обычаев. В свою очередь я упрекнул как работников прокуратуры, так и работников БХСС в их бездействии, на что начальник отделения БХСС МВД Грузии парировал, что он был в командировке и по заданию лично Шеварнадзе прибыл прямо сюда, даже не заехав домой.

После отбора проб из всех ёмкостей мы возвратились в город Зугдиди и в этот же вечер поездом выехали в Тбилиси.

Когда мы прибыли в Тбилиси, нам сразу же взяли билеты на поезд Тбилиси-Москва. Хотя первоначально говорили, что до возвращения домой мы должны были заехать в ЦК Грузии и обменяться мнениями о дальнейших действиях. А тут нам заявили, что вместо нас с работниками ЦК будет встречаться куратор из Генпрокуратуры, хотя он совершенно не вникал в нашу работу и даже не поинтересовался, чем мы располагаем.

При нашем отъезде только один старший оперуполномоченный ОБХСС МВД Грузии поинтересовался о количестве отравившихся в нашей области, и почему пало подозрение именно на совхоз «Хаишти». Больше никого это вообще не интересовало.

Когда мы прибыли в Белгород, нам в областной прокуратуре сказали, что получены результаты комплексной экспертизы причин отравления потерпевших, из них усматривается, что распад печени происходил от повышенной концентрации в организме щавелевой кислоты.

Дальнейшие экспертизы «ежевичного вина» и доставленных нами проб «соков», за исключением бузинового, которые проводились в центральной лаборатории Центросоюза СССР и в Московском центральном научно-исследовательском институте здравоохранения, показали, что смертельной для человека является доза при концентрации 5 граммов щавелевой кислоты на один литр воды, а в «ежевичном вине» и представленных нами пробах его содержимое составляло 12 граммов на один литр, то есть в этих напитках содержалось 2,5 смертельные дозы щавелевой кислоты.

После получения результатов экспертиз и проведения всех необходимых следственных действий по области, уголовное дело для его дальнейшего расследования было направлено по месту совершения преступления — в Грузинскую ССР

Месяца полтора или два о судьбе уголовного дела у нас точных данных не было: одни говорили, что его прекратили, другие говорили, что к его расследованию вообще не приступали. А потом мне позвонили из МВД Грузии. Это был тот самый старший оперуполномоченный, с которым мы разговаривали при отъезде из Грузии. Как бы в продолжение нашего разговора, он вновь спросил меня, сколько человек у нас отравилось, сколько из них со смертельным исходом, были ли случаи отравления после нашего возвращения из командировки. Ответив на все его вопросы, я поинтересовался, что произошло, и почему его вновь заинтересовало количество отравлений в нашей области. Он с дрожью в голосе ответил, что у них большое несчастье и добавил, что в Рязани и в Иркутске недавно произошло аналогичное нашему отравление, но в гораздо большем количестве.

После этого события уголовное дело было принято к производству Генеральной прокуратурой.

В процессе расследования наши подозрения, основанные на том, что для приготовления фальсифицированных соков дельцы цеха совхоза «Хаишти» использовали щавелевую кислоту, поступающую для отбеливания бумаги на Зугдидскую бумажную фабрику, подтвердились. Финишем этого преступления был приговор суда, который приговорил зав лабораторией цеха к смертной казни, начальника цеха в 10 годам, начальника Зугдидского РОВД к 7 годам лишения свободы. Получили по заслугам и другие.

Когда говорят об обычаях и нравах горцев, я часто вспоминаю свою поездку в горную Сванетию. Как нас гостеприимно встречали коллеги по работе. Обещали показать красоту старинного города Тбилиси. И как после нашей проверки молниеносно избавились от нас, хотя, когда мы прибыли в Тбилиси, говорили, что билеты на обратный путь необходимо брать не менее чем за неделю, иначе не уедешь.

Вспоминаются и слёзы Шеварнадзе после событий на площади Тбилиси. Да, это было ЧП, погибло 24 человека. Это была общая трагедия и особенно для родных и близких. Но как эти же чувствительные люди были безразличны и чёрствы к другому горю. Их даже служебный долг не смог заставить проявить элементарную заботу и сострадание.

Видно у них очень прижилась наша пословица: «Своя рубашка ближе к телу».

Источник: Журнал «Звонница» № 17, Белгород, 2012, стр. 29-38


Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016