ВАЛЕНТИН БАБИНЦЕВ

БЮРОКРАТИЗАЦИЯ РЕГИОНАЛЬНОГО ВУЗА

Источник: Журнал «Звонница» № 20, Белгород, 2014, стр. 193-197 PDF

Характерной чертой развития регионального российского вуза, проявляющейся независимо от его статуса, является бюрократизация научно-образовательного и воспитательного пространства. Она проявляется в виде комплекса управленческих практик, затрагивающих все аспекты функционирования учреждений ВПО.

В процессе бюрократизации многократно усиливается формализация вузовской среды; приоритетное значение приобретает система показателей результативности деятельности, значительная часть которых определяется чисто механически и далеко не всегда учитывает содержательную составляющую профессионального образования. В вузах активно вводятся разнообразные стандарты и регламенты, формируются рейтинги оценки деятельности преподавателей и сотрудников, внедряется система менеджмента качества.

Следствием установки на стандартизацию и регламентацию становится повышение роли всех видов отчетности. Нарастают объемы бумажных и файловых потоков, ориентированные на руководителей низшего уровня, в первую очередь — на заведующих кафедрами. Объём выполняемых ими административных функций многократно увеличивается, что чётко фиксирует общественное мнение. В частности, в ходе проведенного Центром социальных технологий Белгородского государственного национального исследовательского университета в 2011 году опроса заведующих кафедрами (n = 78), 54,39% респондентов согласились с утверждением, что в последние годы стало больше «бумажной» работы. При этом 29,49% респондентов в качестве главной причины неудовлетворенности своей работой назвали большое количество формальных обязанностей, отвлекающих от основной деятельности. Ощущение аномальности ситуации заставляет руководство учреждений ВПО более или менее активно внедрять новые информационные системы (например, апробированную в органах государственного и муниципального управления систему «Мотив»), но их результативность нередко оказывается низкой вследствие недостаточной подготовленности персонала и технических трудностей.

Формализация вузовской среды стимулирует возрастание дистанции между администрацией и основным коллективом вуза, пределы которой всё более определяются не степенью доступности руководителей, но существенными различиями в ценностно-смысловых паттернах контрагентов. Возникает системное взаимное непонимание, проявляющееся, в частности, в отношении к инновациям, которые рассматриваются в качестве нового тренда развития высшего профессионального образования.

Так, например, в ходе исследования «Управление инновационным развитием вуза», проведенного в вузах Белгородской, Волгоградской, Курской, Липецкой, Орловской областей в 2012 году аспирантом НИУ «БелГУ» Я. И. Серкиной, выяснилось, что определяющим фактором отношения преподавателей и сотрудников к инновациям является трактовка ими содержания высшего профессионального образования. Для большинства работников сохраняет значение традиционный взгляд на него, как на процесс развития  личности и создания условий для её самореализации. Придерживаясь этой точки зрения, многие работники учреждений ВПО и сегодня стремятся позитивно оценивать лишь то, что, по их мнению, обеспечивает успешную социализацию личности. Напротив, позиция, в соответствие с которой высшее профессиональное образование — не более чем сфера предоставления услуг, а взаимоотношения между учреждением ВПО и обучающимся должны развиваться по модели услугодатель — клиент, пока не воспринимается большей частью профессорско-преподавательского коллектива вуза и научными сотрудниками. Однако административно-управленческий персонал, уже вследствие своего функционального статуса, ориентируется, хотя и не всегда последовательно, на второй подход. Не случайно только 10% административных работников в ходе данного исследования не поддержали идею разработки и внедрения инноваций в развитие российских вузов. Среди преподавателей и сотрудников лишь 58,21% респондентов заинтересованы во внедрении инноваций; 27,86% однозначно отрицают свой интерес к ним. Основными причинами отсутствия заинтересованности респонденты называют «неокупаемость» затраченных на инновационные проекты усилий (35,12%), отсутствие связи между успешным внедрением новшеств, материальным положением инноватора и повышением его статуса (24,4%), по 28,57% вредность большинства инноваций для образовательного процесса, отсутствие поддержки руководства.

Бюрократизация вузовской среды стимулирует руководство к разработке и реализации формально масштабных, но вместе с тем усложнённых программ и проектов, значительная часть которых не может быть в полном объёме реализована в силу дефицита необходимых условий и низкого уровня мотивации работников.

Наконец, к числу наиболее негативных проявлений бюрократизации учреждений ВПО относятся имитации инновационной деятельности, выражающиеся в демонстрации якобы достигнутых высоких результатов. Имитации, как правило, обусловлены необходимостью соответствовать высоким рейтинговым показателям, сформированным на федеральном уровне и всё более определяющим перспективу развития вузов и их ресурсное обеспечение. В этой связи важно отметить, что имитационные практики становятся универсальными в российском обществе, выступая одновременно как явление и как процесс [5, 28]. Как явление они проявляются в искажение социальной определенности, то есть происходит подмена предметно-смысловой реальности путем конструирования символической социальной реальности, создания видимости, «кажимости». В основе имитации как процесса, по мнению Т. А. Шалюгиной, лежит интенциональность социального действия, способствующего: а) символической легитимизации властных субъектов посредством реализации имитационных практик; б) выявлению отношения «массового человека» к власти (если он принимает «квазипарламент», «квазимодернизацию», «квазивыборы», следовательно доверяет власти и не считает все эти «артефакты» иллюзорными) [5, 28]. Обе эти стороны имитационных практик в последнее время превращаются в типичные для российской системы ВПО режимы функционирования.

Бюрократизация вузовской среды вызывает негативную реакцию со стороны значительной части профессорско-преподавательского состава. Обычно с нею связывают неудачи реформирования профессионального образования. Довольно типична среди региональной интеллигенции точка зрения, высказанная в своё время В. М. Дегоевым: «Уверен, что неудачи всех наших прежних попыток что-то существенно изменить в высшем образовании объясняются и тем, что управленческий аппарат с его бюрократическими подходами к делу всегда оставался неизменным» [2, 129].

В соответствие с распространенным подходом бюрократизация высшего профессионального образования представляет собой его деформацию, и одним из наиболее значимых следствий деформации является искажение смыслов предпринимаемых реформ либо путём внедрения чиновниками собственных непродуманных инициатив, либо, что считается наиболее типичным, некритического заимствования иностранного опыта. Представляя последнюю позицию, А. Белкин в отношении большинства инноваций в системе высшего профессионального образования утверждает: «Угрожает полнейшей ликвидацией системы образования введение в учебно-методический обиход новых, часто просто неверных по смыслу терминов: вместо «знания, умения и навыки» — «компетенции», вместо «специальность» — «профиль», вместо «36 учебных часов» — «зачетная единица», при этом с непрофессиональным и бессмысленным содержанием; незаслуженное унижение вузов нелепыми «рейтингами» и псевдооценкой «эффективности», сочиненной не просто непрофессионалом, а хамом и вредителем» [1, 6].

Однако бюрократизацию российских учреждений ВПО ошибочно рассматривать как некое отклонение от нормы, которое, хотя и является универсальным, определяется ошибочной интерпретацией отдельными руководителями и вузовскими чиновниками тенденций развития высшего профессионального образования. Если занять подобную позицию, можно надеяться на изменение «стратегического курса» путем своеобразного «переубеждения» администраторов, демонстрации им подлинно верных целей и технологий их достижения.

Мы полагаем, что проблема бюрократизации является универсальной не только для образования, но отражает общую линию социокультурного развития России и, в конечном итоге, всей цивилизации. Эта линия может быть определена как превращение бюрократической субкультуры из субкультуры одного, хотя и довольно влиятельного профессионального сообщества, в культурный мейнстрим постиндустриальной цивилизации.

Субкультура российской бюрократии всегда представляла собой ценностный локальный мир чиновников, отличающийся от базовой — «большой», «материнской» — культуры и находящий свое выражение в индивидуальных и коллективных стереотипах поведения и их деятельности, воплощённых в специфических знаково-символических манифестациях, социокодах, формах сознания и структурах личностной идентичности; субсистемах стилей и стилевого поведения; групповых формах культурных стандартов и специфических продуктов духовного производства. При этом субкультурные особенности в гораздо большей степени, чем социально-статусные факторы, выделяли бюрократию из общей массы населения как надгосударственную корпорацию, своего рода орден.

Чиновничья субкультура в течение довольно длительного периода отечественной истории была сознательно изолирована от материнской. Бюрократия оберегала свой мир, целенаправленно фабрикуя мифы о его идентичности с повседневными практиками «простого человека». Подобное конструирование было эффективным способом защитить его, сделать неуязвимым для критики. Но ситуация существенно изменилась в последние годы под влиянием комплекса разнородных обстоятельств.

Во-первых, повсеместное распространение новых информационно-коммуникационных технологий существенно снизило возможности маскировки корпоративных культурных образцов, не вполне адекватных отечественным традициям. Во-вторых, на периферии бюрократии сформировалась огромная маргинальная группа «получиновников», которые, с одной стороны, получили, хотя и ограниченный, но доступ к бюрократическим ценностям и смыслам, сумели «примерить» их на себя. С другой стороны, во многих отношениях сохранили культурные стереотипы небюрократической среды. В эту периферийную группу входят работники государственных учреждений и предприятий, учреждений бюджетной сферы. В последнее время отечественная бюрократия активно создает «околобюрократическое» окружение на границе между государством и гражданским обществом, используя механизмы общественных палат, в состав которых она стремится ввести прежде всего руководителей общественных объединений. На первый взгляд, данная практика вполне разумна и оправдывается тем, что именно эти люди контролируют общественное мнение. Но для чиновников важным оказывается другое — возможность управлять «формализованными» лидерами общественного мнения, хотя бы потому, что большинство общественных объединений, по меньшей мере, на региональном уровне, не могут существовать без государственной поддержки.

В социокультурном отношении маргинальные «полубюрократические» группы представляют своеобразный «гибрид» бюрократии и интеллигенции, нередко заимствующий от обоих слоев далеко не лучшие качества. Наконец, в-третьих, общий идеологический фон в стране в настоящее время, очевидно, стал настолько комплиментарным бюрократической субкультуре, что её носители уже более не считают нужным скрывать свои жизненные установки, склонны предлагать их как эталонные. И одним из следствий этого, в частности, становится огромное количество молодых людей, желающих поступить в вузы по направлению «Государственное и муниципальное управление». Чиновники, что было не принято ещё лет пятнадцать-двадцать назад, становятся публичными, открыто формулируя свою позицию, даже если она противоречит доминирующим в общественном сознании взглядам. Достаточно вспомнить в этой связи конфликт между позицией министра образования и науки Д. Ливановым и вузовской общественностью.

Бюрократизация вузов в контексте субкультурных изменений отражает масштабную тенденцию распространения бюрократической субкультуры на различные сферы общественной жизни. Неизбежным её следствием и являются формализация и унификация вузовской среды, которая, в конечном итоге, в российских условиях чаще всего ведёт к утрате ими «лица необщего выражения», к упрощению и примитивизации образовательного процесса, что обычно преподносится общественности как его технологизация.

В данной связи возникает довольно серьёзное противоречие. Объективно образовательный процесс должен становиться все более вариативным, вузовские системы — нелинейными. Между тем, бюрократическая самоорганизация с её установкой на стандартизацию, нормативно закреплённую административной реформой, олицетворяет собой противоположный тренд, проявляющийся в деятельности большинства работников. Ситуация усугубляется ещё и тем, что, в силу диффузии субкультур шаблонность (стандартность) мышления возвышается до уровня универсальной ценности. Это относится, прежде всего, к сфере менеджмента, наиболее тесно соприкасающейся с областью государственного и муниципального управления.

В данной связи, как нам представляется, показательными являются результаты социологического исследования «Управление формированием социально-технологической культуры менеджеров», проведенного Центром социальных технологий Белгородского государственного национального исследовательского университета в 2011 году. В ходе исследования выявилось, что для современных менеджеров представляют значительные трудности процедуры, требующие креативных решений. К числу таких процедур респонденты отнесли, прежде всего, прогнозирование будущего (24.14%); соотнесение собственных целей с целями окружающих (16.29%); разрешение конфликтов (15.29%); расчёт ресурсов, необходимых для достижения целей (14.86%); определение альтернативных вариантов поведения (14.29%) и анализ поведения окружающих (14.00%).

Но современная российская система образования слабо реагирует на выявляемые в ходе диагностики недостатки и всё больше ориентируется на продуцирование стандартно мыслящих, а потому (в распространённом прочтении) компетентных людей, «отформатированных» по бюрократическому образцу. И в данном своем качестве российское образование функционирует вполне адекватно эволюции бюрократической субкультуры, ориентированной на самоутверждение составляющих её ценностей и смыслов в качестве всеобщих стандартов. Такая претензия не выглядит абсурдной, поскольку подкрепляется использованием возможностей административного ресурса, апеллирует (часто необоснованно, но всегда активно) к так называемому мировому опыту и не встречает серьезного организованного сопротивления со стороны акторов образовательной деятельности.

Несомненно, процесс бюрократизации привнёс в региональные вузы ряд позитивных моментов. Они выражаются в более чёткой, чем в 90-е годы прошлого века, формулировке норм и правил организации научно-образовательного и воспитательного процесса, улучшении планирования деятельности и более или менее последовательном внедрении проектного управления. Но позитивные изменения затрагивают, как правило, процедурные аспекты профессионального образования, оставляя за рамками проблему связанных с ними социокультурных модификаций.

Между тем, именно социокультурные трансформации, вызванные бюрократизацией вузовской среды наиболее значимы в контексте их последствий для самого учреждения ВПО, субъекта РФ и страны в целом. Они выражаются в трёх основных изменениях.

Во-первых, в, казалось бы, относительно автономных и довольно специфических пространствах региональных вузов синхронно элиминируется терминальное наполнение ценности образования и замещается её чисто инструментальной трактовкой. О довольно очевидной форме такой подмены, связанной с интерпретацией образовательной деятельности как вида социальной услуги много сказано в ходе публичной полемики и написано в научной литературе и публицистике. Однако существует более опасный по своим перспективам вид ценностной трансформации. Он заключается стремлении вузовских администраторов представить практически любую новацию в качестве самостоятельной и безусловной ценности на основе нескольких конвенционально установленных субъектами управления формальных признаков. Наглядным примером может служить вводимая в некоторых вузах волевым решением практика проведения занятий со студентами на английском языке в ситуации, когда почти все обучающиеся не просто не имеют минимально необходимой языковой подготовки, но слабо знают свой родной язык.

В результате изменения содержания образовательных ценностей существенно меняется статус вуза. Из учреждения, которое всегда было ориентировано на социализацию и совершенствование личности, а в перспективе мыслилось в качестве своеобразного локомотива регионального развития, он всё более превращается в продолжение администрации субъекта РФ, в своеобразный «псевдоинтеллектуальный протез» региональной системы управления.

Во-вторых, в результате бюрократизации окончательно лишается оснований ценность академической свободы. В России она никогда не была приоритетной, однако даже в советское время государство учитывало, что вузовская среда имеет довольно отчётливо выраженную специфику. Считалось (и обоснованно), что здесь в полной мере неприменимы методы управления, используемые в органах государственного управления. Научно-образовательная деятельность сохраняла для чиновников элемент сакральности; учёная степень требовала уважения, хотя бы потому, что лишь немногие из них могли похвастаться её наличием, как свидетельства неординарности. Всё это осталось в прошлом, частично потому, что получение учёных степеней и званий государственными и муниципальными служащими было поставлена на поток и максимально технологизировано; «тайна» процесса их обретения — ликвидирована. Учёный перестал быть для чиновника авторитетом, репрезентирующим не вполне очевидную для него социокультурную реальность. Вуз в сознании своих контрагентов утратил статус особой структуры, нормы и правила функционирования которой требуют безусловного уважения.

В-третьих, бюрократизация минимизирует ценность университетского корпоративизма, поскольку становится фактором, расколовшим вузовские коллективы по вертикали. Этот процесс уже привёл к формированию коллективной диспозиции администрации, которая в силу своего статуса не просто активно способствовала трансферу бюрократических технологий в образовательную среду, но согласилась со своей ролью репрезентанта в ней административно-управленческой элиты региона и отказаться от претензий на автономию и своеобразие. Но такая роль пока не воспринимается большей частью научно-педагогического сообщества, для которого характерна установка на традиционные ценности и статусы. И если для административно-управленческого персонала вуза чаще всего приоритетное значение приобретают формальные аспекты процесса образования, то для преподавателей и сотрудников остаются весьма весомыми содержательные.

Расхождение в диспозициях прослеживается едва ли не по всем направлениям. Но бюрократическая система управления ВПО, в её действующем виде, склонна их не замечать, подменяя обсуждение «по существу» формальными декларациями, усиливая бюрократизацию образовательной среды. В результате она сама становится барьером в ходе модернизации образования и решения задачи его инновационного развития, несмотря на всю кажущуюся инновационную ангажированность.



СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Белкин А. Погромщики: отечественная система образования под ударом //Завтра. 2013. 2 янв.
2. Дегоев В. М. Образование и бюрократия //Свободная мысль. 2004. № 7.
3. Пути формирования и развития социально-технологической культуры специалистов (материалы симпозиума) //Социология образования. 2010. № 10.
4. Римский В. П., Римская О. Н. Феномен субкультурных религий. Saarbruсken, 2011.
5. Шалюгина Т. А. Имитация в современном российском обществе: сущность, субъекты воздействия, социальное пространство проявления: Автореферат дис. … доктора филос. наук: 09.00.11. Ростов-на-Дону, 2012.




Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016