Главная // Книжная полка


СЕРГЕЙ АНОХИН

Я, РУССКИЙ, РОДИНОЮ БОЛЕН...

Из трёхтомника «Писатели Белогорья» (2014)



*  *  *


За окном — кипенье вьюги,
нам — уютно и тепло,
мы сороке-стрекотухе
ремонтируем крыло.

И глядит с испугом птица,
и, вздыхая горячо,
дочка бурно суетится,
сын теснит её плечо.

Тополька мятутся ветви,
глухо плачется стекло;
за окном студёный вечер,
а в душе тепло-тепло.



СЧАСТЬЕ

Не сон, а дрёму,
не ласку — жалость
несла другому,
а мне
досталась...



НОЧНАЯ ДУМА

Ночная пространная дума
о вечности сводит с ума:
вселенной неслышного шума
полна невесомая тьма.

Звезда, догоревшая где-то,
сквозь бездны времён и простор,
желтея мерцающим светом,
о жизни кричит до сих пор.

Из хаоса складок пространства,
не ведая правды и лжи,
вещает о смерти пространно
ещё не рождённая жизнь.

И птица ночная, тревожно
метнувшись вдоль кромки конька,
несёт свою тень — осторожно! —
сквозь чьи-то миры и века.



*  *  *

Сквозь мысли,
сквозь слово,
сквозь тело,
сквозь чувства любви неумелой
себя заполняю собой;
и всё, что в себе не заполнил
и что о себе не запомнил,
моей назовёшь ты судьбой.

Да разве судьба в недопетом
или в расставанье с рассветом,
последним в недолгом пути?

Судьба в том таится, родная,
что путь мой, который познаю,
уже никому не пройти...

И каждому, так же как мне,
расти у себя в глубине.



*  *  *

Висеть на ветках
яблоки устали,
прозрачной стала
лесополоса,
и, сердце обжигая,
птичьи стаи
крылами прошивают небеса.

В такую пору вдумчивы закаты,
и травы поредевшие тихи,
и на холме
приземистом,
покатом
рождаются печальные стихи.



*  *  *

Я — русский. Родиною болен;
и в том никто не виноват,
что европейцем недоволен
и азиат — увы! — не брат.

И наш отец единый Киев
не спас хохлов и москалей
от зла границ. Кто мы такие,
какой идеи мавзолей?

Чужой устав нас раздражает,
а свой — себе же на беду:

Емеля весело въезжает
в толпу на печке. На ходу,
зевак восторженных калеча,
печь превращает в пьедестал,
и вот со щукою он вечен!

Жить зрячим я уже устал —
из душ и крови человечьей
на пьедестал отлит металл...



ШЕМРАЕВКА

Шемраевка. Трудно деревню
На карте района сыскать;
Среди пустырей и деревьев
Когда-то здесь выросла мать.

И дом под зелёною крышей
Был полон, весельем звенел,
Теперь-то мы в город все вышли,
И он в тишине потускнел.

И бабушка зимы не дома
Живёт — у своих дочерей;
А время течёт невесомо,
А двор заселяет пырей.

И всё-таки каждое лето
Ведёт нас дорога туда,
Где верба душевным приветом
Шумит в тишине у пруда.

Без боли же с ней не столкнуться:
Всего за одиннадцать лет
Успела деревня согнуться,
Всё сходит и сходит на нет.

Немало дворов посносили,
В другие вошла седина;
Остался один дед Василий,
И бабка Меланья — одна.

Да что говорить — постарело,
Увяло деревни лицо.
А время вершит своё дело
С печально известным концом.



УХОДИЛ ОТЕЦ


Взял чемодан. Повёл плечами.
Сказал: «Сынок, иди сюда.
Отдай записку эту маме.
Я уезжаю. Навсегда...»

Утёр слезу, а может, просто
от глаз моих прикрыл глаза
и зашагал по полю проса
туда, где ширилась гроза.

Был вечер надвое расколот,
краснело солнце над леском,
но с туч тяжёлых мне за ворот
уже тянуло холодком.

И я от солнца к чёрным тучам
отца помчался догонять,
а детство плакало беззвучно
и отставало от меня.



В БОЛЬНИЧНОМ САДУ


В саду больничном одиноко,
ветра осенние всё злей
на шумном тополе высоком
сметают золото с ветвей.


С недоумением и дрожью
листва ныряет с высоты
на порыжевшие дорожки
сквозь почерневшие кусты.

В природе следом за цветеньем
конец зелёному теплу,
сквозь растревоженные тени
гляжу в густеющую мглу

И в увяданье каждым нервом
разгадку вечности ищу,
забыв совсем, что я не первый
и не последний здесь грущу.



ОСЕННЕЕ


Нет ни свежести, ни чувств,
свежесть обещающих,
не пойму — чего хочу
в мире замирающем.

Словно я — последний лист,
что на ветке светится:
скоро-скоро падать вниз,
а ему не верится...


Источник: Писатели Белогорья. В 3-х томах. Т. 2. Стихотворения. Поэмы. — Белгород: Константа, 2014. Стр. 31-37





Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016