ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ

ПЕРВЫЙ УРОК
Рассказ

«Неужели сегодня? Неужели сегодня это произойдёт?» Колька думает, и мысли так стремительно проносятся в голове, что в подробностях это никак не представляется. Хотя оно тысячу раз проигрывалось в разгорячённом воображении, в беспокойных снах.

Колька впервые ждёт встречи с женщиной. Не просто неопределённой встречи, как это много раз бывало, а встречи, можно сказать «стопроцентной». Колька, к стыду своему, к двадцати годам девственник. Не то, чтобы полный профан, но опыта нет. Правда, это заставляло в своё время искать иные источники для пополнения таких знаний. Но теория одно дело, а живой человек... Он иногда думал, что было бы проще, если б можно было совсем обойтись без женщины, то есть, чтобы в этом не участвовал другой человек. Колька, грешным делом, пробовал и обходиться, когда уж совсем подпирало, но это помогало ненадолго. И самое главное — это не давало полноты ощущений или, вернее, чувства наполненности. Даже наоборот, наступало опустошение и понимание собственной ничтожности.

С тех пор Колька, конечно, продвинулся в познании женской половины человечества и даже достиг некоторых успехов. Постепенно, в течение долгого времени.

Он помнил самое первое своё поражение, которое надолго сбило его с пути, как он сам считал. Ещё в восьмом классе, когда с товарищем ходили в соседнюю деревню, Колька, наслушавшись об успехах друга, попытался поцеловать свою Галку. Но она так упорно сопротивлялась, что не помогло и казавшееся магическим слово «люблю», которое Колька выдавил из себя, как будто его после этого должен был разразить гром. Но небо не разверзлось, а с Галкой он больше не встречался.

Первый свой поцелуй он запомнил надолго. Это было перед армией, в восемнадцать лет. Он был тогда любимцем «улицы», что собиралась тем летом на одной из лавочек. Знали бы завсегдатаи этой «улицы», что творилось в душе бедного Кольки. Всё его балагурство и церемонность были показными, а в душе он глубоко страдал оттого, что не как все. У ребят нет проблем с девчонкой наедине, а он... Стоило только остаться вдвоём и всё его веселье пропадало, он замолкал и не знал, о чем заговорить и что делать.

И вот появилась Наташка. Началось у них с того, что они стали писать друг другу письма. Так было проще — наедине с бумагой он не терялся, был смел, выкладывал всё, что на душе. Похоже, что и у неё было то же. Так и шло — посидят, поговорят ни о чём, передадут друг другу письма и расходятся. И виделись-то ради писем. А после пятого, кажется, письма встретились, как после долгой разлуки. На висячем мосту, над речкой, Колька уткнулся невидящим лицом в её волосы, и без всякой теории губы сами нашли то, что искали — сухие и неподвижные, лишь потом повлажневшие, губы Наташки. На этом тогда всё и остановилось.

Уже в армии, в самоволках, он добрался... нет, нет, ещё не до всего... Эх, Любаша, Любаша! Домики в детском саду. Он тогда чуть под трибунал не угодил. Караул выехал по тревоге, а его не нашли. Правда, тревога была учебной, и его отстояли. Молоденькие груди, спрятанные под закрытым платьем, Колька научился быстро находить и наслаждался их обладанием в своё удовольствие. Счастливые были ночи. И ведь не думал Колька о большем. Не оттого, что не хотелось, а просто Любаша была школьницей-выпускницей, и не мог он... И обидеть боялся, и — чёртова Галка — так и не забывалось то, самое первое разочарование от провала. Откуда мог знать Колька, что вторая попытка могла бы и не провалиться. И даже точно бы удалась. Но это теперь.

Были и ещё встречи, но увы... Всё это приносило только мучения и нравственные и телесные. После таких встреч трудно было возвращаться домой, в низу живота всё «клинило», как горько подшучивал Колька над самим собой.

И вот остаётся час до встречи с женщиной, с той, которая наконец-то откроет Кольке этот желанный и долгожданный мир. Приближается миг прикосновения к тому, о чём воспалённое воображение в последнее время всё чаще и чаще предупреждало разум. Он и увидел-то Зойку только сегодня. Присмотрелся, спросил, кто такая. Сказали... Колька подумал: «А что?» И вот пару часов назад она пришла в поле замерить Колькину работу. Он прокатил её до другого края и... договорился о встрече. «Как просто», подумал он, привезя её обратно и провожая взглядом. Она была лет на пять старше Кольки, но выглядела изящно.

Осталось полчаса...

Колька всегда придавал большое значение любви. Он верил в неё. И он любил всех своих девчонок. Но так уж получалось, что пути их расходились. Правда, сейчас он был свободен сердцем и готов был к новому вторжению в него. Однако с Зойкой этого не было. Был чистый расчёт. Он совершенно определённо назначил ей встречу, с точно намеченной целью. В конце концов уже стыдно быть мальчиком. Колька помнил рассказы друзей о том, как они по пьянке «обкатывались». Но Колька решил: «Только натрезвую». Он хотел запомнить этот миг, он хотел сознательно овладеть женщиной, чтобы потом по-настоящему чувствовать себя мужчиной, а не щенком, которого сунули мордой в молоко.

Идёт. Вон, вдали, её фигура.

Колька расцепляет трактор с сеялкой и ждёт. Ждёт не без дела, а как бы занимаясь чем-то важным. Слышны шаги. Колька внутри обмирает, но тут же успокаивается. Он втягивает её в кабину и они едут кататься.

Темнеет. Колька пообвыкся уже со своей ролью. Он уверен в себе и знает, куда ехать. Едет, куда ведёт дорога, а она ведёт к бассейну, где стоят насосы для орошения. Тут же и вагончик, но он под замком. Лезут купаться. Хорошо, что темно. Он в больших трусах (какой ужас, но кто же знал?), она, неожиданно для Кольки, в рубашке. Колька уже сомневается: «Если бы она для этого шла, купальник бы надела». Барахтаются в воде, но от бессмысленности этого занятия скоро выходят на берег. Луна взошла и всё вокруг освещается безжизненным светом. Мёрзнут. Колька пытается проникнуть в вагончик и простейшая отмычка срабатывает.

Мёрзнут в вагончике. Решают сушиться. Зойка снимает рубашку. Во тьме Колька различает белый треугольник, а выше нет ничего. Колька мучительно думает, что делать дальше и наконец решительно снимает свои большие мокрые трусы. Начинает их отжимать. Переговариваются ни о чём. Пока он вешает трусы, дрожь охватывает тело. Колька поворачивается к ней, подходит, протягивает руки и обнаруживает маленькие мягкие груди, мнёт их холодными мокрыми руками, сознание неожиданно заволакивается, он почему-то валится вперед, что-то падает с грохотом рядом, но руки спешат ниже, нащупывают мягкую ткань, пытаются тащить её к ногам... «Подожди, порвёшь, я сама». Она почти машинально, отработанно снимает трусики и кладёт их под голову. «Это надо запомнить» — зачем-то мелькает в голове Кольки.

Зойка располагается удобнее, Колькины пальцы судорожно сжимают мягкое тело. «Отпусти, синяки будут». Он опять в каком-то беспамятстве, обнимает её, вкладываясь между заботливо расставленными коленками, прижимается к горячему телу и... Он с ужасом ощущает, что опозорился навек, потому что ничего у него не получается. Колька с ожесточением пытается что-то сделать, но всё тщетно. Мокрый Колькин лоб взмокает вторично и тут приходит помощь. Кольке остаётся только выдохнуть и прижаться к тёплому животу. Зойка тихо стонет.

Но что это? Как будто подъехала машина? Они замирают и почти забывают друг о друге. Слышны голоса. Приходится разъединиться, уже без удовольствия и радости. Колька надевает штаны прямо на голое тело, а Зойка накидывает платье. Стоят в обнимку, но никаких эмоций это не вызывает. Мысли заняты неожиданным вторжением и его возможными последствиями. Разговоры то удаляются, то приближаются. И так минут десять или больше... Колька про себя мучительно ругает незваных гостей, когда голоса отдаляются. Но голоса приближаются и мысли принимают иной ход. Он нащупывает в уголке лом. Но вот хлопают дверцы и машина отъезжает.

И вот тут уже всё идёт своим чередом, без лишних слов. Летят на пол штаны, летит на полку платье — скорее, скорее туда, в этот мучительный сладостный мир.

Колька изнеможён, но ещё и ещё раз пытается наверстать упущеные годы. И вот, уже совершенно обессиленный, он утыкается в измученную им же маленькую грудь, не в силах оторваться от манящего, доступного и родного тела и так и засыпает, к удовольствию Зойки, совсем не удовлетворённой этим буйным мальчиком, но счастливой от сознания произведённого ею на свет мужчины.

1988



Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016