ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ

УВИДЕЛ Я НЕБО ПОРОЮ БЕЗГРЕШНОЙ
Из неопубликованного. 1980


*  *  *

В забытом овраге забытое лето
Забито осенней листвяной пургой,
Ему не дожить до утра, до рассвета
И нет уже больше дороги другой.

Оно постарело, оно поседело,
Хоть листья еще зелены кое-где,
Но небо как будто слегка поредело,
Как будто размыто водою дождей.

Вдали от деревни, от леса, от речки
Запряталось лето, чтоб тихо уйти,
И я тут случайно, помочь ему нечем,
Отсюда расходятся наши пути.

Не будет уже вот такого, шального,
Упрямого, тёплого лета у нас.
И что мне теперь до всего остального —
В забытом овраге костёр мой погас.

1980


*  *  *

И в росинке, и в дождинке,
И в слезинке милых глаз
Скрыты тайные картинки,
Что проходят мимо нас.

Если хочешь их увидеть,
Не сбивай росинку с трав,
Не лови дождинок нити,
И слезы не отирай.

1980


*  *  *

Уж если жить досталось на земле,
Уж если быть досталось человеком,
И довелось родиться в этот век,
Гуманный век, но беспощадный к слабым,
Кровь надо гнать во всё сеченье вен,
В своей душе душить остатки рабьи,
И жить не жирной кашей на столе,
А в глубине веков зажжённым светом.

Уж если взял перо наперевес,
Уж если быть дано тебе поэтом,
И началось брожение внутри
Упрямых слов, горячих и горчащих,
Не исторгай поспешно боли крик,
Не обнажай всех ран кровоточащих,
Слова и боль свои клади под пресс
Живой души и выпускай комету.

1980


*  *  *

Хочешь знать, что значит жизнь,
Ощущений хочешь?
К жару жатвы прикоснись,
Попылись денёчек.

Покатайся хоть часок
Рядом с комбайнёром,
Соверши потом бросок
С молодым шофёром.

На току постой хотя б,
Подыши пылищей,
Так вот хлебушек растят,
Лёгкого не ищут.

1980


ДЕД
Фрагмент ненаписанной поэмы

Он слов ни злых, ни лестных
На ветер не бросал,
Был дед селькором местным,
Неправды не писал.

По вечерам в избушке
Горел подолгу свет,
Хлебая чай из кружки,
Читал Жюль Верна дед.

О будущих победах
Рассказывал сынам.
Не пощадила деда
Великая война.

1980


ПОСВЯЩЕНИЕ В АЛЬБОМ

Мой друг, пусть уместит альбом
Всё, что во мне не умещалось,
Всё, что тобой мне не прощалось;
Как месяц в небе голубом —
Он солнцу вызов бросить смеет,
Но еще выйти не успеет,
А солнце — прыг за горизонт —
Назавтра прогремит грозой.

Вот так и мы с тобой — не вместе,
И только я, как месяц тот,
Живу твоим слепящим светом
И шлю тебе альбом пустой.
Всё, чем хотел я поделиться,
О чём я только мог вздохнуть,
Пускай на беленьких страницах
Тебе напишет… кто-нибудь.

1980


НАДПИСЬ НА ВОРОТАХ ДОМА

Войди, и будь хозяйке другом,
А повезет, так и супругом.

НАДПИСЬ НА ДИВАНЕ

На этом ложе было то же:
Мечтал, когда был помоложе,
Лежал, когда постарше стал,
Потом, когда стал страшно стар,
На нем оставил нам свой труп,
А сам — куда-то выше труб.

НАДПИСЬ НА МОГИЛЕ УРОДА

И он был нужен на земле,
Чтоб мы красивыми считались.

1980


*  *  *

Это не было наградой,
Это не было бедой,
Ты пришла, моя отрада
Половодною водой.

Ты пришла, и затопила
Душу, сердце, — весь тону.
Пропадай же все, что было,
За тобой иду ко дну!

1980


ИРОНИЧЕСКИЕ СОНЕТЫ

1.

Научился быть таким, как все:
Принуждать себя смеяться, плакать,
Настроение на случай стряпать,
Слушать песни, что поёт сосед.

Всё могу: волнение упрятать,
Перекрыть признаниям пути,
Сердцу нелюбимую сосватать,
Ко врагу с улыбкой подойти.

Научился слушать речи в залах,
Заставлять ладони делать звук,
Неужели этого мне мало?

Помню: нечем занять было рук,
Сам себе сказал: — Пиши сонеты!
Написал… заметку для газеты .

2.

О, сколько у нас болтунов,
Особенно, что на трибуне.
Сей образ, конечно, не нов,
Но сколько таких еще будет.

Гремит равнодушная речь,
Притихли несчастные люди,
А день был у них, видно, труден,
Кому-то охота прилечь.

Но льются пустые слова,
Листается с шумом бумага,
У зала болит голова.

Стоит на трибуне бедняга —
Так ворон, усевшися чинно,
Долбит и долбит мертвечину.

3.

На этом свете всё неправда,
Всё сшито на один манер,
И жизнь — одна пустая трата
Минут, и дней, и лет, и эр.

И никого не ждёт расплата
За пустоту, какою был,
Как и за красоту судьбы
Не светит никому награда.

Зачем тогда мы существуем,
Зачем нам жизнь такая — всуе,
И почему не жить нам праздно?

Вот это взять так трудно в толк —
На этом свете всё неправда,
Так может мы живём на том?

1980


ЕХАЛИ ЦЫГАНЕ...

Ехали цыгане,
Черная метель,
Бабки убегали,
Прятали детей,
Закрывали ставни,
Запирали двор.
Вольные цыгане
Заняли бугор.

Вольные цыгане
Ставили шатер,
К ночи разжигали
Небольшой костер.
Песню запевали,
Осени грустней,
В гости зазывали —
Не было гостей.

Не таилась песня,
Над рекой плыла,
Будто плач невесты
Грусть ее была.
Грусть о друге милом,
О тепле костра,
Грусть о том, что было,
(Было ли?) вчера.

Воля ты, неволя,
Горькая судьба.
Эх, цыгана доля —
Что без стен труба.
В поле голый ветер,
Да шатер костра,
Да луна засветит
Свечку до утра.

Растопил с востока
Светлый пламень тьму,
На опушке тополь
Кликнулся ему.
А в шатре открытом
Уж никто не спит,
Вот уж и кибитка
Под конем стоит.

Рано табор снялся
И ушел в рассвет,
На пыли остался
В две полоски след.
Стук колес в тумане,
Да костер немой.
Ехали цыгане...
Может быть, домой?..

1980


*  *  *

Я не боюсь морщинки ранней,
Мне сухость кожи не страшна,
Не свило б душу в рог бараний,
Не стала б строчка холодна.

1980


*  *  *

То пахло жареной картошкой,
Теперь — прогорклой колбасой,
Смотрю в раскрытое окошко,
Любуюсь чуждою красой.

А то ли было: поднимался
Туман над речкой молодой,
И поутру с ведёрком мчался
Я к ней за чистою водой.

Она как будто понимала,
Что лету вечным не бывать,
И безнаказанно давала
Себя ведёрком набирать.

Вода чиста была, светилось
Речное илистое дно,
Потом всё это позабылось,
Осталось кресло, да окно.

И тем доволен — неба крошка
Как раз для этого угла.
Но кто нажарит мне картошки,
Как только матушка могла.

1980


*  *  *

Напротив сада кладбище,
А в нем собака злая,
А вечером мне кажется,
Не там собака лает.

Все чудится, что кружатся
За той дорогой тени,
И в этой пляске ужасов
Они кого-то женят.

И тихо поднимаются
Туманы по-над лугом,
А тени все снимаются
И к саду друг за другом.

Всю ночь не унимаются,
Всю ночь собака лает,
А утром выясняется,
Что яблок не хватает.

И матом кроет сторожа
Начальник из райкома,
А я, хоть мне и совестно,
Не выхожу из дома.

1980


*  *  *

Уймись, волненье дум осенних,
Притихни, сердце, отдохни.
Оставлю все, и выйду в сени,
А там и в сад, и к речке, вниз.

Она, заросшая, петляет
Между болотистых краев,
И взгляд за ней не поспевает,
И сердце спутано мое.

Не бейся, сердце, эта клетка
Не четырех стен белизна,
Так здравствуй, реченька-соседка,
Вот ты-то нынче мне нужна!

Беги, струись, на то и осень,
Чтобы жалеть о летних днях,
Спасибо, что хоть ты не спросишь
С каких я пор душой зачах.

1980


*  *  *

Пускай заезжены дороги
И вдоль, и поперек,
Гоню немазанные дроги
Вперед, вперед.

Я на ходу их мажу салом,
Чтоб не скрипеть,
Чтоб лошаденка не устала
Вперед лететь.

Скрипит проклятая телега,
А сала нет.
Уже занесен первым снегом
Последний след.

Куда же повернуть оглобли,
Не знаю сам.
Застыл я в окруженье скорбном
Леса, леса.

1980


*  *  *

Вдали растаял призрак дымный,
Туман покрыл мои следы,
Со мною годы молодые,
А что ж стихи не молоды?

Открою старые блокноты
И зачитаюсь, засижусь,
В них есть обширные длинноты,
И неоправданная грусть.

Но мило в них, что все писалось
Не для публичного битья,
Пускай не все в них получалось,
Жива в них молодость моя.

Я не за призраками гнался,
И за следами не следил,
А может, весь я там остался,
И зря на кручу восходил?

Ну что с нее теперь открылось,
Тумана стынущая мгла?
А помню — только солнце снилось.
Мечта веселою была...

1980


*  *  *

Мы сидели с тобой, и смеялись
На скамейке в больничном саду,
Листья желтые к нам наклонялись,
Уж последние в этом году.

Мы с тобою беспечно смеялись,
Было тихо. Осенне-светло,
Мы ушли, только листья остались,
Как обрывки несказанных слов.

Только листья остались валяться,
Отшумевшие в этом году.
Как же больно мне было смеяться
На скамейке в больничном саду.

1980


*  *  *
            Николаю Душке

Увидел я небо порою безгрешной,
Порой молодою, весеннею, вешней,
Увидел я синь ослепляюще близко,
Но то не она опустилась так низко.
То я высоко и бесстрашно летал,
Покуда земным и бескрылым не стал,
Покуда не понял, что небо — лишь синь,
Что небо — оно над землею висит,
Что неба не будет без грешной земли,
Что это судьба моя — небо в пыли.

1980


*  *  *

Пришла и «здравствуй» не сказала,
Не подошла, не обняла,
Зачем-то молча постояла,
Взяла краюху со стола.

И, разломив ее надвое,
Как в те безоблачные дни,
Не мне дала вторую долю,
А кинула собаке, вниз.

И я ушел. С тех пор немало
Натикало и натекло,
А помню все — как обнимала,
Как берегли вдвоём тепло.

И как тогда всё славно было,
Не помню, до какого дня.
И как собаку накормила,
Забыв голодного меня.

1980


Публикуется по авторской рукописи

Страница автора

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2021