Главная

ЛИРА АБДУЛЛИНА

НАУЧИ УЧЕНИКА

Из книги «Пока горит пресветлая звезда»
Москва, Современник, 1986


Подготовила к публикации Татьяна Олейникова. 2015

*  *  *

Безрассудная пчела, —
Что душой зовут славяне, —
И сегодня, как вчера,
Всё хлопочешь над словами.
От звезды летишь к звезде,
От листочка — к листопаду...
И повсюду, и везде,
И во всём ты ищешь ладу..
Жизнь бесспорно хороша,
Мир прекрасен абсолютно,
Отчего ж тебе, душа,
Неуютно, неуютно?
Всё — гармония, всё — лад
На земле, росой омытой.
Отчего же горьковат
Этот мёд, тобой добытый?



ТРИПТИХ

1.

Фотокарточка хранится
С довоенных лет.
На счастливых этих лицах
Негасимый свет.
Неумело, но прилежно
Снято без затей:
Мама в платье белоснежном
Обняла детей.
Мне — четыре.
Остальные —
Вовсе мелкота.
На мне часики стальные —
Шик и красота!
Рядом папа.
Рот упрямый,
Руки на груди.
Ах, не знает моя мама,
Что там впереди...

2.

Уходил отец из дома
На кровавый бой,
Взял на память из альбома
Карточку с собой.
Мама в платье белоснежном
Обняла меня.
А повсюду ад кромешный,
Всполохи огня
На мне часики стальные —
Шик и красота.
Фотокарточка обильно
Кровью залита.
Может, братец милосердный
Или кто-нибудь
Этот снимок в путь последний
Положил на грудь...
И сегодня под землею
Тикают часы.
Не развеялось золою
Горе по Руси.

3.

Слышу вздох смиренный
В тишине ночей:
«Сын мой убиенный,
Свет моих очей!
На каком погосте
Мне поголосить?
Где зарыты кости,
Некого спросить.
Белый плат сменила
Я на чёрный плат.
Ворог и в могиле
Будет трижды клят...
Сказка про военных —
Бабкин монолог.
Кто там — «убиенный»,
Мне и невдомек.
Чем я виновата?
По спине мороз.
Привкус горьковатый
Бабушкиных слёз.



НАУЧИ УЧЕНИКА


1.

Травы спелые в росе
В среднерусской полосе,
Где отец, сражённый пулей,
Пал на Дмитровском шоссе.
Пряди белые в косе,
Очи выплаканы все,
Хоронили мою маму,
Плакал перепел в овсе.
Слёз — бездонная река.
Так и сгинешь на века.
Как же дальше жить,
Учитель,
Научи ученика!

2.


Неуютен белый свет,
Столько горестей и бед,
Братья — мал-малого меньше,
И самой тринадцать лет.
Две косички впереди,
Сердце слабое в груди,
Это присказка, не сказка,
Будет сказка, погоди.
Знаю, ноша нелегка,
Но дающего рука
Не скудеет, о Учитель,
Научи ученика!

3.

Мир свой заново творю,
Синим пламенем горю,
Но за тот огонь высокий
Никого не укорю.
Не горюю, не тужу,
Сама садик я сажу,
Хлеб насущный добываю,
Под окошком не прошу.
Хоть мала моя рука,
В ней то глина, то мука.
Так ли делаю, Учитель,
Научи ученика.

4.

В простоте своей святой
Неискусною рукой
Я сама приговорила
Себя к каторге такой:
Глыбы круглые тесать,
Пальцы смуглые кусать,
Петь и плакать без причины
По ночам стихи писать.
Хоть и дерзость велика,
Да бесхитростна строка.
В ноги падаю, Учитель,
Научи ученика!

5.

Что-то будет впереди?
Прислонюсь к твоей груди.
Суета-печаль-морока,
Стороною обойди!
Станем жить да поживать.
Воду пить и хлеб жевать,
Отболит моя кручина,
Станет сердце заживать.
Своего — наверняка
Узнают средь косяка.
Так ли это?
О, Учитель,
Научи ученика!

6.


Дочку в люльку положу,
Сына рядом посажу,
Им про деда и про бабку
Быль и небыль расскажу.
Жду хороших новостей
Из далеких волостей,
Скатерть белую раскину,
Поджидаючи гостей.
Гляну вдаль из-под платка:
— А ведь жизнь-то коротка!
Так ли я живу, Учитель,
Научи ученика.

7.


...Травы спелые в росе.
Пряди белые в косе.
Привезла я незабудки,
Положила на шоссе.
Хоть ты в голос голоси —
Только эхо средь осин.
Холм безмолвный безымянный
Посередь всея Руси.
Память верностью крепка.
Сына взрослого рука
На плече моём.
Учитель,
Научи ученика!



БАБУШКИНЫ ТРАВЫ

1.


Вспомню детство и прикину:
Сколько сжато лебеды,
Сколько съедено мякины —
То-то многие пуды.
Сколько выкопано глины.
Перемолото беды,
Сколько справлено поминок —
То-то тяжкие труды.
Между тем душа живая
Всё чирикала — жива!
Горький опыт обряжая
В мишуру и кружева.
Простодушно — но упорно,
Колотилась — но жила.
...Отчего душе матёрой
Стала ноша тяжела?

2.

Меня печаль не иссушила,
Меня тоска не извела.
Меня беда не сокрушила
И до сумы не довела.
А всё мой ангел-сохранитель, —
Седая, старая, с клюкой,
Судьбы связующие нити
Держала сморщенной рукой

В трудах, в заботах неустанных
Мне заменяла до конца
И мать, усопшую так рано,
И убиенного отца.

Водила в лес, и в степь, и в поле,
Учила прясть, вязать, косить
И не роптать на злую долю,
И гордо голову носить.

3.


Я помню, молилась, сердечная,
На жаркие зори рассветные,
Слова говорила нездешние —
Чудные, больные, заветные:
— О, дай мне терпения, господи,
Познать всё и всё-таки вынести
Все горести эти и болести
От засухи или от сырости.
Прости мне мои прегрешения,
Храни от тщеславья и сытости.
О господи, дай мне терпения —
Пошли мне великие милости!
Пошли утешенье скорбящему,
Болящему дай исцеления,
Убогому, сирому, нищему
Дай мужества или забвения!

4.

Шли со всей округи
К бабке стар и млад:
Кто взыскуя друга,
Кто взыскуя клад.
Кто взыскуя правды,
Убоясь обид...
Бабушкины травы,
Жалкие на вид,
Листья иван-чая,
Цветики земли
Многие печали
Утолить могли.
Жадно я внимала
Бабкиным словам,
Хоть и понимала
С горем пополам...
«От любой тревоги,
На любу болесть
Есть трава-помога,
Утоленье есть».
Горбилась старуха
В хлопотах весь день.
Вот трава-присуха,
Травка-одолень.
Бабушкин гербарий
Помню наизусть.
Травный чай заварим,
Переможем грусть.

5.

Ах ты, бабушка, кудесница премудрая,
Ах ты, горькая вдовица с давних лет
Вот была ты молодая, златокудрая
Чем помог тебе хвалёный златоцвет?

Чем утешило то зелье приворотное,
Чем тебе твои отвары помогли?
Вышли младшему пути бесповоротные,
Старший сын с войны вернулся без ноги.

Побираться — только гордость супротивилась
За тобою неотступно шла беда.
Ты по гроб своими травами насытилась,
Я ведь помню, как горчила лебеда..

Зря просила ты у господа терпения,
Знать, на свете бога не было и нет...
...Над могилою растёт трава забвения,
Богородицына травка, бересклет...



*  *  *


Беда неизбывна.
Но детское сердце
Для скорби
Не очень надёжный сосуд.
Я помню:
Голодные
Пленные немцы
Твердили заученно:
«Гитлер капут!»
И хлеба просили.
Да, голод — не тётка..
Я эту науку
Постигла вполне
И хлеб выносила,
Хоть помнила чётко,
Что папа убит на войне.



*  *  *

Этот воз везти,
Этот крест нести,
Эту боль всю жизнь
Заговаривать,
Только как понять:
«Сгинул без вести?»
Не поймет никак,
Ждет сыночка мать.
Хоть давно сполна
С вражьей нечистью
Расквитался мир,
Как положено,
Только как понять:
«Сгинул без вести?»
Не поймет никак,
Мужа ждёт жена.
И цветёт земля
В золотой пыльце,
В шуме-шелесте,
В тихой прелести.
Все, что знала я
О моем отце,—
Весть прискорбная:
«Сгинул без вести».
Все сверлит висок:
«Сгинул без вести».
Бабки нет в живых,
Схоронили мать.
Видно, мой черед
Этот крест нести,
Эту боль всю жизнь
Заговаривать.



ПОСЛЕ РАЗЛУКИ


1.

Горевала, горевала,
По тебе, мое село,
Побывала, повидала —
Сердце судорогой свело.
Зря несла любовь и горе,
Зря несла в душе слова:
Дом отцовский и подворье
Разобрали на дрова.
Зря рвалась зимой и летом
Столько зим и столько лет:
Не узнал и не приветил
Ни единый человек.
Лишь в прозрении великом
(Иль в неведении диком?)
Деревенский дурачок
Поклонился: «Здравствуй, Лика,
Дай Витюте пятачок!»

2.


Под горою речка Кудушлинка,
Через речку — деревянный мост.
Я иду, качаясь как былинка,
К бабушке и маме на погост.

Грянусь оземь на сырые травы
И завою, и заголошу.
На кого, — спрошу я, — боже правый,
На кого покинули? — спрошу.
И возьму я горсть земли могильной,
Той, что пухом будет впереди.
Две могилы в стороне родимой —
Два тяжелых камня на груди.



*  *  *


Понурый и полуживой,
Облезлый, тощий и мухортый,
Зачем мне снишься до сих пор ты,
Колхозный транспорт гужевой?
Я помню каждый позвонок,
Как гвоздь сидящий в тощем теле.
И только ради высшей цели
На эту клячу сел бы йог.
Но вы достойны пылких фраз,
Военных лет одры и клячи:
Колхозный конь в глазах ребячьих
Крылат и строен, как Пегас.
И мчит сквозь непогодь и дождь
Меня мустанг душистых прерий,
В моих вихрах — петушьи перья,
Я — краснокожих храбрый вождь.
И длится, длится этот миг,
И мчится, мчится конь бывалый,
И вьётся грива Буцефала
Сельхозартели «Большевик».



ВЫСОКИ СНЕГА

Отвори, тайга,
Высоки снега…
Я не враг тебе,
Я тебе — слуга.
Расцвети в ночи,
Оберег-трава,
У меня ключи —
Наговор-слова:
«Ты, небо-отец,
Ты, земля-мать,
Ты, корень-свят,
Благослови себя взять
На добрые дела.
От лихой беды,
От тоски-худобы,
От любви-присухи,
От навета,
От лихого человека,
От огня,
От пламени,
От измены явленной.
А заплачешь, милый друг, —
Не моя вина.
Станешь каяться,
Станешь плакаться —
Золотая слеза
Не скатится.
Волна с песка —
С меня — тоска.
Лицом бела,
И любовь —
Как не была.
Этим словам моим
Ключ и замок.
Ключ в воду,
Где ни дна,
Ни броду.



*  *  *


Это море мне —
Милость царская.
Кому — Чёрное,
А мне — Карское.
Кому — песенка колыбельная,
А мне — лесенка корабельная.
Кому — сны к деньгам,
А мне — ночь без сна,
Кому — тишь да гладь,
А мне — два весла.
Мне удачи бы —
Рыбы в неводе,
А что плачу я —
Эка невидаль!



*  *  *


Десять месяцев
Невпопад
Мне мерещится
Листопад.
Мне неможется.
Мне неможется,
Что с тобою —
Друзья тревожатся.
Головами качают вслед.
Что со мною?
Со мною — снег.
Десять месяцев
До весны.
Десять месяцев
Белые сны.
Десять месяцев
Невпопад
Все мерещится
Листопад.
И подушка моя
Горяча.
И не надобно
Мне врача…
Есть лекарственные
Слова.
Что растёт на земле
Трава,
Что на свете есть
Тёплый дождь,
Что на свете есть
Листьев дрожь
Вы простите мне
Эту малость,
Эту малость —
Мою усталость:
Десять месяцев
Невпопад
Всё мерещится
Листопад.



*  *  *


Пока, ты спишь,
Пока метели дуют,
Я над тобою
Тихо поколдую,
Горячий лоб
Ладонью остужу,
Про доброе тебе
Наворожу.
Чтобы тебе  
Не плакаться,
А праздновать,
Чтобы тебя, пригожего,
Не сглазили,
Доверчивого, чтобы  не  обидели,
Чтоб други или недруги
Не выдали.
Пока ты спишь,
Усталый и измученный,
Пока снега колышутся
Поземками,
Я отведу
Печали неминучие
Руками неумелыми
И тонкими
Чтобы Морока и Напраслина
Не порочила,
Чтоб маетою маетной
Не маялся,
Перед судом неправедным
Не каялся.
Я поколдую
Над тобой украдкою,
Пока метель лютует
Беспросветная.
Все горести твои —
Да будут краткими!
Да будет грусть
Высокою и светлою!



*  *  *


Отшумели белые метели,
Нынче ночью лебеди летели,
Нынче ночью лебеди кричали
Высоко, протяжно и печально.
Нынче ночью маялись олени
От глухого смутного волненья,
Головами пьяными качая,
Над лиловым всплеском иван-чая.
Нынче ночью вздрагивали камни,
Будто кто-то трогал их руками,
Будто рыбы белые на суше,
Будто кто им дал живую душу.
Ночь проходит.
Я смеюсь и плачу
Оттого, что чуда не отсрочить.
Можно было всё переиначить
Нам с тобой.
Но только нынче ночью.



*  *  *


Утро вечера мудреней.
Утром мудрость моя
Утроится,
Всё уладится,
Всё устроится,
И не хуже,
Чем у людей.
Утро вечера
Мудреней.
Завтра утром
Утрат — как не было.
С неба бедному —
Калачи.
Волки — сытые.
Овцы — целые.
Сажа — белая
На печи.
Утро вечера
Мудреней.
...Ночи, что ли,
Стали длинней?



*  *  *


Я проснусь морозным утром,
Когда сны твои легки,
Погоню оленью упряжь
Вдоль заснеженной реки.
У меня оленья шуба,
Да оленьи торбаса,
Да обветренные губы,
Да зелёные глаза.
А олени, словно тени,
И бесшумны, и легки,
Понесутся по веленью
Неуверенной руки.
Я уеду к синю-морю,
Где студёная вода,
Где и горюшко — не горе,
Где и горе — не беда.
Не ищи меня по следу
Вдоль заснеженной реки:
Ранним утром я уеду,
Когда сны твои легки...



*  *  *


Ах, из огня да прямо в полымя
Меня бросает Воркута.
Ах, белы рученьки заломлены
И не выходит ни черта:
Опять нелётная погода,
Опять вестей не шлют полгода
И затевают канитель,
А если пишут, так не те.
А в Воркуте ветра метельные,
И снег укутал Воркуту,
А мне не сладить со смятением,
А мне совсем невмоготу.
И снова рученьки заломлены,
Но я пишу тебе в письме,
Что в Воркуте воркуют голуби
И пахнет яблоками снег.



*  *  *

Приучил меня к расстояниям,
К расставаниям приручил.
О, постылое постоянство
Постиженья простых причин,
Разрывающих наши пальцы,
Двух скитальцев во тьме ночи.
Не расстаться нам —
Кайся не кайся,
Не сойтись нам —
Кричи не кричи.
Все конверты,
Конверты синие,
Словно проруби на реке.
Ты всё думаешь,
Что я сильная,
Что могу от тебя вдалеке.
Кабы знала,
Что только слабого
Бережёте вы
От беды.
Извела бы тебя я жалобой
Чайки, стонущей у воды.



*  *  *


Теперь я знаю,
Как это бывает,
Когда живой
Живому вынимает
Живую душу,
Подцепив крючком,
Как рыбку
С золотистым плавничком.
Теперь я знаю,
Как это бывает,
Когда, живой
Живого забывает,
Как будто убивает
Птицу влёт,
Живой — живого
Выстрелом в живот.
Теперь я знаю,
Как это бывает,
Когда живая боль
Не заживает,
Когда живой —
Полуживой
Живёт.
Но если б знать
Мне это наперёд
Что может так терзать
Живой — живого,
Я б и тогда
Не проронила слова
Тебе в упрёк.
До свадьбы
Заживёт.



*  *  *

Что там с тобой творится без меня?
Как дышится тебе и как живётся?
Чье отраженье в зеркале смеётся,
Когда ты без меня?
Какие сны ты видишь без меня,
Когда скользит рассвет по синим стёклам?
Склоняешься ты к чьим ладоням тёплым,
Когда ты без меня?
Легко ли тебе, милый, без меня?
Наедине с любимыми, с другими
Уж не моё ли повторяешь имя,
Когда ты без меня?
И если ты сумеешь без меня,
Хочу тебе удачи неизменчивой:
Пусть это будет лучшая из женщин,
Когда ты без меня...
За всё слезами платит женщина.
Слезами, что дороже жемчуга,
За боль обид, за боль измен.
А я и плакать не умею,
Я, зубы сжав, окаменею.
Что ты потребуешь взамен?



*  *  *

Не монашенка,
Не жена.
Не любовница
И не мать,
Дитя малое
Прижила,
Стала к сердцу его
Прижимать.
Стали жить мы с ним,
Поживать,
Что посеяли —
То пожинать,
Я — спасать его
Из воды,
А оно меня —
Изводить.
А оно меня —
Из избы,
А его уже
Не избыть.
Жизнь весёлая —
Благодать:
Света белого
Не видать.
По часам растёт,
Не по дням.
Мне его уже
Не поднять.
Так промаялась —
Не жила:
Жалость бабская —
Тяжела.



*  *  *

Горисполкому — исполать!
Вручили ордер, словно орден.
В чинах повышены мы вроде:
Домовладельцы — не шпана.
Я наведу такой уют,
Я заведу себе посуду.
Где птицы райские повсюду
Ранетки красные клюют.
Пойдут на шторы паруса —
Какие благостные шторы!
...Какие яростные штормы
Сулит затишья полоса?



*  *  *


Сын рисует синие машины,
Сын рисует синие маслины,
Сын рисует город голубой,
Синий дым над синею трубой.
И повсюду — синее сиянье,
Синие смеются марсиане,
На листке тетрадном синий цвет,
Как в снегу весеннем синий след.
Говорю я: «Так же не бывает».
Сын глазами синими моргает:
— Нет, бывает! —
Может, и бывает,
Взрослые об этом забывают.



*  *  *


Не ведаю сама, чего творю!
...В смятенье к сердцу прижимая сына,
Держу его и бережно и сильно,
Приникнув, словно к белому стволу.
Не ведаю,
Куда меня несёт?
Кто этот бред горячечный остудит,
Осудит или, может быть, рассудит
Свершенное рассудку вопреки?
Две тоненькие детские руки
На плечи мои падают пугливо,
Как лепестки, прозрачны и легки
И тяжелы, как каменная глыба.



*  *  *


У воды, как будто у беды,
Ты стоял над тёмною рекою,
Протянул мне дрогнувшей рукою
Маленький букетик резеды.
Помню, горько пахла резеда.
Я сказала, что люблю другого,
Не печалься, не вернуть былого,
Не вернуть былого никогда.
Что в судьбе моей ты углядел?
Отчего душа твоя болела,
Что не я тогда тебя жалела,
Ты меня, счастливую, жалел?



*  *  *

Я суеверна.
Близкие поймут
И не осудят
Маленькую странность.
Моя душа, покинув
Свой приют,
Не превратится
В некую туманность.
Ей предстоит,
Презрев земную твердь,
Взмыть к небесам
Неслышными кругами
И ликовать
Над вечными снегами.
И предстоит ещё мне —
Умереть.



В МИНУТУ СЛАБОСТИ

1.


Приступ боли.
Приступ гнева.
Приступ страха.
Взмокла белая
Больничная рубаха.
Собирается душа
Во своеса.
Надоели ей больные
Телеса.

2.


Все будем там.
Зачем спешить?
На небесах, представ пред богом,
В защиту собственной души
Заговорю высоким слогом.
Скажу: грешна моя душа
В том, что грешила маловато.
Жизнь так безбожно хороша —
Душа ли в этом виновата?

3.

Гляжу вокруг суровее и пристальней,
Не лезу напролом. Иду в обход.
А жизнь уже отчалила от пристани,
Ах, белый-беленький мой пароход.
Там музыка гремит на белой палубе,
Струится к небу голубой дымок.
Там так некстати горести и жалобы
Того, кто нынче слаб и одинок.

4.


Чужую боль оплакивать навзрыд —
Душевных сил безумная растрата.
И вот за всё — больничная палата.
В окне звезда печальная горит.
А может, в том начало всех начал —
Сознанья, состраданья, соучастья?
В моей судьбе — и это, в общем, к счастью
Несоразмерны радость и печаль.

5.


Я буду. Я есть.
Если скажут — была,
О, если вам скажут, была — не поверьте!
Я в это не верила даже сама
Всего за минуту до смерти.
Я ветром, я веткой, я птицей вернусь.
Услышьте меня, мои милые дети!
Я вас не покину.
И в том поклянусь
Всего за минуту до смерти.
В больничном стакане дрожат на весу
Лиловой сирени тугие соцветья.
Пятилепестковый цветок поднесу
К губам за минуту до смерти.

6.


Человечек в хрупкой оболочке,
Весь насквозь пропахший валерьяной,
В небеса вперяет взор туманный
И выводит крестики и точки.
Навсегда подверженный простудам,
Вздорным и досужим пересудам,
Варит кашу из небесной манны
Человечек маленький и странный.
Носит воду решетом из речки,
Слёзы льёт ночами на крылечке.
Что возьмешь с такого дуралея,
Что рожден под знаком Водолея?
А когда забарахлит сердечко
И в постель уложат человечка,
Чтобы сердце вовсе не изныло,
Он берёт бумагу и чернила
И опять выводит завиточки,
Хоть душа чуть брезжит в теле бренном.
Человечек в хрупкой оболочке.
Человек — кровиночка вселенной.



КУКУШКА


Кукует мне сирая птаха
Без устали, как нанялась.
...Смогу ль без упреков и страха
Я встретить последний свой час?
Такую высокую участь
Сумею ли я заслужить,
Когда, не страдая, не мучась,
И дня не умела прожить?
Кукует лесная колдунья,
Не жаль, видно, горлышка ей.
А мне ещё думать и думать
Над участью бедной моей.



Татьяна Олейникова, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2015