СЕРГЕЙ ДРОВНИКОВ
ЗОЛОТЫЕ НЕСУТСЯ САНИ
Из книги «На скрещенье надежд», 2013
МНЕ ПРИСНИТСЯ...
Помолюсь, позабыв обиды,
Породнюсь я с дыханьем неба.
Бог услышит мою молитву
И мне даст Он немного счастья.
Мне сегодня приснится море,
Мне сегодня приснится встреча
Там, где парусом ветер бредит,
Там, где берег живёт надеждой.
Мне сегодня приснится нежность
Запоздалая и святая,
Та, которая сердце лечит,
О которой поют свирели.
Мне сегодня приснится солнце –
Я не видел его так долго,
Белым лебедем невесомым
Оно будет лететь над морем.
* * *
О нас двоих одна молва
Про то, как любит нас природа.
Твои слова — мои слова.
Друг другу ближе год от года.
Ветра, продрогшие насквозь,
Пересекают нас ненастьем,
И слово «снег», и слово «дождь»
Перекликаются со счастьем.
У слова «солнце» яркий свет,
Игра лучей и жар полудный.
И краше праздников нам нет,
Чем эти радужные будни.
Ты в буднях этих не кружись.
Мы дети странного рассвета.
Ведь что такое слово «жизнь»?
Нам не дано на то ответа.
* * *
От судьбы не отступишь
Ни левей, ни правей.
Знаю, ты меня любишь
Больше жизни своей.
Знаю, время земное
Тишиною дрожит.
Оттого, что нас двое
Мне так хочется жить.
Верный новому кредо,
У молвы на виду.
Я за счастьем по следу,
Как собака иду.
* * *
Этим летом памятным,
в месяце июле,
Просто так, от щедрости,
с чистого листа
Мне кусочек золота
подарило солнышко
И за тучку серую
скрылося вдали.
Я кусочек золота
взял в ладони робкие,
А затем за пазуху
спрятал до поры.
И пошёл по свету я
сирому да белому
И подал копеечку
нищенке слепой.
Той, что странной ощупью
всё брела по городу,
Всё стучала посохом
вечности самой.
* * *
Свои одежды
неторопливо
сжигает вечность.
Как откровенья
над полем лжи,
сияют звёзды.
И я без спичек
смогу зажечь
Святое пламя
моих стихов
Моих надежд,
моей любви.
ЗОЛОТЫЕ НЕСУТСЯ САНИ
Понтий Пилат Иисусу Христу:
«Что есть истина?»
Евангелие от Иоанна
Вот и полдень от солнца жмурится
После вьюги, как после брани.
По заснеженной белой улице
Золотые несутся сани.
Всё с двумя суетными ликами,
Да по белому покрывалу,
Пепеля и взрывая бликами
Января ледяную залу.
Так в плену коридора странного
Пляшут мысли, вплетаясь в Лету.
И вопрос задаётся заново,
На который и нет ответа.
Пляшут мысли до дырок в темени,
На ладони судьбы стекают.
Не хватает как будто времени
И прозрения не хватает.
Вот и полдень от солнца жмурится
После вьюги, как после брани.
По заснеженной белой улице
В неизвестность несутся сани.
Это во мне бьётся сердце Вселенной,
Это во мне звучит музыка дождя,
Это я излучаю ослепительный
солнечный свет
И это во мне живёт душа.
Многие имеют душу,
но не всякий умеет носить её.
И СНОВА РАЗУМ
И снова разум без сомненья,
Холодный разум снова прав.
И чувства пьяного мгновенья
Не посещают трезвый нрав.
Не потому ль иные судят
Им непонятные миры,
Легко, как будто хворост рубят,
Вонзают в душу топоры?
И не страшит их, не забавит
Привычный взмах безгрешных рук.
А может, чувства миром правят?
А может, праведники врут?
КТО ПРИМЕТ, КТО ПОЙМЁТ
Кто примет, кто поймёт разумный вздор,
Отверженный безликою толпою?
Кто дружеский поддержит разговор
И утром, и вечернею порою?
Кто путника усталого пленит
Не золотом, не щедрыми дарами –
Насущный хлеб рукою преломит,
Зажжёт свечу в низвергнувшемся храме?
И, в вольности и в строгости слепа,
Послушная продажному кликуше,
Толпа, толпа, бездушная толпа
Казнит, казнит израненные души.
ОДИНОЧЕСТВО
Ветер, ветер, холодный ветер
С пересвистами и дождём.
Бестолково живу на свете
Я, привыкший играть с огнём.
Мне заря над землёй распятый
Посылает святой огонь,
Льнёт к коленям моим собакой,
Тычет морду в мою ладонь.
Мне б погладить собаке спину,
Заблудиться в глазах огня,
Мне б созревшую в срок рябину
Отыскать на исходе дня...
Ветер, ветер и снова ветер
С пересвистами и дождём.
Одиноко живу на свете
Я, привыкший дружить с огнём.
Вот и скрипки под сердцем плачут
От забвения и мольбы,
Вот и кони по полю скачут,
По ту сторону от судьбы.
* * *
А на той стороне реки,
В улыбающемся саду
Полем стелются васильки,
Небом — яблоки на меду.
Там без умолку, без затей
Молодые ветра поют,
Стаей розовых лебедей
Воздыханные дни плывут.
Всякий страждущий одержим,
Но не каждый переплывёт
Эту реку печальных зим
И не каждый добудет мёд.
Я на той стороне бывал
И на счастье и на беду
Васильковую синь топтал,
Кушал яблоки на меду.
НЕБО
Пылинкой и малой, и тленной
Пришёл в этот мир я большой.
С огромной и вечной Вселенной
Сравнюсь я нетленной душой.
И слово, всесильное слово
Я звёздному небу дарю,
И снова, и снова, и снова
Я в небо, как в вечность, смотрю.
К нему, бесконечному свету,
Уплыл белый клин журавлей.
К нему, содрогая планету,
Гнал кто-то усталых коней.
И той же тропой незнакомой
На тот же загадочный зов,
Ступая ногой невесомой,
Пойду я по полю цветов.
Пойду, словно пленник на волю,
Свободный от бренных оков,
По полю, по звёздному полю,
Своих не пугаясь шагов.
И с былью смешается небыль,
Привычный разверзнется круг,
И небо, огромное небо,
Коснётся протянутых рук.
* * *
Рампы свет потревожил сцену.
Зал взревел, поднабравшись сил.
За игру неземную цену
Медный колокол попросил.
За игру, что зовётся жизнью,
Я безмерной плачу ценой –
Не слезой, не трусливой мыслью,
А последней своей игрой.
По углам разбежались тени.
Звон усилился ледяной,
На подмостки влекут ступени –
Обрываются за спиной.
ДВА ГОРОДА
Два города, сожжённые дотла,
Предвестники вселенского раздора, —
Содом один из них, другой Гоморра, —
В небесные звонят колокола.
Я слышу этот непрестанный звон,
Проверен слух, надёжен и беспечен.
Как будто я и холоден и вечен,
Как будто мир для праздности рождён.
Воспевшие земную благодать
Не ведали безудержных желаний,
Их души далеки от наказаний.
Кто не грешил, тому и не страдать.
Былых столетий грешная зола
К ним простирает руки провиденья,
И новый день, рождённый для сожженья,
В небесные звонит колокола.
* * *
Просыпана по ангельскому следу
Мечты моей наивная зола.
Прося у Бога мира и тепла,
Я снова простираю руки к небу.
О Господи, единственный, о Боже,
С укором и печалью на челе,
Прости нам, согрешившим на земле,
Спаси нас от забвенья, если сможешь.
* * *
Понятной дорогой к Богу,
С икон обметая грязь,
Мы будто шагаем в ногу,
Бездушно в толпе молясь.
А в душах, как в ветхом храме,
Тревога у нас и мгла,
Мы снова отвергли камень,
Что был во главе угла.
Мечтая о новом хлебе,
Сомнений кровит погост,
И пусто без туч на небе,
И страшно в ночи без звёзд.
СНЕГОПАД
Уйду я из тесных комнат
На улицу невпопад,
И встретит меня огромный,
Снежинками снегопад.
Без устали, не считая,
Рождает их высота
И музыкой рассыпает
Неведомая рука.
Сама по себе, бесследно
Покинет меня печаль,
И маленькою вселенной
В душе отзовётся даль.
Обиды рука загладит,
В поход позовёт труба,
И хватку свою ослабит
Оскаленная судьба.
И вечер огни размечет,
Как будто на новый лад,
И раны души залечит
Снежинками снегопад.
* * *
Мороженого стаканчик,
Надкушенный кем-то и брошенный
На тротуар заснеженного города.
По тротуару проходят люди,
Недобрый ветер пронизывает
их одежды.
Холодно в городе и неуютно.
Одинокий воробей,
Голодный и потрёпанный,
Пугливо и простуженно клюёт
мороженое.
С нетерпением и жадностью глотает
несоразмерные
С его возможностями куски,
То и дело вспархивает и озирается
по сторонам
Выпученными от страха глазами.
Но люди проходят мимо, не обращая
на него внимания,
И только ветер, порывистый
и холодный,
Беспощадно набрасывается на почти
невесомое тельце,
И только время течёт в этом городе
болезненно и неспокойно.
* * *
Я душу износил; ни счастья в ней, ни слога.
Я слишком горячо и верил, и влюблялся.
В незапертую дверь отчаянно стучался,
Средь ангелов смешных я не увидел Бога.
В замену счастью — гнёт, в замену Богу — люди,
Завистливы они, горды и недовольны,
Всё зная наперёд и делая мне больно,
Так безответно врут, так беспощадно судят.
От грозной слепоты, оскаленного гнёта
Мне некуда сбежать, мне не за кем укрыться,
И некого любить, и некому молиться.
Есть тело у меня, нет крыльев для полёта.
А небо надо мной поигрывает синью,
Прозрачна и чиста земная атмосфера,
У солнечных лучей — божественная вера
В берёзовую дрожь и вечную Россию.
КОГДА В ГЛАЗАХ МОИХ УСТАЛОСТЬ
Когда в глазах моих усталость,
Когда поднять не в силах ног,
Мне не нужна людская жалость –
Среди толпы я одинок.
Я в мыслях тело покидаю,
Я с тенью призрака сольюсь.
Лишь знает Бог, где я бываю,
Где я исчезну, где явлюсь.
Когда у жизни нет просвета,
Когда в душе пустая грусть,
Мне не нужны ничьи советы –
Я в лунном свете растворюсь.
И вместе с лунными лучами
Спокойной, вечной чередой
Являться буду я ночами
То духом, то самим собой.
Когда надежда вновь обманет,
Я стану скошенной травой.
Когда мечта печалью станет,
Прольюсь я каплей дождевой.
И вместе с каплями другими
Смешаюсь непогожим днём.
И, затерявшись между ними,
Туманом стану и дождём.
МОЛИТВА
Дающему в изобилии
нам, страждущим, хлеб насущный,
немеркнущий свет хранящему,
Как многие до меня,
земные и недостойные,
хвалу воздаю Тебе я
И с просьбою обращаюсь:
«О Господи, Боже Праведный,
Всевидящий, Неподкупный,
нам, бренным и неразумным,
долги и грехи прощающий,
услышь моё покаяние
и счастьем, что где-то рядом,
как водится, заблудилось,
сполна напои меня,
как мальчик поит котёнка
из блюдечка молоком,
смешного и непослушного».
СЛЕПЫЕ КОНИ
Вдоль обрыва, по-над пропастью,
По самому по краю
Я коней своих нагайкою
Стегаю, погоняю...
В. Высоцкий
Торопился я к ней,
то к обрыву, то к храму,
От безумных идей
возвращался к иконе.
Путал ангельский лик
с ликом ветреной дамы,
И храпели мои
ошалевшие кони.
Я крестил небеса
непослушной рукою.
Любят вольный напев
все дороги прямые.
Но иною судьбой,
но дорогой кривою
Побрели мои кони
по свету слепые.
Удивленье и страх
у прохожих на лицах,
Оттого на века
даль чиста и открыта.
Но ослепших коней погоняет возница.
По канавам копыта, по душам копыта.
То плетутся они,
то слетают с откоса,
Пустословью на суд,
любопытству на диво.
Эх, пришла бы она —
ни слезы, ни вопроса,
А взяла б под уздцы
да сводила б к обрыву.
ТИШИНА ПРИ СВЕЧАХ
Нет, не просто живу я.
Нет, не просто дышу.
Время с сердцем рифмуя,
На бумаге пишу.
Остановится время,
Будто пуля в виске, —
Рифм желанное семя
Прорастёт на листке.
Их возникшие лица
Твердь и смысл обретут.
За страницей страница
Мою душу соткут.
В них моё вдохновенье
О любви говорит,
В них земное рожденье
Несказанной зари.
И не верьте вы серой
Недомолвке в ночах,
Так наполнена верой
Тишина при свечах.
То не свечи сгорают,
Не в камине дрова –
Ветры время читают,
Произносят слова.
ПОСВЯЩАЕТСЯ...
Когда перо уставшего поэта,
Разбавленное бытом неотложным,
Насущными, ничтожными делами,
Что хламом оседают повседневным
Во времени бумажном и пространстве,
Не сможет не услышать этот зов,
Знакомый и загадочный, как вечер
Со звёздами и знаками на небе,
Не смеет не откликнуться на голос
Божественный, особенно манящий
В минуты творчества,
Умолкнут рифмоплёты и бретёры,
Душа вздохнёт,
как шелуху, развеет в ночь
Чужую ложь и зависть неприкрытую,
В который раз из пепла исполином
она восстанет.
И он пойдёт по девственной тропе,
Не хоженной никем
со дня творенья
мира.
НА СКРЕЩЕНЬЕ НАДЕЖД
На скрещенье надежд раскрыта
Откровенья святая книга,
Неизвестная мне доселе.
Нет начала в ней, нет конца.
Я листаю её страницы,
Я читаю слова руками.
Чутким отблеском беспокойным,
Неразгаданной чередой
Дышат строки, тревожат душу,
Воплощаются в ладный хор
То ли ангелов беззаботных,
То ли жаждущих крови псов.
Всё тревожнее, ближе пенье,
Твердь венчается с пустотой.
Скачут строки тропой неровной,
Приближаются к западне,
Будто лошади, будто лошади,
Будто лошади в табуне.
ОЛЕНЬ ЗОЛОТЫЕ РОГА
Где кончается день,
где судьбы берега,
Там пасётся олень
Золотые Рога.
Между ночью и днём
за седой тишиной
В совершенстве своём
бродит он под луной.
Бродит он под дождём
и средь вечной пыли,
В совершенстве своём
не касаясь земли.
А касается он
света первой звезды,
Оставляя, как сон,
за собою следы.
Все следы без греха,
золотой чистоты.
В них босая ольха,
тишина и цветы.
С них сомненья слетят,
будто ветры с руки.
Где пройдёт его взгляд,
там всегда родники,
А где плачет сирень,
где могила строга,
Там склоняет олень
золотые рога.
ХЛЕБ, КОТОРЫЙ Я КУПИЛ В КИОСКЕ
В начале было Слово...
Евангелие от Иоанна
И та, которую я любил,
проходит мимо меня с другим,
Более «полезным», волевым.
Она уже не кидается в любовь с головой.
Она разборчива.
Я посмотрел на них
спокойным невидящим взором
И подумал: «Так будет лучше,
Ведь у меня своя дорога».
Машина вырулила мне навстречу.
Я отошёл в сторону,
чтобы пропустить её.
Но она остановилась.
Сидящий в ней мужчина
позвал меня.
С ним была девушка –
Видимо, жена его.
Он протянул мне руку.
В ответ я подал свою.
Маленькая монета
оказалась в моей ладони.
Я поспешил
вернуть монету обратно.
Но она упала в песок.
И я подумал:
«Так будет лучше.
Её найдут мальчишки
и обрадуются».
И пошёл дальше,
до боли знакомой
своей дорогой.
И протянул свою монету
в открытое окошечко,
чтобы купить хлеба.
«Давай», — сказала женщина,
сидящая в киоске,
И посмотрела на меня,
как смотрят многие, —
Быстрым, оценивающим,
всё расставляющим
на свои места взглядом.
Она не знала,
что я, невидящий,
тоже посмотрел на неё.
Она не знала,
что мне достаточно было
одного её слова,
Чтобы увидеть больше,
чем увидела она.
Я пришёл домой и подумал:
«Неплохо бы выпить,
Я могу выпить один.
У меня нет друзей,
Но есть вино,
есть салат — пища богов —
и хлеб,
который я купил в киоске».
ВЕЧЕР И МОРЕ
Приходил вечер к морю,
тихий, неторопливый,
Запирал ворота железные
на замок тяжёлый,
Зажигал огни далёкие
золотые,
Посылал собаку чёрную
устрашить море,
Море вечное, непокорное.
И служила собака вечеру,
Будто преданный раб хозяину,
ревностно, неустанно.
На седой прибой она
громко лаяла.
Её слышали волны быстрые,
Её видела чайка белая,
Чайка белая, эх свободная,
Как душа моя.
Печалью счастье отзовется,
И за меня всё решено.
Заря подстреленная бьётся
Созревшим яблоком в окно.
Забыть бы раненое тело,
Зарю по-прежнему зажечь,
Но стынут мысли то и дело
И суета не стоит свеч.
Сентябрь взывает к нездоровью,
Он проливается дождём,
Небесной суетною кровью,
Я ПРОШУ, ПОДНИМИТЕ ЗАНАВЕС
Так кричала толпа слепая
В исступленье своём «распни»,
Так шептала душа живая
Всепрощающее «прости».
Дайте сердцу вина и зрелищ,
Дайте жертву слепой толпе,
Предо мной поднимите занавес,
Чёрный занавес поднимите.
Я жестокой судьбе не верю,
Пошутили со мной и хватит,
Занавесили чёрным бархатом
Декорации и актёров.
Но продолжить желает пьесу
Под привычным названьем «жизнь»
Замечательный режиссёр
И играют весну актёры
На обманчивых струнах дьявола
Так старательно, так реально,
Будто занавес не опущен.
Крики «браво», аплодисменты,
Кровь на сцене и в душах кровь.
Всё смешалось, и нет антракта
Уже много веков подряд.
Ведь кричала толпа слепая
В исступленье своём «распни»,
Ведь шептала душа святая
Всепрощающее «прости».
Дайте сердцу вина и зрелищ,
Дайте жертву слепой толпе.
Я прошу, поднимите занавес,
Чёрный занавес поднимите.
* * *
Тихий подмосковный городок,
в перекрёстках и зелени,
Расположился неподалёку
от большого аэродрома.
Я приехал погостить в этот город
к необычной девушке,
совсем не похожей на других.
С ней живёт её маленькая сестрёнка,
едва научившаяся говорить.
В одной из комнат их квартиры
я играл с девочкой в огромный,
почти невесомый мячик.
В открытую форточку
доносился гул взлетающих самолётов.
Но девочка, увлечённая игрой,
их не слышала.
Я же не мог так просто и так скоро
забыться.
Мою сущность тяготил извечный
вопрос:
Зачем мы приходим в этот мир,
Такой реальный и такой призрачный,
Мы любим и ненавидим,
строим города и самолёты,
Ждём с надеждой день завтрашний,
Забывая порою о дне сегодняшнем,
и уходим, уходим в небытие,
ничего не взяв с собою.
Очередной авиалайнер,
видимо тяжелее других,
Борясь за своё существование,
С надрывным рёвом оторвался
от земли.
«Что это?» — спросила девочка,
Возвращаясь из игры,
как из
сновидения.
«Это взлетел самолёт», —
ответил я.
Она ненадолго задумалась и сказала:
«Я знаю, он полетит на небо,
Высоко-высоко,
и ляжет там спать».
* * *
Время — оно течёт незаметно,
Так же незаметно, как растут дети.
Мгновения — это мельчайшие осколки
Разбившегося когда-то зеркала,
Они и похожи, и неповторимы.
Я пытаюсь собрать их в зеркало новое,
Чистое и бездонное,
Чтобы однажды посмотреть в него
И увидеть...
Но я привык ударяться лбом
О бетонные столбы
И дорог мне раздающийся
Со всех сторон смех.
* * *
Как тюльпан, о земле забывший,
Подружившийся с облаками,
Я не знал, поутру раскрывшись,
Что ломают цветы руками.
Миром карликов и теней,
Где цыганка лгала и пела,
Прокатилась телега дней,
Промармыжила как сумела.
Я в спокойных домах не жил,
Не купался в рассветных росах,
Отторгающе не любил
Грязь, налипшую на колёса.
Будто посланный в Колизей,
Я в сердцах забывал о Боге,
Неслучайных терял друзей
И не раз подводил итоги.
Я УСТАЛ ОТ ПРОБЛЕМ
Я устал от проблем,
От обид и разлук.
Мне б встряхнуть этот плен,
Оглядеться вокруг.
Мне б свободы глоток
Полной грудью испить.
Мне б в назначенный срок
И понять и любить.
Но рассеялся в прах
Счастья призрачный лик,
Но свинцом на губах
Безысходности крик,
И не сбросить никак
Одиночества пут,
Беспросветных, как мрак,
И часов и минут.
Видно, уж суждено
Мне играть эту роль,
Пить печали вино,
Беспощадную боль.
Видно, бес неземной
Надо мной ворожит,
Серый дождь проливной
Вместо солнца сулит.
Только в сердце моём
Есть святые слова,
Ведь под серым дождём
Зеленеет трава.
Только снятся порой
Мне волшебные сны,
И как прежде весной,
Мои чувства сильны.
И быть может, шальной
Вновь блеснёт из-за туч
Над моею судьбой
Солнца летнего луч.
ЭЛЕГИЯ
Автопортрет
По этой лестнице манящей
Привычно я иду по краю.
Любви былой и настоящей
Цветы желанные срываю.
Ещё далёк от седины,
Торгуюсь с вечными цветами.
Смотрю на миг со стороны
Раскрепощёнными глазами.
И, преуспев в вопросах торга,
Живу без денег, без жены,
Всё жду пьянящего восторга
От первозданной тишины.
Ведь, от любви недолго пьян,
Я видел в вечности изъян.
Я помню, лестницы провал
Был снегом белым занесён,
И не спасён, и не прощён.
На эту память наступал
Я много раз.
Мне страшно было и смешно,
Когда с ветрами заодно
Я падал в бездну неумело,
Бледнело солнце, и местами
Земля менялась с небесами
В каком-то танце ошалелом,
Секунды грезились веками,
И воздух я хватал руками,
Забыв о Боге.
Взлетали ангелы, как тени,
Над бесконечностью ступеней
То в суете, то между делом,
Напоминали дней разбег,
И белый снег, и белый снег,
И кровь на белом.
Весною тени по болоту
Бредут наивной чистотой,
Не отторгая позолоту,
Сияет грешник, как святой.
Кресты, пленённые ветрами,
Не зная радости иной,
Владеют вечности чертами.
Но боль со мной и Бог со мной.
Непостоянностью святыни
И провиденьем выбран я
Стопами бренности босыми
Пройти по грани бытия,
Пред усыпальницей обрящей
Закончить начатую речь
И о закат, во мгле горящий,
Стопы босые не обжечь.
Не видеть зла, не слышать стона,
Забыть былую повседневность.
Ведь я не жил, я видел сон,
Я видел сон, был сладок он.
Источник: С. Дровников. На скрещенье надежд. Избранное. Второе издание./ – Старый Оскол: Изд-во «РОСА», 2013
Татьяна Олейникова, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 201