ВЯЧЕСЛАВ КОЛЕСНИК

ОТКУДА ВСХОДИТ СОЛНЦЕ
Сказки

ПОЧЕМУ?

— Мамочка, — обратился однажды с вопросом к медведице маленький бурый медвежонок, — а почему все говорят, что солнце улыбается? Я не пойму, как оно улыбается?

Почтенная мамаша перестала жевать молодые осиновые листочки, внимательно посмотрела на сына:

— А кто говорит-то?
— Все — и зайцы, и белки, и дятел...
— Понятно.

Медведица неторопливо подошла к сыну, ласково погладила его по мягкому бочку:

— Всё это потому, что наступила весна. А весной солнце бывает большое и доброе.
— И оно начинает улыбаться?
— Да.
— Хочу посмотреть.

Медвежонок поднял голову и, прищурившись, начал пристально разглядывать солнечную улыбку.

— Мама, а почему у меня текут слёзы? Почему я плачу?
— Так бывает со всеми, кто смотрит на солнце, — объяснила медведица.
— И даже с твоей подругой, тётей Лисой? — спросил дотошный медвежонок.
— И с тётей Лисой.
— И со всеми-всеми зайчатами и волчатами?
— Да, сынок, со всеми.
— И с тобой?

Тут медведице наконец-то надоело отвечать на вопросы сына. Она молча отошла в сторонку и с озабоченным видом принялась выковыривать из земли съедобные коренья.

— Мамочка, — снова подошёл к ней медвежонок, — а мне вот ещё что непонятно. Ты такая же как солнце — большая, добрая и улыбчивая, но почему рядом с тобой у меня никогда не текут слёзы?


ПРО СЛОНА

Приснился как-то одному сапожнику большой красивый слон.

— Сколько кожи! — воскликнул сапожник, проснувшись. — Сколько кожи! Тысячу пар сапог можно пошить из этого великана! А туфель! А ботинок! Да достанься мне хоть половина этого слона, вот уж разбогател бы я!

А на другую ночь тот же самый слон — большой, красивый — приснился мяснику.

— Сколько мяса! — воскликнул мясник, проснувшись. — Сколько мяса! Десять тысяч котлет можно сделать из этой громадины! А колбасы! А сосисок! Да достанься мне хоть половина этого слона, вот уж разбогател бы я!

— Да ну вас... — обиделся на них большой красивый слон. Обиделся и на третью ночь не приснился он ни мяснику, ни сапожнику


ПРО ЩЕКОТКУ

Пощекотал как-то один мужик сам себя под мышками и — давай хохотать! Смеётся, не может остановиться. До обеда досмеялся — тут надо бы ему пообедать, а он на обед не идёт, смех-то ему жевать мешает. Потом досмеялся он до ужина — и от ужина также отказался. Лёг спать не евши.

Утром проснулся — опять смеётся. И так до самого вечера. И так целую неделю!

Соседи на него глядят: похудел бедняжка… Думают, как бы ему помочь. Так ведь и с голода можно помереть…

И тогда один, самый умный из соседей, говорит:

— Клин клином вышибают! Давайте его в обратную сторону расщекочем!

Схватили они мужика за руки, под мышками его пощекотали, и —перестал он смеяться. Начали его соседи кормить. Кормили-кормили, и стал он толстым и грустным.


СКАЗКА О ТЫКВЕ

Жила себе, поживала на тыквенном поле дородная красавица Тыква.

Правый бок у неё был яркий, оранжевый, левый бок — изумрудный, с разноцветными, затейливыми полосками…

Каждое утро, когда над полем поднималось солнце, она доставала из-под листьев осколок модного круглого зеркальца и долго, очень долго любовалась своей красотой.

— Нет на всём поле тыквы красивее и крупнее меня! — говорила она, оглядывая себя со всех сторон.

Лежавшие по соседству тыквы молча соглашались с ней.

— А поглядите, какие у меня вот здесь интересные крапинки — продолжала красавица. — Это же цвет — настоящий вермильон! И вообще, я не понимаю, чего я в таком случае здесь валяюсь? Моё место — на международной выставке овощей! А там, известное дело — таким, как я, и почтенье особое, и уважение. Куда ни глянь — висят там таблички на иностранных языках. И называлась бы я там уже не Тыква, а, к примеру, Гарбуз…

— Ух ты…— раздался вдруг совсем рядом чей-то удивленный голос. — Ну и габариты!

Это неожиданно на тыквенном поле появился огородник Коля. Его слова, слова удивления, конечно же, без всякого сомнения, относились не к кому-нибудь, а именно к ней — красавице Тыкве.

Огородник Коля довольно оглядел её со всех сторон, любовно погладил по крутым бокам:

— Да-а, — сказал он, — тут корму для моей свиньи дня на три хватит. А то и на все четыре. Так что, схожу-ка я домой, за телегой...


СЛУЧАЙ С КОЛОБКОМ
Новогодняя сказка

Шла себе как-то по зимнему лесу, по белой заснеженной тропинке — лиса. Вдруг видит: навстречу ей катится колобок.

— Эй, колобок! — остановила его лиса. — А ты знаешь или не знаешь, какой у нас нынешней ночью наступает праздник?

— Нынешней ночью? — спросил колобок. — Конечно, знаю! Новый год!

— Ну так вот! — говорит лиса. — Вот и хорошо! Вот и спой-ка мне тогда что-нибудь веселёнькое по этому случаю!

— Что-нибудь весёленькое? Про Новый год? — уточнил колобок. — Так это пожалуйста!

И тут же запел:

Новогодний, новенький
Падает снежок!
Ёлочки, сосёночки,
С подарками мешок!

— Прекрасно! Превосходно! — с одобрением покачала головой лиса. — Придётся, видно, забрать мне тебя с собою... А то ведь как я Новый год без песен буду встречать?

Положила лиса колобка в сумку, пошла с ним домой. Дома усадила его на стол, а сама начала принаряжаться: навешала себе на шею ярких рябиновых бус, выкрасила губы и щёки клюквенным соком... Наконец, отложив в сторону зеркальце, сказала:

— Ну, я готова! Праздник начинается!

Колобок догадался, что ему надо делать, — запел:

Новогодний, новенький
Выпал нынче снег!
Хорошо тебе, лиса,
Хорошо и мне!

— Эх! — радостно воскликнула лиса. — Люблю я, всё-таки, праздновать Новый год! Особенно, когда... — Она подошла поближе к столу, облизнулась. — Особенно, когда... пожевать чего-нибудь найдётся!

Услыхав эти слова, колобок притих, затаил дыхание... Лиса тем временем наклонилась над столом, улыбнулась, ещё раз облизнулась... Затем не спеша достала из-под скатерти припасённое по случаю праздника куриное крылышко...

— Ах, вон оно что... — вздохнул облегчённо колобок. — А я уж было подумал…

— Да ты что! — с упрёком воскликнула лиса. — А песни мне кто будет петь?
Обрадовался колобок, по столу туда-сюда прокатился.

Новогодний, новенький
Выпал нынче снег!
Хорошо тебе, лиса,
Хорошо и мне!

— Хорошо и мне, — повторила лиса, поправляя на груди яркие рябиновые бусы. — И тебе, и мне!


ПРО КАБАНА

Когда с деревьев опали листья, заговорили все в лесу о том, что скоро, совсем скоро, придёт зима.

— Не пущу я её сюда!— сказал кабан. — Нечего ей тут делать!

И начал он таскать и укладывать поперёк главной дороги, ведущей в лес, тяжёлые брёвна, пни, ветки. Целую неделю таскал, с утра до позднего вечера трудился.

— Не пущу! Не пройдёт она сюда!

И вот завалил он дорогу бревнами да пнями, присел отдохнуть. Вдруг видит: закружились в небе снежинки.

— Зима, братцы, зима! Встречайте зиму! — застрекотали сороки.
— Не пущу! Нечего ей тут делать! — стоя за своей баррикадой, упрямо ворчал кабан.

А снег всё гуще, всё сильнее начал валить. Оглянулся кабан — а сзади уж белые сугробы лежат.

— Зима! Зима пришла! Встречайте зиму! — ещё громче застрекотали сороки.
— И как она смогла пройти? — удивился кабан.


СКАЗКА О БАРСУКЕ

Жил-был в лесу барсук.

Жил себе, поживал, голода-холода не знал, о нужде да нищете лишь краем уха слыхал. И любил он частенько, закутавшись в свою тёплую барсучью шубу, повторять такие слова: «Неужели мне, барсуку, чего-то в жизни может не хватать?»

Иногда он эти слова произносил вполголоса, иногда, случалось, мурлыкал их про себя, а иногда, особенно если вылезал из норы и сидел под ореховым кустом, говорил их очень громко и внятно.

Вот так:
— Неужели мне, барсуку, чего-то в жизни может не хватать?

И услыхала однажды эти слова пролетавшая мимо орешника сорока.

Услыхала, на ветку опустилась, застрекотала:

— Здравствуй, барсук! Как живёшь-поживаешь? Завтракать, обедать не забываешь?
— Не забываю, — отвечает ей барсук. — А что?
— А то, что я мимо пролетала и слова твои слыхала. А на слова твои ответ у меня есть.

— Какой ответ?
— А такой! — спрыгнула на землю сорока. — Знаю я точнёхонько, знаю я вернёхонько, чего тебе в жизни не хватает.

— Чего? — удивился барсук.
— Если по-нашему, по-сорочьи, рассуждать, да всю правду тебе, барсуку, рассказать, то не хватает тебе в жизни самого что ни на есть...
— Да всё у меня есть!

— Всё да не всё, — сказала сорока, — и напрасно ты серчаешь.
— А ты, — проворчал барсук, — напрасно языком болтаешь. — И, погладив себя лапой по животу, добавил: — Ишь!

Сороке эти слова немножко не понравились, но она не обиделась, а рассудительно покачала головой и сказала:

— Друзей — вот чего тебе не хватает.
— Друзей? — приподнял уши барсук.
— Да-да, именно их.

Барсук задумался.

— А ведь... — начал он, — если по правде сказать, то...
— То выходит, что я права? — уточнила сорока.
— Выходит, что, может быть, даже и права, — кивнул головой барсук. — Друзей у меня, в самом деле, никогда в жизни не было.
— Вот видишь! — сказала сорока. — Я всё знаю!

И, сочувственно поглядев на барсука, добавила:

— Скучаешь, поди?
— Бывает, что и скучаю, — вздохнул барсук. — Особенно, когда объемся...
— Как это?
— А вот так. Объемся, живот болит, а я валяюсь один-одинёшенек в своей норе да стону. Стону, а послушать меня некому…

— Всё понятно, — сказала сорока. — А вот у меня — пол-леса друзей да пол-леса всяких- разных знакомых. Представляешь?
— Представляю, — с завистью пробормотал барсук. — Может, со мной поделишься?
— Чем? — не поняла сорока.
— Как чем? Друзьями, — сказал барсук. — У тебя-то их вон сколько. А мне бы и одного хватило.

Сорока удивлённо приподнялась на цыпочках:

— Это как же? Был друг мой — станет твой? А раз он твой, то у меня с ним что — дружбы никакой?
— Не знаю, — сказал барсук.

— И я не знаю, — сказала сорока, — потому как друзьями делиться мне никогда не приходилось. Вот хлебной коркой, букашками, яркими стекляшками — приходилось и не раз…

— И с кем же ты делилась?
— С друзьями.

— Что-то я ничего не понимаю, — проворчал барсук. — Друзьями ты, говоришь, ни с кем не делилась, а с друзьями — делилась…

— Так оно и есть, — подтвердила сорока.
— А раз так, — сказал барсук, — то выходит, что друзья нужны для того, чтобы постоянно им что-нибудь давать?

— Ну почему же? — возразила сорока. — Мои друзья со мной тоже иногда чем-нибудь делятся.
— Иногда... чем-нибудь... — буркнул недовольно барсук. — Разевай рот пошире.

И, сопя и ругаясь, он полез в свою нору.


МУРАВЕЙ-ГРАМОТЕЙ

Надумал как-то один муравей записаться в лесную библиотеку. Буквы он кое-какие знал, читать маленько умел…

— А что, — говорит, — разве плохо, если ещё грамотнее стану? Совсем даже неплохо. А стану умнее всех в муравейнике — так и того лучше. Очки себе куплю, научусь расписываться. А там, глядишь — и книжки сам начну сочинять…

И вот разыскал он большое-пребольшое дупло, где находилась эта самая библиотека, с умным видом перебрался через высокий порог, поздоровался.

— Вы ко мне? — спросила его старенькая сова, заведующая библиотекой.
— Ко мне, — утвердительно кивнул головой муравей. — То есть, к вам.

— Читателем, что ли, решили стать?
— Ну да, читателем.
— Похвально, — сказала сова, — похвально. А какие ж вы книжки любите читать?

— Да мне, вообще-то, всё равно, — отвечает муравей. — Мне лишь бы поскорей образование своё повысить.

— Ну что ж, всё понятно, — сказала сова. И выдала ему для начала тоненькую, маленькую, с яркими картинками книжечку. Выдала, предупредила:

— Послезавтра приходите.

Но не прошло и получаса, как снова явился муравей в библиотеку.

— Что, уже? — спрашивает сова.
— Уже, — отвечает муравей, — и не раз.

Удивилась сова, очки на носу поправила:

— Ну что ж, коль вы такой прыткий, возьмите тогда почитайте вот эту. — И подает ему с высокой полки теперь уже не книжечку, а настоящую, солидную, страниц эдак на сто — книгу.

— Теперь,— говорит, — жду вас через неделю.

Поблагодарил муравей сову, уцепился за книгу всеми конечностями, засопел, закряхтел, еле выбрался с тяжёлой ношей из дупла…

Но не прошло и несколько часов, как снова появился он в библиотеке.

— Что, уже? — спрашивает сова.
— Уже, — отвечает муравей, — и не раз.

Покачала головой сова, задумалась.

— Что ж вам ещё предложить-то?
— А вы мне такую книгу дайте, — говорит муравей, — чтобы я как можно скорее наибольшей учёности достиг!

— Ладно, — говорит сова.— Есть у меня такая книга. Да только дело в том, что в этой книге почти на всех страницах пропущены некоторые буквы…

— Пропущены буквы? — обрадовался муравей. — Так это ж хорошо! Даже — вдвойне хорошо! Такую книжку я мигом прочитаю!

— Так уж и мигом? — засомневалась сова.

— Так уж и мигом! — уверенно повторил муравей, подвигаясь поближе к мудрёной книге. — Я ведь пропущенные буквы читать не буду? Не буду. И незнакомые буквы я тоже никогда не читаю. А раз так, то... не успеете вы очки поправить на носу, как стану я первым грамотеем в лес


ОТКУДА ВСХОДИТ СОЛНЦЕ

Встретились как-то раз посреди деревенской улицы гусак и индюк. Встретились, здоровья, как водится, друг другу пожелали, о том о сём потолковали, а потом гусак и говорит:

— А пойдем-ка, индюк, ко мне в гости!

Согласился индюк, пошли они к гусаку на широкий двор. Поклевали там зерна, попили водицы, неспеша туда-сюда по двору стали прогуливаться…

— А скажи-ка мне, гусак, — спрашивает индюк, — с какой стороны у вас тут по утрам солнце всходит?

— Солнце? Так ведь оно у нас обычно вон из-за того плетня всходит, — отвечает гусак.

— Откуда-откуда? — брезгливо поморщился индюк. — Из-за вон того корявого плетня? Ну и обстановочка... Не позавидуешь тебе. — И с важным видом оглянувшись по сторонам, добавил: — У меня не так. У меня солнце из-за сада цветущего всходит!

Затем минутку-другую о чём-то подумав, индюк снова подступился к гусаку:

— Ну, а вечером — куда у вас тут солнце садится?

Гусак смущённо вздохнул, с лапы на лапу переступил, отвечает:

— Так ведь... вон за тот сарай оно и садится. За свинарник…

— Что-что? — удивился индюк. — За свинарник? Ну и ну… — Он снисходительно поглядел на гусака, важно вытянул шею. — А вот у меня во дворе — совсем иная картина. Хотя — что тут рассказывать? Пойдём-ка прямо сейчас ко мне — я тебе всё и покажу.

И пошли они к индюку.

Начал индюк водить гостя по двору, показывать ему, откуда солнце всходит да куда заходит…

Слушал-слушал его гусак да и говорит:

— Странно... У тебя тут солнце из-за сада цветущего всходит, у меня — из-за плетня корявого, а светит да греет оно что там, что тут — одинаково.


СКАЗКА ПРО КУРИЦУ

Обозвал как-то один мужик жену свою курицей, а жена возьми вдруг да тут же и превратись в курицу!

— Батюшки светы… — испугался мужик. — Это ж надо! Сколько лет обзывал её, кем только не называл — и хоть бы что, а тут…

Задумался мужик, шапку вместо затылка пятернёй чешет.

— Да и к тому ж, — говорит, — кабы я знал, лучше б я её как-нибудь по-другому обозвал. Ну, хотя бы, к примеру, коровой! Корова — она ведь в хозяйстве намного курицы полезней. Тут тебе и молоко, и маслице, и сметана... Да и лошадью кабы обозвал, тоже неплохо было бы. На ней и воду можно возить, и сено, и дрова.

Ходит мужик по двору, ругается:

— А тут ещё, вдобавок ко всему, подруга к ней сейчас явится, на посиделки. Спросит: где Марья Петровна? А я ей что — курицу покажу?

И решил он, чтоб никто ничего об этой истории не узнал, жену свою подальше от людей куда-нибудь упрятать.

— Упрячу, — говорит, — а там видно будет. Может, со временем что-нибудь и придумаю.

Поймал он жену за хвост, отнёс её в самый дальний угол сарая, насыпал ей проса, плеснул в корыто воды…

Вдруг слышит: калитка стукнула! Насторожился мужик — неужто подруга к жене пришла, на посиделки? Высунулся он из сарая: оказывается — нет, никакая не подруга; кум явился. Поздоровались они, а кум и говорит:

— Слушай, что-то ты сегодня какой-то не такой. Уж не случилось ли чего?

Вздохнул мужик да по большому секрету всё как есть куму и рассказал.

— Ну и ну... — покачал головой кум. — История…
— То-то и оно, что история… — говорит мужик. — И что самое обидное — чего ж я не обозвал её каким-нибудь более солидным животным?.. Короче, пойдем, покажу…

Зашли они с кумом в сарай.

— Видишь? — говорит мужик. — Вот она, жена…

А жена ходит себе по сараю, кудахчет, просо клюёт, из корыта воду пьёт…

— И что теперь делать,— развел руками мужик — прямо не знаю…
— Слушай, — говорит кум, — а что если...
— Да попробовать-то можно,— говорит мужик. — Глядишь — что-нибудь покрупней и получится.

Схватил он курицу за хвост, стал обзывать её лошадью, коровой, свиньёю… Но — кем только не обзывал — всё напрасно, так и осталась жена курицей…

— Слушай, — говорит кум. — А может, ты взял бы да обозвал её … Марьей Петровной, а? Так она, глядишь, и стала бы опять такой же, какой раньше была.

— Ишь ты…— развёл руками мужик. — А я об этом как-то и не подумал…

Взял он курицу на руки, погладил её по голове, назвал Марьей Петровной, и стала курица опять человеком.


НАХОДКА

Однажды на берегу маленькой речки, которая раньше, говорят, была очень широкой рекой, встретились два друга — Заяц и Бобёр.

Дружили они уже давно, но виделись редко и поэтому при встрече любили всласть поболтать языками. А болтали они о всякой всячине: о мухах, о цветах, о погоде, о разных новостях... И если бывало так, что во время встречи вдруг начинался дождь, то они, как настоящие друзья, не спасались от него поодиночке, а садились рядом под лопухом и продолжали свою беседу. Бобру-то дождь, как известно, нипочём, он мог бы и без лопуха обойтись, но Заяц всегда говорил: «Нет уж, друг Бобёр, садись рядом. Пускай тесно, пускай левый бок у меня промокнет, но зато мы вместе и всё у нас пополам».

Вот и на этот раз встретились они, поздоровались и, усевшись как обычно на песчаном бережке, принялись о том да о сём беседовать.

Как вдруг... (в сказках никогда не обходится без этого «вдруг») прямо возле них, в мутной воде, что-то закачалось и заблестело… Что это? Испуганный Заяц вскочил, поднял уши и увидел зацепившуюся за корягу, большую, покрытую тиной, тёмно-зелёную бутылку…

Погляди-ка, Бобёр, — прошептал Заяц, — что к нам приплыло…

— Погляжу, — встал Бобёр, — да сейчас же и достану.

Он ловко нырнул в воду, подобрался к бутылке, и через минуту находка уже лежала на берегу.

— А пробка-то старинная, — удивился Заяц. — И внутри пусто.
— Как это пусто? — возразил Бобёр. — Я вижу там какую-то бумажку.
— Бумажку? А я и не заметил..

Заяц наклонился над таинственной бутылкой, пошевелил усами, пристально посмотрел на Бобра:

— А ведь это знаешь что, друг Бобёр? Записка.
— Какая записка?
— Самая настоящая. Мне в детстве бабушка много раз читала про такие бутылки с записками. В них пишут всегда о кораблекрушениях, просят помощи...
— Какое в нашем болоте кораблекрушение? — усмехнулся Бобёр.
— А вот давай откроем и узнаем.

Уцепился Заяц зубами за пробку, Бобёр покрепче сжал бутылку лапами, потянули в разные стороны и — пробка выскочила.

Затем они палочкой вытащили записку, развернули её и внимательно стали рассматривать фиолетовые буквы.

— Читай! — подтолкнул Бобёр Зайца.
— «Проглоти эту записку и увидишь, что будет», — прочитал Заяц. — Ишь ты, наверно, волшебная.
— Волшебная, — повторил Бобёр. — А что же будет-то?

— Кто его знает... — задумчиво рассматривая бумажку, сказал Заяц. — Много чего может быть. Вот только хорошего или плохого — загадка.

— А вдруг будет одно плохое? — с подозрением глянул на записку Бобёр. — Кому интересно такое глотать?
— То-то и оно, — согласился Заяц. — Тут подумать надо.

Он поднялся и с озабоченным видом начал расхаживать по берегу. При этом Заяц шевелил усами, ушами, что-то бормотал себе под нос…

Наконец, остановившись, он пристально посмотрел на бутылку и сказал:

— А знаешь что, друг Бобёр? Мне кажется, нам нужно вот как поступить. Разделить эту самую записку ровно на две части и — проглотить.

— Как это?
— А так. Половинку ты проглотишь, половинку — я. Что будет, то и будет. Добро так добро, зло так зло — всё на двоих.
— Давай, — кивнул головой Бобёр. — Я не против.

Разорвали они записку ровно на две части, каждый взял свою половинку, открыли рты — ам! — и…

И ничего не случилось.

— А мы-то думали... — разочарованно хмыкнул Бобёр.
— Вот тебе и думали, — сказал Заяц, — думали-кумекали.
— Так выходит, что записка — не волшебная? — спросил Бобёр.
— Записка-то волшебная.

— А почему же тогда с нами ничего не случилось?
— Да потому, наверное, — с умным видом заглянул в пустую бутылку Заяц, — что ОНО пополам не делится…

— Что — ОНО?
— А то, что должно было случиться, — сказал Заяц. — Ты вот, к примеру, кто сейчас есть?

— Я? Бобёр.
— Правильно. А я — Заяц. А проглотившему эту записку намечалось, может быть, в кого-нибудь превратиться… Может быть, даже... в слона! Представляешь?

— Представляю.
— Ничего ты не представляешь... — покачал головой Заяц. — Тут всё не на двоих, а на одного было рассчитано. Проглотил — и стал слоном! А нам с тобой как превращаться, если ползаписки ты проглотил, а ползаписки я — по отдельности? Я голова, ты хвост?

— Нет, так не бывает, — сказал Бобёр.
— То-то и оно, — сказал Заяц. — Не на двоих это всё.
— Ну а если не на двоих, — махнул лапой Бобёр, — если…

— Правильно! — подхватил Заяц. — Не на двоих, так нам его и не нужно, даже самого хорошего. Мы ведь друзья.

Затем он подошел к Бобру, уселся с ним рядышком и тихонько сказал:

— Давай-ка лучше смотреть, как на том берегу ромашка цветёт...


САМЫЙ ЛУЧШИЙ ПОДАРОК

Жил себе, поживал в лесу заяц. С виду был он такой же, как и все остальные зайцы, а не с виду, то есть по разуму — так совсем наоборот! И всё потому, что умел он сочинять стихи.

К примеру, спросит его кто-нибудь:
— Эй, заяц, как делишки?

А он в ответ:
— Жаба любит пышки!

Или: «Эй, заяц, куда спешишь?» — а он: «Две избушки — не Париж!»

Конечно, мало кто понимал смысл его стихов, однако желающих послушать зайчишку было предостаточно. Ведь что ни говори, а стихи в лесу — редкость.

И вот как-то раз повстречал этого зайца-стихотворца на лесной дорожке медведь.

— Слушай, заяц, как хорошо, что я тебя увидел!

А у медведя под мышкой — коробка шоколадных конфет, на шее — модный галстук, дорогим одеколоном от него пахнет.

— В гости я иду, понимаешь?
— Понимаю, — говорит заяц.
— И вот, стало быть, подарочек с собой несу...
— Вижу, — говорит заяц. — Бородавку на носу.
— Да не бородавку, — обиделся медведь, — а конфеты шоколадные...
— Тоже неплохо, — облизнулся заяц.

— Сам знаю, что неплохо, — сказал медведь, — да только надо, чтобы ещё лучше было. Я ведь, как-никак, на именины иду.
— На именины? К кому?
— К лисе, к куме своей, — со степенным видом сообщил медведь. — Так что — вовремя ты мне встретился.

— А при чём тут я? — удивился заяц.
— А при том, что помощь мне твоя нужна, — сказал медведь. — По поэтической части.
— По поэтической части? Стихи, что ли, сочинить?
— Ну да, стихи, — важно произнёс медведь. — К вот этим конфетам.

Заяц ничего не понял.

— Сейчас растолкую, — сказал медведь. — Дело в том, стало быть, что надумал я сегодня преподнести лисе, имениннице то есть, подарочек. А подарочек, как мне подсказали, непременно должен вручаться с красивыми словами, со стихами то есть…

— Ах, вон оно что, — улыбнулся заяц. — Конфеты плюс сонеты,?
— Вот-вот! — обрадованно пробасил медведь. — Так что — выручай!
— Я-то выручу, — деловито прищурился заяц. — Я-то сочиню. Только вот... надо бы мне для начала…

— Что — надо?
— Надо бы мне для начала пару конфеток из этой коробки съесть.
— Из этой коробки? — удивился медведь. — Так ведь... неудобно как-то...
— А стихи подарочные сочинять, не зная вкуса подарка, думаешь удобно?
— И то так, — согласился медведь.

Согласился, распечатал коробку, протянул сочинителю две конфеты:

— Угощайся…

Угостился заяц, облизнулся, начал:

Именины, именины!
На столе ведро малины!
На столе ведро малины...
Две дубины... куча глины...
Пауки без паутины...

На слове «паутины» поэт вдруг остановился, озабоченно потёр лапой свой лоб, задумался…

— Ну? — вопросительно посмотрел на него медведь. — Дальше...
— На столе ведро малины, — повторил заяц, — Именины, именины...
— Да что ты всё — именины, именины... — недовольно проворчал медведь. — Дальше давай!

— Так ведь не получается дальше, — почесал за ухом стихотворец. — Хоть ты лопни, не получается... И всё это, видать, из-за того что, судя по всему, глюкозы у меня сегодня в организме не хватает…

— Глюкозы? А что это такое? — спросил медведь.

— А это то, от чего мысли в голове хорошо шевелятся, — пояснил заяц. — Вещество, без которого и дня не может прожить учёный народ, в том числе — поэты.

— И где ж её, эту глюкозу, берут? — поинтересовался медведь.
— Где, где... В сахаре она бывает, в пряниках, в конфетах...
— В конфетах? — переспросил медведь.
— Ну да, — сказал заяц. — Особенно в шоколадных…

Медведь почесал затылок:

— Так это что ж получается?..
— Что надо, то и получается, — сказал заяц, подвигаясь поближе к коробке с конфетами. — И напрасно не стоит печалиться. Глюкоза-то — вот она!

— Вот она, — согласно кивнул головой медведь.
— И к тому же, — заметил заяц, — её тут полным-полно. На целую поэму хватит!
— Поэму мне не надо, — сдержанно пробасил медведь. — Мне что-нибудь покороче…

— Ну, гляди, покороче, так покороче, — сказал заяц. — Я не против. Но только знай — без глюкозы всё равно не обойтись.

Медведь вздохнул:

— А не обойтись — это сколько надо?
— Конфет-то? — рассудительно прищурился заяц. — Да штучки три, я думаю. А то и четыре.
— А не многовато ли? — засомневался медведь.
— Многовато, так сочиняй сам, — обиделся поэт. — Дешевле обойдется.
— Да куда мне...
— А если куда, — сказал заяц, — так чего ж ты скупишься ради поэтического труда?

Медведь подумал-подумал, вздохнул, вынул из подарочной коробки несколько конфет…

— Хватит?
— Может, хватит, — сказал заяц, — а, может, и не хватит. Стихотворение-то, как-никак, именинное, а это тебе не квохтанье куриное. Тут мозгами нашевелишься...
— И то, — согласился медведь.
— А коль то, — сказал заяц, — так давай штук сто!

Медведь от неожиданности открыл рот, но вскоре догадался, что поэт шутит, что давать ему столько конфет вовсе не надо, а надо дать ему всего-навсего три-четыре штуки. А поскольку эти три-четыре штуки уже были вынуты из коробки, то медведь тут же взял да и вручил их зайцу.

Заяц, как и положено приличному поэту, с достоинством конфеты принял, не без удовольствия сжевал их, облизнулся и через минуту, взбодренный глюкозой, продолжил сочинительство:

Именины, именины!
На столе ведро малины!
Все сидят вокруг ведра...

— Во! — обрадовался медведь. — Пошло дело!
— Все сидят вокруг ведра... — повторил заяц, — Тарара-рара-рара...
— А это ещё что? — не понял медведь.
— Это? Строчка такая, — пояснил заяц. — Временная.
— Ну и ну... — покачал головой медведь.
— Да ты не волнуйся, — успокоил его заяц. — Скоро я эту самую строчку изменю до такой неузнаваемости, что тебе и не снилось. Скоро вместо всех этих «тарара» я придумаю такие слова, что...
— А скоро — это долго ждать? — поинтересовался медведь. — К именинам успеешь?
— Успею, — уверенно сказал заяц и, покосившись на коробку с конфетами, добавил: — Имея столько глюкозы, стыдно задавать такие глупые вопросы.

Медведь намёк понял, вздохнул и ради задуманного дела дал поэту ещё одну конфету. Поэт с удовольствием конфету сжевал, облизнулся и — стихотворчество продолжилось с новой силой:

Именины, именины!
На столе ведро малины!
Все сидят вокруг ведра,
А в ведре... в ведре — дыра!

— Какая дыра? — удивился медведь.
— Ну, не дыра, так... жара, — поправился заяц.
— В ведре жара? — ещё больше удивился медведь. — Ну ты даёшь…

— И ничегошеньки я не даю, — сказал заяц, — потому как ничегошеньки у меня нет. Вот у тебя — другое дело, есть коробка с конфетами.

— Коробка-то есть, — согласился медведь, — да уж больно полегчала она...
— Полегчала, а ни одна струна в душе поэта по-настоящему так и не зазвучала, — сказал заяц.
— А чтоб зазвучала — сколько тебе ещё конфет надо? — спросил медведь.
— Дважды две, — коротко ответил заяц.

Медведь вздохнул и, сделав вид, что знает таблицу умножения, смущённо приоткрыл подарочную коробку:

— Ради такого дела — бери…

Заяц облизнулся, взял из коробки дважды две конфеты и тут же, на глазах у растерявшегося медведя, принялся декламировать:

Именины, именины!
На столе ведро малины!
Все сидят вокруг ведра...

Он на секунду вдруг задумался, затем взволнованно подпрыгнул, кинулся к медведю:

— Слышишь, давай быстрей конфету! Вертится слово на языке, никак не могу высказать!
Медведь неуклюже засуетился, начал считать оставшиеся конфеты…

— Да что ты их считаешь? — возмутился заяц. — Тут такой момент, а он…

И он, то бишь медведь, вынужден был отдать поэту предпоследнюю конфету. Поэт быстренько её сжевал и, наспех облизнувшись, выпалил:

— Все сидят вокруг ведра!
Имениннице — ура!!!

— Ура-а-а... — растерянно повторил медведь, вынимая из подарочной коробки последнюю конфету. — А с чем же я на именины пойду?

— Как — с чем? Со стихами, — успокоил его заяц. — Стихи — это ведь самый лучший в мире подарок! Что — конфеты? Съел их да тут же и забыл, а стихи — они всю жизнь душу будут согревать.

— Будут, — согласился медведь.

— А раз так, — сказал заяц, — давай-ка сюда последнюю конфету и не печалься. Мы её сейчас... то есть, немножко я откушу, а остальное тебе — для укрепления памяти, чтобы стихи по дороге не забылись…

Так они и сделали.

А сделав — поблагодарили друг друга да и разошлись в разные стороны. Заяц по тропинкам, кустикам побежал-поскакал, а медведь со своим самым лучшим в мире подарком пошёл к лисе на именины.


СЕМЬ ЛУКОВИЦ

Взял как-то один мужик в руки молоток, гвоздь и говорит:

— А забью-ка я этот гвоздь в стену да повешу на него картину!
— Какую-такую картину? — спрашивает жена. — Нет у нас никаких картин.
— Купим! — отвечает ей мужик.

Забил гвоздь и пошёл в город — искать художников, которые умеют красивые картины рисовать.

Пришёл, поспрашивал у людей, те подсказали ему, куда и как пройти. Вскоре нашёл он нужный адрес, видит: прямо на улице, под открытым небом, картин всяких выставлено — не сосчитать. И такая пестрота кругом — глаза в разные стороны разбегаются... Тут же ходят художники, картины свои продают.

— Вы что-то хотели приобрести? — спрашивает один из них у мужика.
— Да вот,— говорит мужик, — забил я в стену гвоздь, решил повесить на него картину, а картины — нету. Пришёл поискать.
— Так у меня и купите, — говорит художник. — Видите, какая красивая!
— Красивая-то красивая, — согласился мужик, — да сколько она стоит?

Назвал художник цену.

— О-о-о... — покачал головой мужик. — Дороговато. Мне, чтоб её купить, надо мешков сорок картошки вырастить да потом эту картошку распродать. А это, доложу я вам, не шуточное дело.

— Верно, не шуточное, — согласился художник.

И пошёл мужик дальше. Видит — другой художник стоит, картину продаёт.

— А твоя сколько стоит? — спрашивает мужик.

Назвал ему художник цену, опять мужик удивился:

— Да ты что? Да за такие деньги мне целый год свинью надо откармливать да потом ещё и продать её подороже. Нет, не пойдёт.

— Ну что ж, дело хозяйское, — отвечает ему художник.

Отошёл от него мужик, по сторонам поглядывает, затылок чешет. Наконец видит: третий художник стоит, и не одна у него картина на продажу выставлена, а много.

— Ну, а ты свои картины почём продаёшь? — спрашивает мужик.
— Я дёшево продаю, — отвечает художник, — потому как у меня их — глянь сколько!

— Во! — обрадовался мужик. — Вот это другое дело! — Выбрал себе одну картину, заплатил за неё деньги и пошёл домой.

Идет по дороге, думает: «А что если бы взял я да заплатил за неё не рублями, а, к примеру… луком, во что бы она мне обошлась?» — Затылок почесал, в уме всё посчитал. Посчитал да от радости как стукнет себя кулаком по лбу:

— Так ведь обошлась бы она мне всего в семь луковиц!

Пришёл он домой, жене картину показывает.

— Гляди, — говорит, — какую я вещь купил!

Поглядела жена, головой покачала:

— Ну и ну... Вот так изделие… Сразу и не поймёшь, где тут верх, где — низ…

— Зато, гляди, какая яркая! — говорит мужик.— И обошлась-то она нам, знаешь во сколько? Всего в семь луковиц!

— Всего в семь луковиц?.. — покачала головой жена. — Вот так картина! — И тут же зачем-то вышла из дома. Вскоре вернулась она, протягивает мужику семь луковиц.

— Зачем они мне? — не понял мужик.
— А это не тебе, — говорит жена. — Это художнику.
— Художнику? Так я ему уже заплатил.
— Ничего, — говорит жена. — У нас луку много, отнеси.

И пошёл мужик опять в город. Нашёл того художника, у которого купил дешёвую картину, говорит ему:

— Вот тебе, братец, семь луковиц.
— Зачем? — удивился художник. — Мы ведь с тобой рассчитались.
— Так это добавка, — говорит мужик.
— Добавка? — ещё больше удивился художник. — Но… с какой стати? И почему именно семь луковиц?

— Да ладно, — говорит мужик, — бери, не стесняйся. У нас нынче луку уродило — девать некуда. И дешёвый он — как никогда. А почему семь? Так это потому, что во столько обошлась мне твоя картина.

Задумался художник, затем взял у мужика семь луковиц и говорит:

— Ну, раз так — забирай тогда и остальную мою живопись…

И с того дня перестал он рисовать картины.


2021

Публикуется по авторской рукописи

Вячеслав Колесник, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2021