ИГОРЬ ЧЕРНУХИН

ВЫСОКИЕ ЗВЁЗДЫ

Источник: И. Чернухин. Запах огня. Белгород, «Константа», 2014, стр. 84-127

Скачать PDF



ЛЮБОВЬ

Ночь стоит сухая, осыпая,
Звёздную окалину, как прах.
Что ты бродишь, девочка слепая,
С красной розой в тоненьких руках?

Говорят, что годы, как метели,
Над твоей мелькали головой.
Мамонты рождались и старели,
Камни тлели, становясь золой.
Вымирали варвары и гунны,
Остывал Везувий,
Но во мгле,
Словно чудо, всё такой же юной
Девочка бродила по земле.

И была она сильнее денег
И царей, и ватиканских слуг –
Хохотала бледная Медея,
Плакал Демон – злой и гордый дух.

И, как звёзды, прямо через годы
Крик летел Отелло над землёй,
И лицо светилось Квазимодо
Тихой, но великой красотой.
За мужьями русские княгини
Шли в Сибирь, оставив за собой
Шепоток великосветский:
– Сгинет
В тюрьмах роковая их любовь…
А Любовь в ответ смеялась только,
Оставляя ругань за плечом,
И в руке её горела тонкой
Роза, как светильник, горячо.

Что ты бродишь, девочка слепая? –
Ночь суха. Далёко-далеко
В поезде московском засыпает
Молодая женщина легко.
Наведи ты на неё глубокий
Сон…
       И в сердце светлое войди.
Женщине приснится недалёкий
Вечер, что растаял позади.

Ей приснится омут синий-синий,
Белые, как гуси, облака,
Девочка над омутом в осинах
С красной розой в тоненьких руках.

1963-1991

*  *  *

Покину всё:
И деревянный дом,
И сад с малиной, и хозяйку дома…
И рано утром я сойду с парома
На берегу уже совсем чужом.

Паромщику скажу:
– Прощай, старик!
И ходко к полустанку зашагаю
Заречными туманными лугами
На голос электрички напрямик.

Под стук колёс покажется всё сном,
Полузабытым, милым и знакомым:
Старик-паромщик, деревянный дом
И сад с малиной, и хозяйка дома.

1981




*  *  *

С дороги близкой и с дороги дальней
Встречай меня весёлым и печальным.

Встречай меня усталым или бодрым.
Отчаянно приниженным и гордым,

Больным,
            здоровым,
                          нервным
                                     и спокойным.
Знакомым или вовсе незнакомым.

Встречай меня, как радость, как печаль,
И только нелюбимым не встречай!

1963



В ЗВЕЗДОПАД

В темноте шумит ночное жито.
Месяц щедро выбелил пути.
Припаду к тебе щекой небритой
И услышу:
– Милый, погоди! –
Слышишь, как от трав пьянеет воздух,
Как поют шальные соловьи? –
И умолкнешь, запрокинув к звёздам
Голову задумчиво свою.
Что ж… Я знаю –
В прелести молчанья
Сила есть покрепче силы слов.
Проведи меня по Мирозданью,
Освежи прохладою ветров.
Как хмельной,
в горячечном бреду я
Побреду, шатаясь по траве:
– Ах, Елена, русая колдунья,
Что в твоей лукавой голове?..
Я ходил над пропастью, где тропы
Так круты, что оком не веди!
Я ходил уверенно, как робот,
В гололёд, метели и дожди.
Никакой меня не путал леший,
Смелости в пути не занимал:
– Ах, Елена, месяц в небе вещий
Окрутил меня, околдовал.
Ты скажи, куда от ночи деться,
Счастье и несчастие моё? –
Слышишь, как ворочается сердце
От хмельной травы и соловьёв?
На губах твоих – печаль полыни,
В серьгах свет весёлый, озорной…
Ах, Елена,
             ноги неверны мне
Перед тонкой, хрупкою тобой.
И молчи, не возражай, не надо.
Всё известно самому давно.
Нынче от большого звездопада
Рожь роняет жаркое зерно.

1959



МАГДАЛИНА

Стою немым ли в храме пилигримом
Иль в нём с соседом о земном шепчу –
Мне женщина по имени Мария
Передаёт зажжённую свечу.

Горит в её руке огонь нетленный.
В глазах Марии таинство и грусть.
Весь белый храм ей кажется Вселенной,
А я небесным братом ей кажусь.
Подёрнут взгляд туманной поволокой.
Лицо её обращено к Нему,
Толкнут её, заденут ненароком –
Она молчит, не внемлет никому.
О чём она беседует с Всевышним,
Какой в моленьях искупает грех?..
Кусок последний отдаёт ей нищий,
Монашки зазывают на ночлег.

Трясёт её ночами малярия –
То в жар бросает, то в холодный пот
Никто не знает, где живёт Мария,
Пришла откуда и куда уйдёт.

Горит свеча, дрожит от песнопенья.
Сомкнувши руки тонкие в кольцо,
Стоит Мария, как само смиренье,
Потупив чуть греховное лицо.

Блаженная, земная, словно глина,
Прощённая за давностями дней…
Беру свечу и вижу Магдалину,
И голову склоняю перед ней.

1994


НА ИВАНА КУПАЛУ

На Ивана Купалу, на Ивана Купалу
С белых плеч твоих тёмное платье упало –

Молодая горячая грудь обнажилась,
И твоя голова от луны закружилась.

Ночь сияла. И звёзды плескались в реке,
Мирно кони паслись за рекой вдалеке.

И горели костры на зелёном лугу.
Я тебя отыскал на крутом берегу.

Там, в лесу, где трава шелестела у ног,
Показалось, увидели вещий цветок.

– Только раз, – ты сказала, – в году он цветёт.
Кто увидит цветенье – тот счастье найдёт.

Ты ладошкой ласкала листы орляка,
Но орляк не расцвел, опустилась рука.

Видно, нас не приветил языческий бог –
Отыскать нам волшебный цветок не помог.

Но нашли мы шиповник, нарвали цветов.
Ты ладошки свои исцарапала в кровь.

В ту безумную, лунную белую ночь
Я желаний своих не сумел превозмочь.

Да и ты не смогла нашу страсть одолеть –
Угодила в её золочёную сеть.

Ты сама расплела на рассвете косу,
Обнимала меня, целовала в лесу.

На Ивана Купалу, на Ивана Купалу
Ты на тёплые травы заречья упала.

И твоё молодое и лёгкое тело
Под луной обнажалось и весело пело…

И светила звезда, и молчала река,
И сиял на поляне цветок орляка.

2005-2014



СКАЗКА

Я бы с лесом поспорил – лети всё в трубу! –
Но срубил для тебя золотую избу

Из поющих дерев на четыре окна,
Чтобы стала она и углами красна.

Я срубил бы её возле светлой реки,
Чтобы всё по душе тебе было, с руки.

Я б украсил её самой тонкой резьбой,
Чтоб прохожие люди дивились избой.

В ту избу ты б хозяйкой желанной вошла –
Вся от солнца, от ветра, от речки светла.

И жилось бы тебе в ней, как в сказке, легко,
От больших городов далеко-далеко.

Среди русских равнин та б стояла изба,
Но ни мне не судьба, ни тебе не судьба.

…Ты живёшь на Арбате в высотном дому, –
Ты прости мне за сказку мою посему.

1971-2001



ВОСПОМИНАНИЕ О КРЫМЕ

Курортная Таврида,
Таврида виноградная,
Я, сбитый с толку видами,
О ней делился взглядами
С геологами пришлыми,
С матросами на яхте,
С художниками книжными,
С девчонками из Ялты.
Палило небо южное,
Шумело море синее,
А женщина замужняя
Едва меня сносила.
Блестя очками модными,
Глядела в море пристально.
Была она свободная,
Как чайки возле пристани.
Я говорил ей дерзости
На третий день знакомства
О вере и неверности,
О женском вероломстве.
Всё выслушав с ехидцею,
Она вздыхала ласково:
– О, Господи – провинция
С провидцами и сказками…
И, с глаз откинув волосы,
Она смеялась искренне:
– В суждениях о вольности
Близки вы, в общем, к истине,
Халатик сбросив ситцевый,
Красивая и грешная,
Она летела птицею
В пучину – синь кромешную.
Потом брели мы берегом,
Брели косой песчаною,
И море след наш бережно,
Смывая, зачищало.
Мы уходили в горы
И не могли расстаться,
А было нам в ту пору –
И мне и ей по двадцать,
Когда судьба вначале,
И жизнь, как море, светится,
И любим мы отчаянно,
Но больше нам не встретиться.

1968



В НОЧНОЙ ЯЛТЕ

Глухая тишь стоит над морем,
Молчит прибрежная вода.
Зеленоватая звезда
Взошла… и спряталась за горы.

Там по ущельям шорох ветра,
Луны отвесные лучи.
Дымясь, восходит из ночи,
Как призрак дня, старик Ай-Петри.

Присядь на камень тёплый, старый,
Замри и слушай, как вдали
Морзянят в море корабли,
На пирсе плачется гитара.

За кипариса тенью длинной
Прошелестит песок… На миг
Покажется – на материк
Вернулись шумные эллины.

Стрясётся что-то с постоянством
Вещей обычных, как еда –
Взойдёт упавшая звезда,
И время перейдёт в пространство.

И потеряет смысл квартира,
Раз ты уже пришёл сюда,
Где суша, небо и вода:
Все три вещественности мира.

1967-2014




ЗА ШЛАГБАУМОМ ЛЕТА

Кончается лето.
Трава стала жёсткой и грубой.
Цветы умирают. Полночные звёзды бледней,
И веет прохладой с увядших и тихих полей,
И пахнут полынью твои говорящие губы.

Зачем ты целуешь меня так прощально и нежно,
И руки свои замыкаешь на шее в кольцо,
И плачешь, и прячешь, потупив в смущенье лицо:
– Люблю тебя жадно, безумно, светло, безнадежно.

Но чувствую, милый, настала пора нам расстаться –
Прошло наше лето и время цветов и любви,
А нам остаётся печаль и томленье в крови,
Свет дальней звезды и видения призрачных станций.

Нам к ним не добраться,
И «вечно любить невозможно», –
Так было и будет с другими, со мной и с тобою,
И девочка с розой, что мы называли любовью
Стоит за шлагбаумом лета в тумане дорожном…–

Я молча целую твои говорящие губы,
Лишь только б они перестали:
– Прощай и прости… –
Что спорить с тобою? –
Расходятся наши пути –
Кончается лето.

2010



*  *  *

Волосы осенние твои
Тонко пахнут травами земли.
Где-то очень далеко-далёко,
В самой глубине лесных чащоб
Притаились мягкий свет глубокий
И дождя осеннего озноб.

Лес горит торжественно и молча.
Словно искры, листья вниз летят.
Мы опять с тобой до самой ночи
Будем слушать тёплый листопад.

Ты лежишь и юной, и красивой,
Травы прикасаются к лицу,
И в глазах непоправимо синих
Я теряюсь, как в большом лесу.

Голова моя слегка кружится,
Где-то тихо стонут журавли.
Что они, бродяги эти, птицы,
Смыслят в тонких запахах земли?..

Вот заря взошла над жёлтым вечером.
Говорю тебе:
– Моя, моя!.. –
Пусть кружатся небо и земля,
Листья осыпаются на плечи…
…Волосы осенние твои
Сладко пахнут травами земли.

1959



ГЛАЗА

Два синих озера, глубоких и осенних,
В меня глядят то зорко, то рассеянно,
То нежностью наполнятся земной
И тихо затоскуют надо мной,

То закричат отчаянно:
– Не верим!.. –
И станут вдруг холодными и серыми,
То снова синь вернут себе до боли.
Два озера – две синие неволи.

Не жалуюсь. Побег не совершаю –
Хожу под ними по земному шару.

1962



*  *  *

          Жене Нине

Вот опять над осинником поздним
Тихий дождик с утра моросит.
До меня моросил он, и после
Будет тысячу раз на Руси.
После, после… Но разве об этом
Я печалюсь и это пою?..
Я пою соловьиное лето,
Соловьиную землю мою.
О другой не мечтаю я доле.
Счастлив тем, что я в сердце несу
Поле русское, неба раздолье,
Ливни синие в русском лесу.
Эти русские степи и ветер,
Этих тонких берёз молоко,
Что люблю больше жизни на свете,
Больше жизни –
                       любить нелегко…
И случись – вдруг растаю в тумане
И исчезну под крик петухов –
Ты прочти что-то светлое, раннее
Из моих позабытых стихов.
Пусть они тебе снова напомнят
Те счастливые летние дни,
Как с тобой мы по русскому полю
До рассвета бродили одни.
Как светили нам ранние звёзды
И считала кукушка года.
Нет, не поздно, не поздно, не поздно
Возвращаться в те дни никогда.
Так что грусть моя, право, минутна –
Это осень… И гуси трубят.
Это просто дождливое утро
Я встречаю опять без тебя.

1973



*  *  *

Замешена осенняя печаль
На горьких травах, на опавших листьях.
Наполнен лес тоскливым тонким свистом
Последних птиц, предчувствующих даль.

Тепло и ясно. Ветрено, дождливо,
А утренник берёзовый бодрит,
В пустом саду, где сторож зябко спит,
Последние стучат о землю сливы.

Последние цветы за палисадом
Дремотно угасают под дождём,
И заколочен глухо летний дом,
И пролита сентябрьская прохлада.

Падёт с небес последний луч привета
И озарит на миг твоё лицо.
Прости во мне немую грусть лесов
И холодок той песни, что не спета..
Ах, песня та – заманчивое диво!
Она являлась по ночам ко мне.
Шумели тихо сосны в стороне,
И нам жилось безбедно и счастливо.

Мы ждали белый пароход с тобою,
На берег выбегали по утрам,
И там среди высоких, добрых трав
Нас озаряло небо голубое.

Минуло лето красное, минуло.
Уплыл куда-то белый пароход,
А жёлтая метелица метёт
За журавлиным окликом и гулом.
Что журавли? Они нам завещают
Осенний лес и золото в лесу.
Зачем, скажи, дождинки по лицу
И руки так тревожны и прощальны?

Я остаюсь. Давай костёр разложим
И будем слушать тёплый листопад.
Что делать? Лета не вернуть назад,
Всё остальное мы с тобою сможем.

1971



СЕРЫЕ ДНИ

Промозглый дождь принёс издалека
Холодные сырые облака.

И третий день стоит туман в окне,
И грустно мне, и одиноко мне.

Уехала… И я схожу с ума –
Я позабыл друзей и их дома.

Мёртв телефон. Заброшены дела,
Остыл камин – в нём пепел и зола.

А за окном зелёная река
Течёт однообразно, как тоска.

И дождь глухой, октябрьский дождь над ней
Взахлёб звучит, как поздний соловей.

Уехала… И увезла любовь,
И солнышко, и месяц голубой.

И пусто, зябко без тебя в дому,
И я с тоской гляжу в сырую тьму.

Там серые вокруг царят тона,
И лишь рябина красная одна

Стоит, цветёт, горит костром во мгле,
Всё остальное мёртво на земле.

1998



ЖЕНЩИНА В ЧЁРНОМ

Ночью проснусь от дрожи,
От одиночества тяжкого,
Душную сброшу рубашку –
Что это, Господи Боже?
Снова приснилась мне женщина,
Нежная, жаркая, страстная,
Лживая, злая, опасная,
С ветром и дымом повенчанная,
Я разлюбил её, Господи!
Я не хочу, чтобы более…
Память моя, как госпиталь
С кровью горячечной, с болями,
С верою в Бога… С надеждою
На исцеленье… С любовью,
Где же твоё голубое,
Женщина в чёрных одеждах?
Чем тебя ч ё р н о е радует?
Хвастаешь переменами?
Вечно ты пахнешь изменами,
Горе моё неладное!..
Траур по дням неубористым
Иль по любви нарисованной?
Видно, не мне адресована
Ты на земле этой горестной.
Я отгоню тебя мысленно,
Я сигарету искомкаю,
Грубо тебя из комнаты
За двери молча выставлю.
…Снова проснусь от холода,
От одиночества тяжкого,
В тёплую влезу рубашку,
Вспомню волос твоих золото.
Грудь молодую, горячую,
Губы твои медовьи,
И помолюсь за здоровье
Женщины тёмной, незрячей.
И затоскую до дрожи
По близкой душе е д и н с т в е н н о й.
Может, и есть это истина,
Высшая истина, Боже?..
Господи! Сколько испытывать
Будешь меня, сумасшедшего?
Дай мне её Пришествия –
Главного в жизни события!..



ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ОСЕНИ

                      Т. П.

Всё повторилось. Криком хоть кричи –
Закон природы строг и беспощаден.
Смешались листья с звёздами в ночи –
Прощаюсь с осенью, с тобой прощаюсь.

С туманами прощаюсь и с дождём,
С огнём рябин, с последними грибами,
С твоей душой – осенним холодком,
Прощаюсь с горьковатыми губами.

Плывёт, как обручальное кольцо,
Багряный месяц, тонкий и пугливый.
Не плачь… Не прячь от дождика лицо,
И если не счастливой, будь красивой.

Неделя, две – и ляжет т ё п л ы й снег,
И отболит душа и станет лёгкой,
И ты поймёшь: назад дороги нет,
И осень отгорит звездой далёкой.

В тот белый час не сетуй на меня,
Был для обоих трудным високосный,
И всё-таки мы вышли из огня,
И всё-таки мы провожаем осень.

Что было между нами – нам видней,
И, как бы не судачили мещане,
Мы стали чище, стали мы сильней.
Прости меня… А я тебя прощаю.

1972



*  *  *

Узнать её в конце концов
В толпе шумящей многоликой,
Истратив годы тьмы великой
На просветлённое лицо.

Родное, близкое, твоё…
Возликовать, рыдать от счастья
Среди февральского ненастья,
Где ветр сырой да вороньё.

И задыхаясь целовать
Её лицо, ресницы, руки,
Как после долгих лет разлуки,
Чтоб повторить себя опять.

Молчать. Глядеть в немую даль
И слышать свыше голос сладкий
Сквозь дым таинственный и краткий
Пока в снегах горит февраль.

Пока звучат её шаги,
Калитка хлопает навстречу,
Пока звенят во тьме весь вечер
Её две жаркие серьги.

1975




НА ВОКЗАЛЕ

Я шёл к другой и думал о другой,
А женщину с зелёными глазами
Оставил я в транзитной мгле вокзала,
Где много мне почудилось врагов.
Где не было ни близких, ни друзей,
А были лишь безликие мутанты
Без рук, без глаз,
                          без слов, как арестанты,
Заполнившие зал, как Колизей.
Там плакал бомж, слепой, как царь Эдип,
И Дон Жуан – кавказский кабальеро –
Там целовал лохматую Венеру,
Путану улиц, липкую, как грипп.
А женщина стояла среди них,
Как статуя, окаменев от горя,
И лишь в глазах – зелёный пламень моря
Метался в камне в тот печальный миг.
Как спрятать ей мятежный этот цвет,
Как дальше жить на этом свете белом,
Как удержать ей, как вернуть Отелло,
Когда он демон и к тому ж поэт?..
Он ей сказал, толкая дверь:
– Прости!..
И в ночь ушёл, в ненастие и слякоть,
Как ей хотелось в этот миг заплакать,
Как ей хотелось вслед за ним уйти!..
Была зима. Крещение. И дождь
Смывал остатки снежные с асфальта,
И ветер пел в дверях фальшивым альтом,
И был январь почти на март похож.
Но не было на небе крупных звёзд
И запаха набухших вербных почек,
И зяблика с ноктюрном среди ночи,
И в рощах обозначившихся гнёзд.
Всё было как иллюзия, как сон.
Всё было преждевременным и зыбким,
Как будто бы ребёнок трогал скрипку
И, испугавшись, плакал ей не в тон.
А женщина, безумная от бед,
Пронзала тьму зелёными глазами.
На жизни бренном, на чужом вокзале,
Где каждый ждал и брал не свой билет.

2000



В БОЛЬНИЦЕ

                    Жене Нине

Женщина машет перчаткой –
Там, за больничным окном,
Веет холодной крупчаткой
Над молодым январём.
Что ты, любимая, что ты?
Жест твой печальный, как боль,
Словно на долгие годы
Мы расстаёмся с тобой.
Милая, что ты, к чему ты
Так одиноко стоишь?
Ну обернись на минуту
Девочкой прежней, малыш, –
Юной, весёлой, беспечной,
Я тебя помню такой.
Смех твой летит над заречной,
Над луговой стороной.
Белое платье мелькает,
Слышу сквозь смех:
– Догони!..
Слух мой немузыкальный
Помнит далёкие дни.
Сердце гудит, как взрывчатка,
Тянется к юной заре.
Женщина машет перчаткой
В белом больничном дворе.
– Ну пожелай мне удачи –
Выйти из этих палат…
Что ж ты, хорошая, плачешь,
Что опустила свой взгляд?
Сеет январской крупчаткой.
Там – одиноко внизу
Женщина машет перчаткой,
Лихо сбивая слезу.

1986



*  *  *

Меня разбудили заря
И ветер за окнами синий…
Последний листок декабря,
Ещё ты летишь над Россией.
А там заиграют снега,
На белую свадьбу слетятся.
По белым лесам и лугам
Весёлые кони помчатся.
Невеста рукой поведёт –
И ночь в изумрудах заблещет,
И месяц, холодный и вещий,
Качнувшись, в снега упадёт.
В одну из таких вот ночей,
Глухим одиночеством маясь,
Я вспомню весенний ручей
И листьев зелёную завязь.
Лети же, последний листок,
Из теплого, тихого лета!
И стоит жалеть ли об этом,
Что ты удержаться не смог?..



ЗВЕЗДА

Качнётся мир под белою звездой,
И оборвётся крик на полуслове.
Ты не грусти –
Зелёною звездой
Я в этот мир вернусь однажды снова.
И ты заметишь в окнах у себя
Зелёный свет –
И удивишься свету.
Не удивляйся – это я любя
Земные буду освещать предметы.
Мой свет коснётся твоего плеча
И тихо-тихо тронет твои волосы.
Ты возмутишься, чуть ли не крича:
– Не смей, не смей! Ну что это за вольности?.. –
Ты оградишься шторой от меня,
К настольной лампе вдруг потянешь руки,
Не возмущайся –
Это просто я
Истосковался по тебе в разлуке.
Ты улыбнёшься. Распахнёшь окно,
И в комнате твоей светлее станет.
Качнётся мир…
Нелепо и смешно
Колдую я над чистыми листами.
Мне жить и жить. И думать о другом –
Знать запах трав и солнца свет горячий,
И зорким быть, холодным быть с врагом,
И быть с тобою нежным и незрячим.
И гордо по земле ходить везде,
Стихи писать отчаянней и круче,
И всё-таки ты сказку о звезде
Мою запомни…
Так, на всякий случай.

1964



РОЖДЕНИЕ

В ту ночь зимы, восьмого дня,
Когда февральские метели,
Как белы лебеди слетелись
На свет оконного огня,
Почуял я, как рвётся нить
С моею тёплою темницей,
Как Ангел белую десницу
Мне протянул:
– Ты будешь жить!..
Он улыбнулся. Свет очей
Таил предел звезды далёкой:
– Да обойдут тебя пороки,
Новорождённый Водолей!..
Так молвил Ангел надо мной,
Хранитель мой, звезды надежда.
Сверкали белые одежды
Его за дымкой голубой.
Светало. Таяла свеча,
И пахло йодом и цветами,
И Ангел тихо начал таять,
Коснувшись моего плеча.
А после –
Снег слепил глаза
И солнце вышибало рамы.
Я в первый раз увидел маму
И золотые образа.
Душа проснулась. Крик её
Летел над старенькой больницей.
Свистели за окном синицы,
И опушённое бельё
Свежо сияло на верёвке,
И весь в снегу на белой тройке
Бог прокатил по Томаровке,
По сельским улицам её.
И вслед за ним вдруг вспыхнул храм
Благословенно куполами,
И сладко было слушать маме
И кланяться колоколам.
За звоном их –
Летел мой крик
И повторялся во Вселенной,
И как душа он был нетленным,
Даривший мне земной язык.

1992-2014




*  *  *

И ты и я
Стоим в снегу,
И шутим долго не прощаясь,
И мне глаза твои не лгут,
И ничего не обещают.

А город слепнет от огней,
От новой белизны кварталов.
Рукою доброю своей
С меня ты снег снимаешь талый.

Потом уходишь в белый сон,
И след твой лёгкий исчезает,
И ничего не значит он,
Когда он сам так быстро тает.




*  *  *

Забыть стихи, не помнить, как их пишут.
Значенье перепутать мудрых слов,
И только слушать, как деревья дышат.
Как снег шуршит над крышами домов.

Как за углом вздыхает зябко ветер,
А под асфальтом шепчется трава…
Забыть стихи и мудрых слов приметы,
А слушать только эти дерева

И этот ветр, и этот снег мятежный,
И ночь, уже вступившую в права,
Весь этот мир – е д и н с т в е н н ы й и нежный –
Стихи придут потом, как и слова.

1978



ПОДСНЕЖНИКИ

Сбежали ручьи с косогоров
В овраги, в лесной орешник,
А через неделю в городе
На каждом углу – подснежники.

Ими торгуют бойко
С пригородов девчонки,
Красивые и некрасивые,
В веснушках, в пальтишках тонких,
С глазами серыми, синими…

Торгуют… И тихие песенки
Бормочут под нос себе ласково.
Они, словно первые вестницы
Первых весенних ласточек.
Я вижу их руки смуглые,
Прожилинок синих ветки,
И брови чернее, чем уголь,
И души их вижу светлые,

Такие же откровенные,
Как эти цветы весенние.

1957




*  *  *

Ещё середина зимы,
А оттепель так разгулялась,
Что снега оставила малость,
Как будто для нищей сумы.

Где нынче вы, лебеди, где?
Так рано зачем улетели?
Зачем унесли вы метели
К далёкой Полярной звезде?..

Над полем шумит вороньё,
Собой оглашая округу,
И кружится чёрною вьюгой,
И плещется, как полыньё..

На краешке поздней зимы
Стоят, потускневши, берёзы,
И катятся белые слёзы
По чёрным расщелинам тьмы.

1973



МАРТ

1.

Гуд грачей в тополиных пологах,
И подснежник в промозглом лесу –
Это март с его сладкой тревогой,
С аритмией в четвёртом часу.
В темноте за больничным проёмом
Где-то сонно бормочет ручей.
Начинается время знакомых,
Золотых и бессонных ночей.
И высокой болезни…
Ты слышишь? –
Это входит в палату она,
Тише ветра, дыхания тише,
И подолгу стоит у окна,
Как при ней хорошо и легко мне
И дышать, и читать, и писать!..
Говорю ей, как старой знакомой:
– Буду ждать тебя завтра опять.
– Ты не спутал меня ли с другими? –
Не сестра я тебе, не жена.
– Хочешь, я назову твоё имя?..
– Напиши, – улыбнулась весна.


2.

Это март переменчивый, зябкий,
То с морозцем, то с южною мгой.
Это март:
Заливается зяблик
Над очнувшейся мокрой ольхой.
Это март:
Потому что я снова
Здесь, на этой опушке лесной,
Где стоял с молодой и бедовой
Той далёкой, той ранней весной.
Плыл над лесом туман моросящий,
И в гнездовьях галдели грачи,
И в холодной берёзовой чаще
Были губы её горячи.
Замирала она, чуть бледнея,
И ступала под дождь навесной.
Сколько после встречались мы с нею
Здесь, на этой опушке лесной!..
Соловьиные лунные ночи,
Трав медовый и горький дурман:
– Дуралей, я люблю тебя очень!,,
И в глазах её синий туман.
И земля неверна под ногами,
И дрожит золотая звезда:
– Так, как я, никакая другая
Не полюбит тебя никогда.
Слышишь, в роще кукует кукушка?
Эй, кукушечка! Сколько мне жить?..
Это март…
Я стою на опушке
И курю… Сигарета дрожит.
Что со мной?..
Я, как прежде, волнуюсь,
Хоть известно про то мне давно,
Что однажды она не вернулась
И ушла… в неземное кино.
Я не жду её больше…
Я знаю,
Что оттуда дороженьки нет.
Почему же я весь замираю
И гляжу за густой бересклет?..
Там за белыми с чёрным стволами
Промелькнул мне знакомый платок.
Это март…Это память пылает –
Я в весеннем лесу одинок.
Это март…
Потому, что я снова
Здесь, на этой опушке лесной,
Где стоял с молодой и бедовой.
Сам тогда молодой-молодой.

1973



*  *  *

С другими, с другими, с другими,
А годы несутся, как снеги,
Но в пору весенних побегов
Твоё воскрешается имя.

В апреле тревожном виденья
Меня посещают ночами,
И форточку ветер качает,
Ворваться в квартиру надеясь.

За окнами синими – вольно,
За окнами тёмными – ветер,
И падает стрелка на третий –
Пора бы ложиться… Довольно!

Но ты в этот час неизменно
Приходишь печальной и кроткой,
И память качает, как лодку,
И тает забвения пена.

И я пересилить не в силе
Бессонницу эту ночную…
Как странно, что мы разминулись,
Что кто-то зовёт тебя – «милой».

С другими,
А годы мелькают,
И вёсны уходят за ними,
И нету тебя… Только имя
Звенит, как весенние капли.

1966



*  *  *

Когда брожу в тиши лесов,
Слагаю жизни гимны,
Твоё весёлое лицо
Является и гибнет.

Прорезав память, как звезда,
Светло и горделиво,
Оно сбегает, как вода
В часы морских отливов.

И снова грусть и к сердцу боль,
И лес шумит тревожно,
И эху каждому тобой
Откликнуться несложно.

Лицо взойдёт на миг, как свет
Над всей весенней чащей,
Оно мелькнёт, как белый снег,
Последний, уходящий.

Ну что ж… Спасибо и за миг,
Его явивший, ибо
Я видел не иконный лик,
А всю тебя… Спасибо! –

Дарившей мне своё лицо –
Весёлое, весеннее –
Среди цветов, среди лесов,
Среди травы забвения.

1966



БАЛЛАДА О ДОЖДЕ

Я вышел от тебя на тихий дождь,
Где фонари притушено мерцали,
И ощутил в себе озноб и дрожь,
И острый приступ жизни и печали.
Апрелем пахло, клейкою листвой
И ландышем, почти неуловимо,
И свежестью дождя, и сладким дымом,
Асфальт пробившей
                                чёрною травой.
Я оглянулся – свет погас в окне.
На одинокой стылой остановке
Я ждал троллейбус, прислонясь к стене,
И задремал, усталый и неловкий.
И так застыл, как памятник Любви,
Печальный, неприкаянный, безродный
Среди разгула яростной природы,
Рождавшей жар и боль в моей крови.
«Зачем сбылась ты, поздняя весна? –
Подумал я, превозмогая дрёму, –
Зачем слова вернула ты немому
Для женщины из тёмного окна.
У ней в глазах такая акварель,
И таинство, и нежность, и погибель!
С их красотой не справились враги бы,
Поскольку их ей подарил апрель».
Ещё я думал с грустью о себе,
О том, что наказал меня Всевышний,
Раз приобщил к совсем чужой судьбе,
Где каждый т р е т и й – ну, конечно, лишний…
Так думал я среди весенних грёз.
День нарастал и наполнялся гамом.
Душа моя вдруг дрогнула от слёз
И отошла, и отреклась от хлама,
Пустой тщеты и мелочных хлопот,
И жалкого тщеславия земного,
Она уже почувствовала Бога,
И вечность, что так медленно течёт.
И я услышал снова шум дождя.
И щебет птиц, и запахи деревьев –
Весь этот мир – и молодой и древний,
В котором я преступник и судья.
А рядом юный бушевал апрель
И обновлял старинные кочевья,
И вновь летели над землёй качели,
И вновь за рощей плакала свирель.
По кругу всё, по новому витку,
И я шептал твоё в горячке имя
Губами воспалёнными, сухими
И отдавал тепло их холодку.
Так в забытьи стоял я у стены,
А всё давно пришло уже в движенье,
Я ощущал в себе преображенье
И дух весёлый и шальной весны.
Троллейбусы бежали и авто,
И люди шли,
                  шумели и смеялись.
Дождь поутих. С меня сошла усталость.
Я распахнул промокшее пальто.
И стало вдруг свободно и легко,
И радостно, совсем необъяснимо…
Всё проносилось, всё летело мимо,
Как белые облатки облаков.
И весело кружилась голова,
А ты спала, всё позабыв на свете,
И умирали на губах слова,
Что страстно мне шептала на рассвете.
Переливалась радужно роса.
Я торопился налегке с попуткой,
И был не вечер, но кончалось утро,
Нас разделяли только три часа.
Нас разделяли три десятка лет,
Три женщины. Три ангела печали…
Я знал и верил с самого начала,
Что однажды явишься на свет.
…Когда вдали я сердце остужу,
Переступлю себя, переиначу,
Я никому, нигде не расскажу,
Как я во снах зову тебя и плачу.
И при тебе, болтая и смеясь,
Я назову забавным увлеченьем
Весну и дождь,
                       и музыку, и страсть,
И глаз твоих полночное свеченье.

1993



КАЛИНА

Красней, не красней – понимаю
Тревогу твою и беду.
Ты редко глаза поднимаешь,
Когда у меня на виду.

Ворвалась, как ветер весною,
И я позабыл про года…
Лицо твоё вечно со мною
Во мне навсегда, навсегда.

Какие мне грезились дали
И чудились сладкие сны! –
И берег осенней печали,
И радостный берег весны.

Пусть поздно, тревожно, опасно
Душою касаться огня…
Калиной застенчиво-красной
Стоишь на пути у меня.

1983



БЕРЕГ

– Ты чужая: глаза не мои!..
– Мы по-разному смотрим на вещи.
– Я тебя отобрал у любви
Догоревшей, какой уж там вечной.–
И, забыв про юдоль и тщету
Нашей жизни, суровой и грубой,
Замирали от нежности губы,
Ощущала душа высоту.
И кружилась, неслась карусель
По ночным переулкам и паркам,
Как в глаза нам свистела капель,
Как душе было сладко и жарко.
Март горел, и дымились снега,
И клубились грачи над кладбищем,
Ты сказала:
– Зачем меня ищешь? –
Нас давно разлучила река…
Я подумал:
«На этом кругу
Мы и вправду фигуры пустые –
Ты на светлом стоишь берегу,
Я на тёмном, где тени густые».
Что жалеть? –
Опоздали часы –
Не на сутки, на целые годы…»
От твоей расплетённой косы
Мне достались лишь вешние воды.
Уходя без обиды и зла,
Я скажу перед тем как проститься:
– Дай, Господь, окольцованной птице
Жажду неба и крепость крыла.

1970


*  *  *

Мы ошибаемся и любим.
Нам от ошибок не уйти.
Не боги мы, а просто люди –
Земны, грешны у нас пути.

Но в час назначенный приходит
Она, е д и н с т в е н н а я, та,
Что нам как озарение вроде,
Как жизни нашей высота.

Да с кем такого не бывало? –
Она к тебе прильнёт слегка
И станешь ты счастливым малым,
Красивым, брат, наверняка!
А что потом?.. Потом не сетуй –
Она была, была, была…
Она тебя высоким светом
До дней последних обожгла.
Ты с ней, единственной, любимой,
Не разминись, других любя,
Иначе всё: и жизнь вся мимо,
И в мире не было тебя.

1963-2009



*  *  *

Рука моя когда-то упадёт
И больше не подымется вовеки.
Наверно, будет март тогда,
и лёд
Сломают взбудораженные реки.

Когда к тебе дойдёт о том молва,
Тревожно дрогнут у тебя ресницы,
А в это время прорастёт трава
И в небе новый месяц народится.

А в это время загремят ручьи
И первые дожди пройдут над домом.
Ты бросишь всё. Отправишься в ночи
Бродить одна по улицам знакомым.

Там будет в тёмном паводке асфальт,
Клочки афиш, бензина запах острый
И фонари, что в память мою март
Зажжёт по площадям и перекрёсткам.

Погрезится, что я в такси мелькнул,
Вошёл в подъезд, взглянул с афиш устало,
И для тебя я, как весенний гул,
Весь оживу и повторюсь сначала.

1966



Виталий Волобуев, 2015, подготовка