ВАЛЕРИЙ ЧЕРКЕСОВ

ЧЕРДАК
Из журнала «Звонница» № 1 (1997)


СТИХИ С МУРАВЬЁМ

1.

На земле, непрогретой ещё
Майским солнцем, забывшись, лежу.
Пощекотывает плечо
Пестрокрылый доверчивый жук,
Муравей по щеке ползёт,
А над ухом стрекочет кузнечик.
Может, кто-то из них поймёт
Меня чисто по человечьи:
И зачем я пришёл сюда,
Почему, слезу не сдержав,
Пересчитываю года,
Безвозвратно их потеряв.

2.

...И если судьба неподвластна,
То дай хотя б силы, земля.
Дожить до последнего часа
Достойно, всех ближних любя.
Не только подобных мне, но и
Малюсенького муравья.
Он смело бежит по ладони,
Не ведая — кто и что я.
Наверное, мне доверяет,
Как дереву или траве.
Торопится... И знать не знает
О неподвластной судьбе.


3.

На тропе, меж корней
Повстречал муравья
И, нагнувшись, спросил у него:
— Кем тебе я кажусь?
Для тебя — кто есть я?
Тот уполз, не сказав ничего.
И травинке я задал извечный вопрос,
И березе, и сиплому ворону.
Только он и ответил,
Кося глазом в сторону.
Вроде — Кар-р, ты один,
Кар-р, кто ляжет в погост...
Благодарен за честность я ворону.


4.

Несёт, сутулясь, муравей,
Как проклятый, былинку.
Глянь: притомился, видно, — с ней
Лежит чуть не в обнимку.

И вновь — на горб, и вновь — вперед!
В уютной теплой куче —
Уж точно! — муравьиха ждёт
И муравьишек куча.

Он предвкушает, как жена
Посмотрит нежным оком.
А, может, снизойдет она
И пылко чмокнет в щеку.

О, жизни свет и торжество!
Пусть пот струится липкий,
Но смысл-то есть — ради чего
Тащить ему былинку.

И я ползу, и я тащу.
Зачем? Понять нет мочи,
Хотя ползу я дни и ночи,
Хотя, как проклятый, тащу.



ЮБИЛЕЙНОЕ

      Пятидесяти от роду годов
      Я жить готов и умереть готов.
                            А. Межиров.

1.

Готов к тому, что каждую минуту
Случитья может...
Может, потому
Так дорожу покоем и уютом,
И тем, что я один, один в дому.
Как будет там...
А нынче — репетиция.
Играю роль, полузакрыв глаза,
Седого старца, вещего провидца я,
Который что-то силится сказать
Толпе, что у порога колобродит,
Да лишь улыбка жалкая выходит.


2.

Вечерами, когда в тишине остаюсь,
Ничего-ничего не хочется.
Не то, чтобы одолевает грусть
Или тяготит одиночество.
Нет, чувство другое — словно спешил
К истоку, из которого желал напиться,
А подошел — где была криница,
Зелена осока да чёрен ил.


3.

Пережил многих друзей, дождался
Времени, когда можно говорить, что хочешь,
И в общем-то, если глянуть в зеркало вечером,
Довольно моложавым остался, —
Так чего же ты квохчешь
Недовольно, как будто старая курица,
Которой не досталось дармового зернышка?
Благодари Бога, что сумел не скурвиться
И ещё смотришь, хоть и прищурясь,
На весеннее солнышко.


ЧЕРДАК

                 Сыну Николке

1.

Чердачное окно открыто.
Подтяну
Я лестницу, и по ступенькам шатким
Полезу вверх.
Сердчишко замирает,
Трепещет, словно воробей в силках.

Там паутины серебристый шёлк
Оплёл углы, а за печной трубою
Тьма притаилась и прохлада ночи.
Слегка дрожу, да ничего — стерплю.

С дубовой крышки сундука смахну
Пыль рукавом.
Р-раз! — и замок открылся
Стальным тяжёлым кованым ключом,
Без спроса взятым в месте потаённом.

На дне, средь тряпок, тщательно укутана,
Завернута в хрустящий белый холст —
Большая книга с золотыми буквами,

И крест на ней такой же золотой.
«Е-ван-гелие» — за слогом слог читаю
И картинки, не дыша, смотрю:
Восходит человек по облакам
С улыбкою блаженной —
к небу, в небо!


2.

Я плачу над рисунком, где, худющий,
Всё тот же человек прибит гвоздями
К распятию.
От бабушки я знаю,
Что звать его так странно — Иисус.

Фамилия еще необычайней — Христос.
У нас в округе Ивановы
И Богачевы есть, Помалюки,
Давыдовых семья.
Христосов — нету...

Неведомую тайну чердака
Берёг я пуще, чем зеницу ока.
Догадывалась бабушка, наверно,
Когда персты на лоб мне возлагала

Пред сном грядущим и шептала что-то.
И были у неё глаза такие,
Какие видел я на тех картинках
В Евангельи у матушки Его.

А медный крестик я хранил в жестянке.
Что пахла леденцами.
Помню, помню.
Как одевал его я перед Пасхой
И прятал от друзей,
как драгоценность.

Куда, когда пропал он?..


3.

Куда бесследно канули года:
Вдруг промелькнёт лицо, но чьё — не помню,
Или услышу голос — только кто
Зовёт меня сквозь непроглядность ночи,
Сквозь жуткий мрак, что жизнью называем?..

Одно виденье лишь приходит часто
Во сне теперь, когда перешагнул
Я возраст Сына Неба: крест на взгорке
И чёрная безумная толпа,
ОН — восходящий или уходящий
От мерзости земной. От нас. Для нас.

Да, я жалею, очень я жалею
О книге в золотистом переплете.
О ней забыл я после, увлечённый
Никчемной суетою, что так долго
Отождествлял со благом.

О, наивный,
Как мог я тьму не отличить от света?
Но я нашел, нашёл тебя, Иисус Христос!
Ты не забыл мальчишку
С печальным, ясным, отрешённым взором,
Готового боль разделить твою?
Прости меня!..

Благослови малого:
Ему ещё дорога предстоит.

1990-1997


Источник: Журнал «Звонница» Белгород № 1, 1997. Стр. 72-74

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2017