НИКИТА ЕГОРОВ

ХРОНИКА ОДНОГО ПАСМУРНОГО ДНЯ

Я стою на остановке возле своего дома. Жду автобуса. Через несколько часов мне предстоит написать первый ЕГЭ в жизни…

Утреннее солнце, выглядывая из-за туч, только что озарило город своим тусклым светом. Повсюду на неровном асфальте разлиты лужи. Мокрые от ночного дождя типовые девятиэтажки встретили еще один день своего старческого существования. Темно-зеленые деревья напротив наполнены жизнью и молодостью. На улице сыро и прохладно.

Захожу в автобус и сажусь на место у окна. Прислоняюсь головой к толстому стеклу в мутных разводах.

По дороге медленно движутся машины, я смотрю на них и не вижу — взгляд замечает только бледные разноцветные пятна.

Допустим, я сдам хорошо, родители будут мной гордиться, у меня повысится самооценка, появятся амбиции, я даже смогу поступить в какой-нибудь престижный университет, на какое-нибудь не менее престижное направление, чтобы всю жизнь работать в «Макдоналсе». А что если я и не поступлю никуда?
Да, не успею поступить, меня просто собьет эта заурядная серая машина, которая только, что мелькнула в окне, и я погибну. Зачем в таком случае сдавал этот экзамен? Не знаю.

Много лет мне внушали, что от каких-то баллов в перспективе зависит мое будущее. Но может быть, мое будущее намного больше зависит от запланированных случайностей провидения, от друзей, политиков, от бетонной плиты или от стертых тормозных колодок…

Выхожу из автобуса. Проверяю, все ли на месте: паспорт, три черные ручки, ответы, которые, скорее всего, не подойдут, телефон. Да, все при мне. Все, кроме знаний по русскому языку. Но об этом уже поздно беспокоиться, за оставшийся час не выучить многолетнюю школьную программу, как бы мне этого ни хотелось.

Подхожу к другу, здороваюсь:
— Привет, Вов.
— Здаров, ну че, ты ответы взял?
— Да, взял — говорю я, поправляя штаны — трет жестоко. Ты как?
— У меня книжка маленькая с собой. Вот думаю, телефон в сумке оставлять или с собой брать. Вроде, все понесут.
— Решай, я беру.
— Ну окей, тоже возьму тогда.

Прохожу через толпу суетящихся выпускников в костюмах, которые многие из них одели в первый раз за несколько лет.

В конце коридора слышится уверенный женский голос:

— Прошу внимания. Внимание, — шумовой фон десятков разговоров медленно умолкает, — вы присутствуете на сдаче Единого государственного…

Проходит несколько минут. Обычная, невыносимая речь «для галочки». Но есть в этой речи и содержательная часть — угрозы.

— ...напоминаю, что все телефоны, другие средства связи и любые носители информации запрещены. Если они имеются, передайте их на хранение сопровождающим.

Естественно, при этих словах ни один человек не сдвинулся с места.

— Лица, допустившие нарушение установленного порядка проведения экзамена, удаляются из аудиторий и к пересдаче ЕГЭ в текущем году не допускаются…

Ну, теперь-то этот монолог близок к своему завершению.

— Следуйте за преподавателем в свои кабинеты.

Учителя по очереди выходят в центр коридора, чтобы те, кто еще не нашел свой номер, подошел сейчас.

— Аудитория двести один.

Группа из десяти человек собирается и направляется в конец коридора, из которого директор только что призывал соблюдать закон. Этот же директор (и практически все это знают) за определенную сумму может обеспечить сдачу ЕГЭ вместе с учителями в подвале данного заведения.

Иду за учительницей. Внешне спокоен, но внутри волнение доходит до экстремального уровня.

Впереди меня бывшие школьники проходят «проверку на честность». Металлоискатель постоянно издает высокие звуки. Только прибор опускается ниже колен очередного одиннадцатиклассника, слышится сигнал. Не обращая на это ни малейшего внимания, проверяющие легонько подталкивают выпускников:

— Проходи… следующий.

У следующего металлоискатель опять находит к чему придраться. Директор подходит, узнает, в чем дело:

— Почему он пищит постоянно?
— Да от пола — опускает прибор вниз (опять слышится писк) — он тут железобетонный, ничего не поделаешь.

Вздохнув и покачав головой, директор идет заниматься своими делами.

Проверяют меня. На уровне моего кармана что-то опять запищало.

— Что у тебя там, мелочь?
— Да! — Отвечаю я как можно искренней.
— Ну, давай проходи быстрее.

Наконец, в запечатанных конвертах приносят задания. Проводится инструктаж:

— Уважаемые участники экзамена...
— Проверьте целостность своего индивидуального комплекта. Осторожно вскройте конверт…

Я осторожно вскрываю конверт так, что он рвется на пару сантиметров дальше установленной линии. Ничего страшного.

— Заполните регистрационные поля в соответствии с информацией на доске…

С заполнением полей тоже не все просто. Рука привыкшая писать так, чтобы почерк был принципиально нераспознаваем, на этот раз старательно вписывает цифры в клеточки со скоростью два знака в минуту.

Заканчиваю я тогда, когда все уже давно приступили к выполнению работы. Но времени еще три с половиной часа, спешить некуда.

Задания вполне выполнимые даже для человека закончившего школу с тройкой по русскому. Даже я знаю, что «выстраивать» пишется через «и», а после вводного слова ставится запятая.

Однако процесс выполнения работы идет не очень быстро, каждое задание проверяю по три-четыре раза — слишком велика цена ошибки. А после многократной проверки надо еще так занести ответ, чтобы проверяющая машина правильно его прочитала. В пятом задании первая неудача — буква «м» в слове «нестерпимая» у меня получилась похожей на «п». Заменяю ответ в специальном секторе бланка.

Тем временем первые мошенники уже покидают аудиторию, идут в туалет и возвращаются через 20 минут с сухими руками. Надо и мне сходить, вынуть из самого неудобного места несколько совершенно бесполезных листов, которые при каждом движении дают о себе знать.

Дожидаюсь, когда очередная девочка придет из уборной, и выхожу с сопровождающим в коридор.

Открываю дверь в туалет. Парень на другом конце помещения спешно прячет в карман запрещенную технику. Увидев меня, опять достает телефон. Становлюсь рядом с ним и вытаскиваю листы. Парень, не поворачивая на меня головы, спрашивает:

— Ответы нашел?
— Ага, нашел, вот выбрасываю.
— Совсем не сошлись?
— Ни одного слова похожего нет.

Использовав туалет по прямому назначению и проверив пару слов в интернете, я возвращаюсь в аудиторию. Сажусь за оставшиеся задания.

Сколько страшилок рассказывали нам в школе про ЕГЭ и насколько проще все на самом деле: треть заданий специально составлены так, чтобы последний кретин мог перейти порог и получить аттестат. Если говорить об организации ЕГЭ, то пронести можно бомбу, не то что гаджет.

Окружающие меня выпускники ничуть не стесняются пользоваться несовершенствами системы и выходят в туалет один за другим.

Идет третий час экзамена. Некоторые уже сдали работу. Те, кто еще сидят в аудитории, то сосредоточенно смотрят на листы, то резко начинают записывать новый абзац сочинения на черновике.

Девочка в черном платье сидит на месте «1А», впереди меня. Она только что вернулась и быстро записывает мелким почерком сотни слов, которые сливаются в толстые линии строчек:

— Можно дополнительный бланк ответов? — Говорит она неуверенно. — У меня место закончилось.
— Сейчас попрошу принести, — отвечает одна из учительниц.

В аудиторию приносят дополнительный бланк. Маленькая учительница берет его, поворачивается на двухсантиметровых каблуках к вэб-камере, показывает чистый лист с обеих сторон и громко говорит:

— Бланк ответов номер два.

Бланк опускается на парту к девочке. Она придвигает лист к себе и несколько секунд его рассматривает, как будто он чем-то отличается от предыдущего бланка, которого ей не хватило. Преподаватель степенным шагом направляется к учительскому столу, где сидит ее коллега. Полная тишина, слышны только тихие удары каблуков об пол.

Вдруг, рядом со мной раздается приглушенный звук рентгена. Ритмичная иностранная песня. Это звонок телефона. Все сидящие в аудитории встрепенулись. На мгновение каждый испугался за себя, но через секунду все уже повернулись к источнику звука. Это девочка в черном платье.

— Что такое? — с испугом и негодованием спрашивает учительница, еще не дошедшая до своего места.

— У кого телефон? — с повышением голоса интересуется другая.

Девочка оглядывается по сторонам с жалким видом. Она не знает, что делать. В ее сторону повернулись оба преподавателя.

— Фамилия! — гневно вскрикивает учительница за партой.
— Семенова, — почти шепотом отвечает девочка.
— Как?
— Семенова, — отвечает девочка дрожащим голосом, нащупывая рукой телефон под подолом платья.

Учительница за столом делает пометку. Только теперь звук утих.
— Выходи из класса. Будем акт оформлять.

Девочка медленно встает со стула. Я вижу ее покрасневшее лицо, по которому уже бежит слеза. Маленькая учительница провожает девочку и выходит с ней из аудитории.

Огромное потрясение для меня, да и для всех присутствующих. Не знаю, как отойти от шока и продолжить работу. Я только начал писать сочинение, а осталось всего полчаса. Надо спешить, несмотря на то, что сосредоточиться после этого происшествия просто невозможно. Как это могло случиться? Почему с ней? Почему она не выключила звук на телефоне? Куча неразрешимых вопросов, которые никак не дают мне переключиться на сочинение. Какая там проблема текста, когда передо мной только надо продолжить сочинение, иначе горе этой девочки испортит мне не только настроение, но и баллы по русскому.

Кое-как я принимаюсь за работу. Писать приходится быстро, а мои мысли никак не хотят приходить в порядок.

— До конца экзамена осталось пятнадцать минут.

Дописываю: «Итак, из этого следует, что…». Бред. Что случилась с той девочкой, где она?

— До конца экзамена осталось пять минут.

Надо срочно все проверить — так, тут «лягте», тут четыре, семь, один, пять, шесть, тут один и три. Все правильно. Теперь сочинение.

— Экзамен закончен, сдавайте работу, — внушительно говорит маленькая учительница.

Все, кроме меня, идут к учительскому столу. Я делаю вид, что не слышу. Проверяю сочинение.

— Молодой человек, сдавайте, — говорит другой преподаватель.
— Сейчас, иду, — отвечаю я.

Дальше просматриваю сочинение. Последние корявые предложения — по-моему, все запятые на месте.

— Экзамен закончен! — почти кричит маленькая учительница.

Все уже ушли. Я подхожу к столу, сдаю бланки и задания, расписываюсь.

В аудиторию заходит девочка в черном платье с заплаканными глазами, она пришла за вещами. Ее нежные белые руки грубо схватили паспорт без обложки и две ручки. Она быстро уходит. Можно сказать, убегает.

Я быстрым шагом подхожу к своей парте, беру вещи.

За ней. Надо пойти за ней. Она пережила несчастье, мало того — позор. Нужно ее успокоить. Не оглядываясь, я иду за девочкой.

— А «до свиданья» сказать не судьба? — говорит учительница из-за стола.

Я ничего не отвечаю. Моя судьба — это догнать девочку.

Иду за силуэтом по слабо освещенному коридору. Лестница. Черные балетки мелькают на ступеньках. За ними ритмично стучат каблуки моих лакированных туфель. Спустившись с лестницы, девочка, не сбавляя шага, двигается к выходу.

Расстояние между нами небольшое — десять-пятнадцать метров, я могу свободно окрикнуть ее. Но я же не знаю ее имени… Фамилия у нее Семенова — это я помню. Крикнуть по фамилии? Не лучшее начало для диалога. Выйдем на улицу, догоню ее, остановлю.

Открывает дверь и выходит. Не успевает дверь захлопнуться, как я вылетаю следом. Теперь на улице ливень. Струи дождя бьют меня по голове. Эта неожиданность никак меня не радует. Как теперь я буду обнадеживать эту девочку, когда свирепое небо поливает землю слезами? Однако я не останавливаюсь. Приближаюсь к девочке на расстояние пяти метров. Слышу всхлипывание. Она опять плачет. Мне остается сделать несколько резких шагов, и я буду рядом с ней. Не могу, у меня не получается сделать эти несколько шагов. Только сейчас я понял: мне нечего ей сказать. На языке вертится только два слова: «Ничего страшного». Но как я могу убедить в этом девочку?

Прохожу остановку. Самое время встать под козырек, сесть на лавочку и ждать свой автобус — ведь я не знаю, как подойти к ней, не знаю, что сказать и даже не знаю, как ее зовут, но остановиться все же не решаюсь. Что-то тащит меня идти за черным школьным платьем, это же «что-то» одновременно не дает мне совсем приблизиться к нему. Перехожу дорогу.

Мы идем уже десять минут, я немного отстал. Мои глаза привыкли к дождю, теперь он не мешает мне смотреть на размеренные, быстрые шаги черных балеток, но подойти я все еще не могу: не придумал, что сказать, да и, пройдя такое расстояние от школы, я стесняюсь подходить к незнакомой девочке.

Вдруг черное платье с небольшим белым воротничком сворачивает в арку многоэтажки и резко исчезает. На секунду я останавливаюсь. Наверное, уже поздно догонять. Но мне почему-то так не хочется сейчас ее упустить…

Может, еще успею! Срываюсь с места и бегу, шлепая туфлями о грязные лужи. Слетаю со скользкого бордюра и лечу вниз, чуть не падаю, но выравниваю туловище и бегу изо всех сил. Поворачиваю в узкую арку, пробегаю ее и оглядываюсь по сторонам. Школьное платье мелькнуло справа и исчезло за дверью. Железная дверь подъезда, сопротивляясь амортизатору медленно закрывается. Я бегу, чтобы схватить ее. Запыхавшись, подбегаю к подъезду и ловлю дверь за миллиметр до магнита. Открываю ее и в полумраке ищу глазами девочку. Ее нигде нет. Слышу тихие шаги по лестнице, видимо, уже поднялась этажа на два. Задыхаюсь, но бегу за ней. Еще чуть-чуть — и я крикну: «Девочка, постой». Между нами один этаж. Скрип двери. Она уже в квартире. Досадно. На всякий случай добегаю до четвертого этажа, на котором скрылась девочка.

Неожиданно нахожу дверь возле лестницы незапертой. Осталась щелка в несколько сантиметров. Наверняка она так расстроена и так растеряна, что не замечает ничего вокруг. Я подхожу и смотрю в щель. Черное платье показалось и исчезло.

Как я здесь оказался? Только двадцать минут назад я писал ЕГЭ по русскому, а сейчас я в незнакомом месте возле незапертой двери смотрю в щелку.

На этаже выше кто-то выходит. Слышу хриплое гавканье собаки. Звон ключей. Сейчас начнут спускаться. В каком глупом положении я оказался! Что делать?

Наверху мужской голос:
— Рекс, пошли.

Бежать вниз? Увидят приоткрытую дверь — подумают, что я вор. Еще и пес. А что если спустит на меня собаку?

Шаги по лестнице. Через пару мгновений меня увидят. Идти некуда. Неожиданно сам для себя, я осторожно, но быстро приоткрываю дверь и втискиваюсь внутрь. Приставляю ухо к обратной стороне двери. Слышу тяжелое дыхание собаки. Они прошли.

Оборачиваюсь и вижу перед собой кухню. На столе без скатерти лежит кисть наполовину сгнивших бананов, с потолка на толстом проводе свисает лампочка. За окном капли дождя стучат по подоконнику, сверкнула молния, но грома не слышно. Слева в конце небольшого коридора белая деревянная дверь единственной комнаты.

Я только что залез в чужую квартиру. Вероятно, это самый идиотский поступок в жизни…

За белой дверью слышу приступ отчаяния, голос плачущей навзрыд девочки. Она говорит с кем-то по телефону:

— Ну зачем, зачем ты позвонила? — кричит она.
— Нет, уже не будет хорошо! Никогда… — плач прерывает трясущийся голос.
— Какой аттестат? Меня никуда не примут! — истерический крик. — Ты понимаешь, мама? Никакой Москвы!
— Да нет же, нет! Какие пятерки? Это не поможет, мама!
— Нет, не считают, нет, нет… — слезы душат девочку, она не может говорить.
Вдруг удар. Телефон разлетается об стену. Мне страшно. Я не разуваюсь. Еле ступая по липкому линолеуму, медленно подхожу к белой двери. Становлюсь так же, как только что стоял у входа в квартиру, но на этот раз щелки нет, остается слушать, что происходит за дверью.

Подростковый плач становится похожим на смех и медленно утихает. Вдруг в комнате что-то щелкает и звук дождя усиливается. Какой-то стук... Только не это!

Дергаю ручку что есть силы. Старая дверь чуть не срывается с петель и открывается нараспашку.

Передо мной комната, обклеенная старыми бумажными обоями.

У открытого окна на бетонном подоконнике с пятнами каменного цвета на местах отслоившейся краски, спиной ко мне стоит темная тонкая фигура. С заметным испугом она неловко разворачивается в мою сторону. Губы девочки дергаются, она силится испустить крик или хотя бы слово, но у нее получается. И зачем ей кричать? Она успеет спрыгнуть до того, как я подойду.

Холодное раскатилось по телу. Сейчас, в эту минуту, надо срочно что-то сделать, бежать, спасать — не могу, ноги приросли к полу.

Если опустить тот факт, что девочка собирается прервать свою жизнь, мы с ней находимся в одинаково неловком положении. Мы оба не знаем, что надо делать.

Несколько секунд молчания, прерываемого только звуком дождя и капель воды, срывающихся с подоконника на пол.

От безысходности спрашиваю первое, что приходит в голову:
— Как тебя зовут?
— Соня, — отвечает она, набирая побольше воздуха в легкие.

Смотрит на меня с удивлением, держась одной рукой за деревянную раму окна. Теперь мне кажется, что она не прыгнет. Я иду ва-банк, если не сработает и она развернется к окну, моментально брошусь вперед и схвачу.

— Ну, Соня, прыгай, — неуверенно советую я.

Мышцы моих ног напряжены, готовы к броску. Мокрая от дождя Соня встрепенулась. Ее большие глаза открыты до предела, они смотрят со страхом.

— Я не буду, — после небольшой паузы отвечает она дрожащим голосом.
— Не будешь, да? Ну, я тогда пойду, — говорю я, сомневаясь.

Соня спускается с подоконника и стоит не двигаясь. Я смотрю на нее, с мокрыми волосами она выглядит по-другому, еще меньше. А лицо все такое же, белое, растерянное.

Разворачиваюсь и иду к выходу. Открываю скрипучую дверь. Теперь вниз по лестнице. В приподнятом настроении наступаю через две-три ступеньки. Я куда-то спешу, наверное, домой.

Выхожу из подъезда. Дождь теперь только моросит мелкими капельками. Как счастлив! Самый нелогичный и самый лучший поступок в моей жизни. Я только, что стал для Сони знаком. Она всю жизнь будет вспоминать обо мне, будет рассказывать про меня подругам, потом детям, внукам. Пожалуй, она даже подумает, что я был посланником с неба… да, скорее всего, так и будет. А я ведь сам не знаю, как очутился в этом доме.

Наконец, вижу козырек остановки через дорогу. Иду к пешеходному переходу.

И зачем пошел за Соней, когда уже не надеялся ее догнать? Так ли я хотел успокоить девочку, что протащился за ней несколько улиц? Как все удачно вышло…

Дикий скрежет колес, тормозящих на скользком дорожном покрытии. Я смотрю вперед — красный свет. Поворачиваюсь. Страх. Ужас. Серая машина. Огни фар.

Мгновение — и капот автомобиля с огромной железной силой бьет в живот. Удар откидывает меня назад на несколько метров. Падаю и бьюсь затылком об мокрый асфальт.

Опубликовано в журнале «Русский язык», № 11, 2015

Олег Роменко, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2020