ГАЛИНА СЛЁЗКИНА

СОНЕТЫ
Журнал «Звонница» (2012)


СОНЕТ 1

Читала Бунина стихи, читала Бунина рассказы,
Сидела днями у реки и небо видела в алмазах.
С бедою примирясь своей, не ведала я бед страшнее,
Приникла к Родине своей, и не было её роднее.

Любила я её стога и черноту весенней пашни,
И кто сказал бы мне тогда, что станет былью день вчерашний.
Но вот нагрянула беда, напоминая злые войны,
Ведут колхозные стада, как пленников ведут... на бойню.

И дикий материнский вой над разорённою деревней,
Неузнаваем край родной, такой непобедимо древний!
Моя родная сторона! Где ж праздники твои, где гости?
Стоят забитые дома, а их владельцы — на погосте.

Вандалы просят зрелищ, хлеба, жирея на беде людской,
Нависло пасмурное небо над заболоченной рекой.



СОНЕТ 2

До безумья люблю деревенские сени,
Мне в названии чудится быль старины.
Сквозь густой виноградник, бросающий тени,
Отражается в стёклах сиянье зари.

Сени-сени! До боли созвучье родное!
В нём Есенин и Пушкин в едино сплелись.
Сени... сено. И шумные сборы в ночное,
И костёр у реки, и небесная высь.

Обвалилось крыльцо, покосились и стены,
Я у тёмного лика безмолвно молюсь:
«Боже, Боже, оставь, сохрани наши сени,
Защити и помилуй страну нашу Русь».

И как будто пред гробом встаю на колени,
И сжимает мне сердце безмерная грусть.



СОНЕТ 3

Неужто приняла тебя земля?!
А вдруг ты превратился в журавля?
И плаваешь, паришь среди небес,
Как (помнишь?) пел любимый твой Бернес.

Как ты, бледнея, слушал «Журавлей»,
Отведавший кровавых тех полей.
И чудится в безумье тишины,
Что ты не умер — не пришёл с войны.

И не было счастливых долгих дней,
Когда ты жил, растил своих детей.
Вновь снятся мне кровавые поля,
Убитый превратился в журавля...

Терзает память, вновь смотрю я ввысь,
Родной, хоть журавлём ты мне явись.
Прошло уж много долгих зим и лет,
Но память вечна и забвенья нет.



СОНЕТ 4

Любовь, не знающая страха,
Того, что будет впереди...
Целует Гектор Андромаху,
Но не даёт ему уйти

Испуг застывшего ребёнка.
О, как он смотрит на отца!
Сминая ножками пелёнку,
И тайна страшного конца...

В глазах младенческих сверкает.
А тот, как птица улетает,
Но Троя догорит дотла.

Сиротство горькое, плененье.
И что ему Парис, и что Елена?
И что ему Троянская война!



СОНЕТ 5

А я ждала счастливых перемен,
И праздновала первый свой успех.
И видела живыми близких всех,
И верила я в крепость отчих стен.

Но уж тогда, в конце восьмидесятых,
Кто прозорливей — видели беду...
Притихли вдруг лягушки на пруду,
И кто-то хищно дострелял пернатых.

Но вот оно, начало девяностых!
Всё рушится, и всё идёт на слом...
Естественно, элементарно, просто.

И вот оно, засилье «оккупантов»
Вершит конец «счастливых» перемен...
А мы — ничто! Мы просто эмигранты.



СОНЕТ 6

А память кружева плетёт и в день грядущий не пускает.
И вьюга за окном метёт — пути, дороги заметает.
И в беспощадный лабиринт затягивает, как в воронку.
И сумасшедший смех летит, и чья-то злоба мне вдогонку.

Но я всё вырваться хочу, я ведьмою в трубу лечу.
Как вор бегу от этих мест: быть может, где-то радость есть.
Осилен первый перелёт, уже я не вернусь домой.
Но память кружева плетёт, и всё минувшее со мной.

Кого просить, кому кричать и как всё заново начать?
Но нету сил, и что кричать, пустую жизнь пора кончать.
Там за плечами — суета, душа уставшая пуста...
Вот книга жизни, неспроста! Там нету чистого листа.



СОНЕТ 7

О Боже, как унять мне раздраженье?
О Боже, как прогнать мне чёрный гнёт?
Старуха мать теряет разуменье,
И напролом упрямо всё идёт.

Когда-то были мы как две подруги,
Друг друга и без слов понять могли.
Теперь у нас расходятся дороги,
И пропастью меж нами пролегли —

Упрямое тупое нетерпенье
И старости, как камень, глухота.
А мне лишь молчаливое терпенье

И бесконечных будней маета,
И лишь ночами тешат сновиденья:
В них мама так добра и молода.



СОНЕТ 8

А жизнь текла, как вешняя вода,
Особенно в те вёсны молодые.
Но в дом проникла скорби тишина,
Горят, мерцая, свечи восковые.

И вечным оказался неуют
И нелюбви терзающее пламя.
Все дни забот и радостей уйдут,
А вечной остаётся только память.

И покачнётся всё, и зарыдает,
Не только сердце —
Дерево и медь.

Лишь над холмом
Разлуки и печали
Невозмутимо птицы будут петь.



СОНЕТ 9

Зачем же всё становится другим
На склоне жизни и в конце дороги?
С тобою вместе тополь стал седым
И даже небо потемнело строго.

В морозе ветка больно бьёт в стекло,
Да снега нет, дорог не замело.
А летом только зной палил траву...
Но помнишь ту, далёкую весну?

Садов цветущих буйную кипень,
Как пахла одуряюще сирень!
И в бедноте меж будней и трудов
Мы праздновали молодость, любовь.

Так почему же стало всё другим?
Иль, может, лучшее уходит к молодым?

А нам в расплату, старым и седым,
Сгоревших лет и вёсен горький дым.
А помнишь? — мы стояли у пруда,
Мы знали: наступают холода...

У злой судьбы нехитрая наука —
Наступит осень и придёт разлука,
Разлука с молодостью и весной,
И станет жизнь уже совсем другой.


СОНЕТ 10

Бьют наотмашь и без передышки
То ли ближние, то ли судьба.
Будто дикие злые мальчишки,
Загоняют в ловушку меня.

Бьют наотмашь извечным упрёком,
Что завишу от всех и слаба.
Становлюсь я пустой и жестокой,
И плевать мне, что я не права.

Жизнь свою заклеймила проклятьем,
И в душе лишь одна пустота.
Не стою я пред Божьим распятьем,

Не прошу ничего у Христа,
Не минуют меня все страданья,
Сколько б я ни молила Отца.



СОНЕТ 11. Анне

А помнишь, Анька, мы мечтали:
Даст Бог, на славу заживём.
А вьюга в трубах завывала,
И осень с проливным дождём.

Теперь ушли, ушли все силы,
Всё в жизни будто кувырком.
И даже до твоей могилы
Я не могу дойти пешком.

Недавно снова мне приснилось,
Что мы по улице идём.
Ты вся, как солнышко, светилась,

И незнакомый старый дом...
В который мы переселились
И вместе дружно там живём.



СОНЕТ 12

Не бегают по улицам лошадки,
Не тащат ни телег и ни саней.
И не увидишь ни трудяги «мамки»,
Ни жеребёнка, скачущего с ней.

А поутру весеннею порою
Не выгоняют стадо на луга.
Молчит старик с понурой головою:
«Остались нам копыта и рога».

И замирает сердце в удивленье,
Гудят машины, оставляя след.
Теперь тут городское поселенье.

Ну а деревни и в помине нет,
Лишь бегают бродячие собаки.
А в ресторане празднуют... банкет!



СОНЕТ 13

Деревню ведут на распятье,
И, видимо, всё неспроста.
Вот так же, под смех и проклятья,
Вели на Голгофу Христа.

Земля не засеяна хлебом,
Она, как бесплодная мать.
Под знойным неласковым небом,
О, сколько ей, сколько страдать!

Страдать без весенних посевов,
Без шумной горячей страды.
Осталась деревня без хлеба,
А скоро не станет воды.

И чудится в сохнущих травах
Нашествие чёрной беды.



СОНЕТ 14

А сына в цинковом гробу
Ей привезли, не показали.
Глаза как будто завязали
Кровавым бредом, как в аду...

И сердце стало на минутку,
Его б оплакать, отслужить...
И венчик... венчик положить.
И для чего тот ящик жуткий?

Но, Боже-Боже, где же сын?
Родной, единственный один!
Голосит мать и вся родня.

И слово чуждое — Чечня —
Совсем не к месту возникает
И чёрным вороном летает.



СОНЕТ 15. Памяти А. Ф.

А беда всегда нелепа —
Отчего и почему?..
На прогулке среди лета
Сторож выстрелил в саду.

Все метнулись врассыпную,
Дробью он один побит.
Зашумела вся округа,
И у всех душа болит.

Но с какого перепугу
Он отныне инвалид?
Как поверить в «ересь» эту?

Он же молод, полон сил,
Но нелепый, дикий случай,
Как траву, его скосил.



СОНЕТ 16

Бросают камни, всё ещё бросают,
Как будто спорю с ними и борюсь.
Хотя уж с намертво сомкнутыми губами
Давным-давно в молчанье остаюсь.

Но для иных молчанье хуже ссоры,
Оно как повод, искра для огня.
И вот опять, как в древнюю блудницу,
Толпа камнями целится в меня.

И как же тут не вспомнить рок, проклятье,
Все древние законы бытия...
Вот снова окровавленное платье,
Но не пойму, в чем виновата я!

Хоть новый век и новые законы,
Но вечной остаётся злоба дня.



СОНЕТ 17

Тебя любила, вопреки всему,
Наперекор общественному мненью.
И верила тебе лишь одному,
Ну а ещё души своей веленью.

Я думала, что рядом мы пойдём,
Отторгнутые праведной толпою.
Ведь главное, что будем мы вдвоём,
И кто же нужен нам ещё с тобою.

Но почему глаза ты опустил?
И смотришь так уныло, виновато.
Как видно, дом тебя не отпустил,

Компания, знакомые ребята,
И ни за что твоих не хватит сил.
На всё махнув, со мной уйти куда-то.



СОНЕТ 18

Вы пожалеете ещё и вспомните меня,
Когда могилой стану я средь солнечного дня.
Когда, устав от горьких слов, я вечным сном усну,
Поверите, что ни за чем к вам больше не приду.

Хотя, о Боже, что с того? Вам не узнать вовек
Ни тяжесть горя моего, ни боль усталых век.
Когда бессонница гнетёт не ночь, а целый век.
Но что узнает и поймёт нормальный человек?

Но я уйду, освобожу, оставлю вам простор,
Не будет больше горьких слов и бесконечных ссор.
Они бессмысленны, и зря мы ссоримся опять.

Но скоро защитит меня молчанья благодать,
Все беды кончатся, уйдёт всех будней мелкий сор.
Весь белый свет укроет тьма, лишь будет крест стоять.



СОНЕТ 19

Испорчен день, разломаны все планы,
Твои слова, как выстрелы в упор.
Хотя не видно ни единой раны,
Лишь тишина — окончен разговор.

И всё ж моя одержана победа:
Я вовремя сумела замолчать.
Хотя в глазах вдруг потемнело небо,
Мне так хотелось биться и кричать!

Нам быть вдвоём — проклятье и ненастье.
Хоть мы, как цепью, связаны судьбой,
И никогда нам не изведать счастья.

Но как же, как расстаться нам с тобой?
Освободить измученное сердце
И дать судьбе непримиримый бой.



СОНЕТ 20

И почему всегда я виноватей всех,
Что б ни случалось, мне одни упрёки.
Преподаёт мне жизнь большой успех
В неумолимо ранящих уроках.

И даже если тяжкая беда
Кружится над моею головою,
Участья, состраданья никогда
Те, лучшие, меня не удостоят.

Так и живу, как будто в стане вражьем,
На целый век объявлена война.
На всех дорогах встало бездорожье,
Теряя силы, всё бреду одна.



СОНЕТ 21

Я осколки жизни собираю, и не год, не два, а целый век.
Может, люди этого не знают, что таким бывает человек.
Родился без всякого значенья, без надежд, без права, без любви.
Безвозмездно отданный мученью: если можешь, миленький, живи.

Ну а жизнь — лишь тряпки да осколки, сваленные кучей на полу.
Подберу я тонкую иголку, с лоскутков я что-то смастерю.
А осколки, яркие стекляшки... Друг, меня убогой не зови.
Отливают золотом и яшмой — сотворю мозаику любви.

Без любви, понятно, жизни нету, это я лишь повторяю вновь.
Вопреки унылому рассвету бьётся в сердце тайная любовь.



СОНЕТ 22

Ах, зима, ты пришла
И взяла меня в плен.
Как люблю я метели круженье!

Но сидеть в тесноте опостылевших стен
Не хватает ни сил, ни терпенья.

Сколько раз разбивалась
На льду я твоём!
Одолеть всё пыталась бессилье.

Как живая, ты дышишь в балконный проём,
Подари мне, зима, свои крылья!

Полетела бы я над родимым селом,
Где горят новогодние ёлки...

Замело, запуржило, сугробы кругом,
Только дети спускаются с горки.



СОНЕТ 23

За каплю истинного счастья,
Как родниковая вода.
Я забываю все напасти,
Все годы горя и труда.

Я забываю, что пропала
Моя истрёпанная жизнь.
Как по больницам и вокзалам
Дни ранней юности неслись.

И даже дикое удушье,
Когда покойник на столе,
Я забываю, если кто-то

На этой вымершей земле
Меня окликнет и согреет
В своём дому, в своём тепле.



СОНЕТ 24

Был первый снегопад. Десятый день
Зимы клонился к ночи.
И у ворот стояли мы. А сердце билось,
Вылетая прочь.
И голова кружилась очень...

Ты говорил мне древние слова,
Затёртые, как старая монета.
Но в них была такая новизна!
А снег летел,
Земля уже одета была,
Как юная невеста у венца.

Иной вдруг стала жизнь — любви примета:
Мечтам, надеждам не было конца!



СОНЕТ 25

Уходят с экрана любимые лица,
Смолкают любимых певцов голоса.
Мы знать не хотели, что это случится:
Уходит эпоха туда, в небеса.

Уж новое племя «младое» покрыло,
Как саваном, наши дела.
Ну что же, спасибо, побыли гостями,
И нам наступает пора...



СОНЕТ 26

Ветер злобный зиму прогоняет,
Рвёт покровы с озябшей земли.
И безжалостно снег растворяет,
Не ко времени мокнут сады.

Ведь февраль на дворе, и покажет
Ещё норов старуха-зима.
Заметёт и метелью, и вьюгой,
Снежной шапкой накроет дома.

И к чему же распутье и темень?
Будто ведьмы ведут хоровод.
Так бывает — любви половодье
Разоряет семью и покой.

И уходят бродягами двое
В бездорожье под ветер сырой.
И короткое счастье лихое
Обернётся распутицей злой.



СОНЕТ 27

Беснуются политики в угаре,
Но им Россию бедную не жаль.
Они свирепо тянут одеяло...
Знакома им лишь алчность — не печаль.

А мне мила страдалица Россия,
Рожавшая великих сыновей,
Что песни, книги, музыку писали,
Исполненные грусти лишь о ней.

Тех сыновей, что часто воевали
И падали ничком с свинцом в груди.
Лишь пасынки не ведают печали,
Им наплевать, что будет впереди.

А на селе опять дома пустеют,
Сады в цвету, но будто вымер люд.
Поля теперь никто не засевает
И мудрые крестьяне не поют.



СОНЕТ 28

Заметалась душа, и взлетела,
И покинула бренное тело.
Всё парила невидимой птицей,
Слыша плачь и страдание в лицах.

Бездыханное тело лежало,
А она трепетала, дрожала
От неистовых криков родни,
От возникшей вокруг толкотни.

Вдруг забилась она, заметалась,
Будто всех успокоить пыталась.
Как же было ей невыносимо
Оставаться невидимой милым!

Что так бились, страдали, рыдали,
Но о ней ничего-то не знали.
Так металась она меж теней
Целых сорок мучительных дней.



СОНЕТ 29

А ты ушёл, назад не возвратился,
И наш ребёнок не родился...
И умерли отец и брат.
Никто ни в чём не виноват.

Уйдя от суеты бездумной,
Брожу Офелией безумной.
Какое дело мне — с душой опустошённой —
До грязных дел, политики «крапленой»?
До государств с прогнившею державой,
Сводящей всё и вся на путь кровавый.

Давно известна нашей жизни драма:
Так было со времён ещё Адама.
Брат брата словно призван убивать.
А женщине единое — страдать.




СОНЕТ 30

Послушай меня, послушай!
Слова летят в пустоту.
Как будто заткнуты уши
У всех, с кем я говорю.

Я всем им чужою стала,
Хоть нет никого родней.
Я просто очень устала
От тяжкой доли своей.

Послушай меня, помилуй!
Я больше так не могу:
Стою на расколотой льдине,

А все на том берегу.
И некому руки вскинуть,
Навстречу мне их протянуть.



СОНЕТ 31

И становилась жизнь невыносимой,
Сгибала боль утраты до земли.
Где новый холм скрывал моих любимых
И розы надмогильные цвели.

Уж целый ряд холмов в кустах сирени,
И только память горькая хранит...
Родные лица всё уходят в тени,
А стержень жизни навсегда разбит.

Стучится болью день новорождённый
Мне в сердце, как в разбитое стекло.
Но, может быть, ещё не побеждённой
Мне что-то важное исполнить суждено.

Не потому ль так тянется к заботе
Душа, истлевшая о ближнем и родном.
И вот она, исполнив всю работу,
Вдруг выпорхнет в раскрытое окно...



СОНЕТ 32

Всё проходит, и это пройдёт,
Тешит мудрость царя Соломона.
Снег растаял — блестит гололёд,
И навеки застыла невзгода.

Никогда-никогда не пройдёт
Эта боль пустоты, заточенье.
Длится день бесконечный, как год,
И в тупик загоняют мученья.

Теснота, пустота и не впрок
День за днём умирает впустую.
Как бессмыслен жестокий урок,
Я в бессилии снова тоскую...

Всё проходит, и это пройдёт,
Только жаль, что проходит впустую.



СОНЕТ 33

Пусть всё меняется, потери велики,
Но хочется продлить любви сиянье.
Мне чудятся две старческих руки,
То матери усилья и старанья.

И посадить, и спечь, и дом убрать,
Затеплить перед образом лампаду.
За праздничным столом детей собрать
И видеть в том великую награду.

За труд и боль, за море тайных слёз,
Пролитых тёмной ночью втихомолку.
Пусть дети за столом — от прежних грёз,

Чтоб голоса звенели без умолку!
Чтобы хоть праздник радость всем принёс,
А жить иначе — никакого толку.



СОНЕТ 34

Ну и пусть много лет нам с тобою,
В сердце нежности трепет и грусть.
Посмотри, как рябина пылает,
Напоследок кистями играет.

И пускай наша молодость тает,
Не допито вино наших дней.
Ты бокалы полнее налей!
Нашей жизни раскрыта страница.

Не тоскуй и не морщи лица:
Дочитаем её до конца!
Не умрут — разобьются сердца

От любви — не от старости стылой.
Не горюй, не печалься, мой милый,
В унисон бьются наши сердца.



СОНЕТ 35

Когда-нибудь настанет этот день,
Пред этим отступает всё иное.
Не встанет Солнце, и не ляжет тень,
И луч весёлый не взыграет боле.

Собьётся с круга вечный бег Земли,
Всё заскрипит раздавленной игрушкой.
Тонуть на море будут корабли,
И вспыхнет леса ближнего опушка.

В бреду горячем не постигну я
Загадку всех живущих вековую.
Настал ли то конец земных времён
Иль, чуя смерть, о жизни я тоскую.



СОНЕТ 36

Раскололась жизнь на половины,
До и после, с ним и без него.
Проклинать ли горькую судьбину
Или что-то ждёт тебя давно?

Все твердят: разбитое не склеишь,
Позабудь, наплюй и веселись.
Только две судьбы одна с другою
В глубине навек переплелись

Он легко ушёл, найдя другую,
Не подумав, рубанул сплеча.
Ну а ей, растерянной, разбитой,
Всё былое снится по ночам.



СОНЕТ 37

Сыграй мне лунную сонату,
Не обессудь, что буду плакать.
Недавно снег пушистый падал,
А нынче оттепель и слякоть.

Как переменчиво, неверно,
Всё счастье болью перевито.
Я забрела к тебе случайно
И не могу прийти открыто.

Зима, как женщина, стареет,
Утратив сладострастье вьюги,
Так волосы мои седеют...

Я не гожусь тебе в подруги.
Сыграй мне лунную сонату,
Вдруг станем ближе мы друг другу.



СОНЕТ 38

И кто сказал, что завтра праздник?
Я вдруг поздравить всех решила.
Какой неведомый проказник?..
Я только горько насмешила

Своих подруг, своих друзей:
При нескончаемых заботах
Все праздники сданы в музей.
О них и думать неохота.

Увы, я так поторопилась,
Что даже в гости не решилась
Из них кого-нибудь позвать.

Так в жизни всё переменилось,
Ушла былая благодать:
Ходить к друзьям и в гости звать.



СОНЕТ 39

Как горек сигаретный дым,
Какая жалкая утеха!
И днём, и ночью ты один,
И будто старая прореха,

В одежде... рана на душе,
Все рвётся и трещит по шву.
Хотя пора забыть уже
Ту боль и давнюю весну.

Зачем же снова вспоминать?
Пройти бы новой колеёю.
Но жизнь откатывает вспять,

И снова старою тропою,
Лишь в кулаке окурок мять
Сбивать репейники ногою.



СОНЕТ 40

Давай заселим старый дом,
Помоем пол, покрасим рамы.
Обои вместе подберём,
Ему, себе залечим раны.

Ведь он, как мы, страдал и ждал,
Одной судьбой, одной бедою.
И паутиной обвисал,
Как люди ранней сединою.

А жизнь пылит, а жизнь бредёт
Своим чредом, усталый странник.
Давай заселим старый дом,
Починим ветхий палисадник.



СОНЕТ 41

Уж полдень жизни на исходе,
Так что же гнаться за рассветом.
Печален, при любой погоде,
Закат любви на свете этом.

И не угнаться, нету силы,
За убежавшим поворотом.
Взмахни рукой мне на прощанье,
За всё тебе спасибо, милый.



СОНЕТ 42

Ты из далёкой юности моей
Вчера под вечер тихо постучался.
И эхом пронеслось в душе моей:
«Каким ты был, таким ты и остался!»

Но лучше б не творила злая жизнь
Подобных встреч без трепетных волнений.
Ты постарел, ты стал чужим и злым,
Мне дико от бесстыдных «откровений».

Ты мне открыл и сердца пустоту,
И жизнь, похожую на бред и слякоть!
Ты мне открыл такую нищету,
Что впору мне жалеть тебя и плакать.

Но кто жалел меня? Тогда, давно?
Я всё ждала тебя и всё страдала.
А глупая извечная молва
Мою любовь и душу в грязь топтала.

А что теперь? Остыло и прошло,
Другая жизнь, другие разговоры.
Перед тобой я закрываю дверь,
Ну а на окна опускаю шторы.



СОНЕТ 43

Казённый праздник, для толпы — не для души,
Опять пришёл и грудой навалился.
А ты сегодня ночью мне приснился
И щебет птиц в сиреневой глуши.

Мне снова ссориться с давно немилым мужем,
Для сына снова ёлку наряжать
И пышный стол для пира накрывать,
Который мне самой совсем не нужен.

Но будут гости долго пить и есть.
Хватило б сил всё это перенесть!

Шум телевизора и весь дурацкий гвалт.
На кухне грязная посуда,
Мне жалко мой испорченный наряд:
Уж так со мною чокнуться был рад,
Разлив бокал вина, сосед-зануда.

А за окном метель кружится — рай!
И я уже дремлю, быть может, мне приснится
И молодость, и друг, и милый сердцу край.



СОНЕТ 44

На тёмном небе призрачные отсветы,
И медленно плывёт голубизна —
То притаилась за чернильным облаком,
Созревшая, но бледная луна.

И льётся слабый, тусклый свет полуночный
В моё окно сквозь кружево ветвей.
Вот выплывает гордою Медеею,
Царица ночи выше всех огней.

Забыв про всё, и словно заворожены,
Смотрю в своё высокое окно.
Клубится длинно облако, похожее
На золотое древнее руно.

Забыто всё, и беды, и разлуки,
И не видны могильные кресты.
Лишь кто-то свой протягивает руки
И манит вверх из чёрной пустоты.



СТИХИ


*   *   *

Не приведи, судьба, остаться одному
В осиротевшем, хоть родном дому.
В осеннюю и злую непогоду
Там трепетать всем демонам в угоду.
И представлять, забившись в уголок,
Как в темноте кладбищенский венок
Трепещет, шелестит и ветер воет.
А ты один, один. Хотя бы двое...
И только сердце бьётся, бьётся, бьётся...
Никто, никто оттуда не вернётся.
Не приведи, судьба, остаться одному
И знать, что ты не нужен никому.



*  *  *
                  Памяти А. Ф.

Какая боль! Не боль, а ужас:
Твой дом, твой кров ломают, рушат!
Твоё родимое село...
Кому же в голову взбрело
Такое дикое кощунство!
Ведь здесь ходил ты,
Здесь любил
И рыбу в заводях ловил.
Здесь ты читал, здесь ты мечтал,
Здесь ты стихи свои писал...
Какая боль! Не боль, а ужас:
Твой мир, судьбу ломают, рушат.
Ты полон сил, красив и молод!
Но камнем лёг на сердце город.
И о Топлинке, как весне,
Ты будешь грезить лишь во сне.



*  *  *

Не верят мне, что жить я не хочу,
Не знают, что я скоро улечу.
В блаженный край, откуда нет возврата,
Что мне известна роковая дата.
И времена, и сроки подошли,
Ведь все мои товарищи ушли.
А всё вокруг — безликая пустыня,
Так Бог судил — навеки и отныне.
Не верят, что совсем недолго ждать,
Никто из них не хочет умирать.


Источник: Журнал «Звонница» (Белгород) № 16, 2012, стр. 161-170





Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2017