ГАЛИНА СЛЁЗКИНА

БАБУШКИНА МОЛИТВА

Бесконечно длинный и знойный день лениво клонился к закату, неохотно уступая место надвигающимся сумеркам, когда я зашла во двор и увидела бабушку. Обычно занятая нескончаемой работой по дому, вся в хлопотах, в движении, она сидела теперь у порога, на низком стульчике, подперев рукой подбородок и глубоко задумавшись. Во всём её облике поражала необычная отрешённость. Уйдя в свой внутренний мир, она словно бы отошла от всего, что её окружало: от своей большой семьи, от большого хозяйства, от всего того, что являлось предметом её забот, любви и тревоги.

Такою и осталась она в моей памяти, усталая, отрешённая, всей душой устремлённая в вечность, так мне чудилось. Наверное, потому что для бабушки это лето оказалось последним. В начале зимы она умерла…

Совсем не случайно я упомянула о внутреннем мире своей, покойной теперь, бабушки: знала я о том, как этот мир богат. С нею можно было говорить обо всём, она всё понимала. Как ей это удавалось, не знаю. Однако, убеждена и в другом, в том, что центром этого мира являлся Бог, а точнее, глубокая непоколебимая вера в Него. Вера эта была не фанатичной или наивной, она органически сочеталась с её тонким природным умом, и воспитала в сознании непоказную житейскую мудрость и великое терпение. Иначе, как бы она пережила всё то, что выпало на её долю.

Помнится, она сетовала и мучилась от того, что не знает, где находится могила её мамы, умершей, когда ей (бабушке) едва исполнилось шесть лет. Странно, что не помнил этого отец, доживший до глубокой старости. И горячо любящая дочь ни разу не упрекнула его за это, так же, как за все жестокие обиды от мачехи, которых он словно бы не замечал. А с какой заботой ухаживала за ним, смертельно больным! Как безутешно плакала на его похоронах! К тому времени выросли не только её дети, но и внуки, старшему из которых было двадцать лет. У неё же самой оставалась долгая и так трудно прожитая жизнь.

Замужество. Первые семь лет были, пожалуй, самыми счастливыми в её жизни. Добрый покладистый муж очень любил её. К тому же свекровь… Она стала для неё настоящей матерью, щедро даря ей незаменимое тепло материнской любви, которой бедная бабушка была лишена в детстве. И в этом она, по её словам, остро почувствовала Божью милость. В семье мужа, как впрочем, и дома, почитались православные праздники. Все ходили в храм, держали Великий пост, накануне которого выполняли трогательный обычай: все просили друг у друга прощения. И молодая невестка не знала, куда глаза девать, когда вспыльчивый, своенравный свёкор обращался даже к ней: «И ты прости меня, Андреевна. Может, обидел чем. Грешен. Каюсь…»

На всю жизнь для бабушки самым радостным и самым главным оставался праздник — Светлое Христово Воскресение. Жили бедно, трудно, очень много работали. Но какими прекрасными остались в её памяти эти праздники! Чего стоил один этот, галдевший на всю округу звон церковных колоколов. Четыре (чудом уцелевших ) храма в округе, и в каждом звонили колокола, возвещая захватывающую радость.

Однако, довольно скоро весь этот жизненный уклад погубила война. Пришла беда, настал час жестоких испытаний. Уход мужа на фронт, беспросветная работа в колхозе, и самое невыносимое — голодные дети. Как и все женщины, спасая от голодной смерти своих малюток, ездила бабушка куда-то на Украину, чтобы обменять уцелевшее барахлишко на горсть муки или пшена. Она терпела всё то же, что терпели все, но она так много молилась. Молила Бога спасти её мужа и детей. И даже в самые тягостные минуты не роптала, не спрашивала того, кому молилась, за что ей выпали такие испытания, и где же они, Его милости.

Хотя… можно предположить, что Бог помиловал её, сохранив живыми и мужа, и детей. Однако, послевоенная жизнь была такой же тяжёлой и беспросветной. Изнуряющий труд, нищета, заботы о подрастающих детях. Умерли один за другим свекровь и свёкор, и незаметно умирал прежний семейный уклад. Вернувшийся с войны муж жил теперь другими интересами: читал газеты, рассуждал о делах колхоза, где его назначили бригадиром. Заодно увлёкся выпивкой, и стал совсем непохожим на того, прежнего. Часто напиваясь, скандалил и обижал бабушку, и на её плечах оставалась вся работа, грубая и тяжёлая.

Грешили выпивкой и взрослые теперь сыновья. А из-за этого начинался разлад в их собственных семьях.

Разлад…. Именно разлад везде и во всём остро чувствовала бабушка в этой новой послевоенный жизни, когда не стало единства — в семье, в родне — каждый жил сам по себе, без почитания старших, без боязни Божьего наказания. И, несмотря на безграничную любовь к детям и внукам, она острее ощущала усталость и внутреннее, никому неведомое, одиночество. Её всё больше влекло к старикам. Если кто-то неподалёку лежал, как говорят, на Божьей постели, то есть, медленно умирал, она обязательно навещала этого человека. Причём, делая это столь ненавязчиво, что ей всегда были рады. Для неё же самой теперь не было другой радости, кроме праздничных дней, когда она могла пойти в храм. Это был отдых для её обременённой души. Служба в храме возвращала ей всё самое дорогое и радостное, что глушили серые будни. Хотя в любой день с нею было самое насущное — молитва. Бабушка неустанно молилась. За всех нас: за детей, за внуков, за правнуков….

За два десятилетия после её смерти в нашей большой семье произошло столько бед, столько тягостного, что невольно на ум приходит ошеломляющая мысль: а ведь за нас теперь никто не молится! Никто не просит для нас у Бога милости и прощения за грехи….

Эта безотчётная мысль настойчиво бьёт мне в самое сердце.

2017

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2017