ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ

ЧЕСТНЫЕ ЛЮДИ
Рассказ

Подбираем пшеницу. Валки мощные, тугие — приятно работать. Бункер набивается быстро, хотя «Нива» идет еле-еле, с трудом справляясь с такой массой. Духота. В открытое окно попадает только пыль. Спасают вентиляторы.

Дождь, как всегда, неожидан. Крупные капли стучат по крыше, заглушая шум барабана. Прохожу ещё метров сто и выжимаю муфту. Больше нельзя. Сыро. Открываю дверь и выхожу под дождь. Мой штурвальный сидит на бункере, подставив лицо под капли. Он ещё мальчишка, год до армии, но работает с удовольствием. Я и сам, глядя на него, подставляю лицо дождю. Хорошо!

Собираемся у вагончика. У всех почти по трети бункера. Машины не придут, грязно, а уже темнеет. Решаем оставить в поле.

— Выгребут сволочи, — говорит Дикой, прозванный так за вечную небритость. Он не доводит её до бороды, но и никогда не бреется начисто. Рыжая щетина так и торчит у него постоянно.
— Они хоть чёрта уволокут, куркули, — повторяет он, имея в виду жителей той части села, что ближе к нашему полю. Это потомки раскулаченных западных украинцев, поселившихся здесь после войны.
— Чёрт с ним, с зерном. Не ночевать же тут, — предлагает Витюган. Все с ним соглашаются и от усталости и от безысходности. Не так уж много и зерна. Ну тонны три. Из-за этого тревогу бить? Авось останется.

Возвращаемся пешком. Дорога возле посадки стала скользкой, идти трудно, а трава мокрая.

— Гансы-фюреры-немцы-гитлеры — вот вы кто, неожиданно говорит Демьян, самый старший из нас. Это его любимое ругательство, но он его использует только в хорошем настроении. Зовут его по имени, наверное, оттого, что оно редкое и похоже на прозвище.

— Оставили колхозное добро на разграбление, — продолжает он. — Никакой сознательности.
— Что оно твоё? Распереживался. Честный, что ли? — обижается Петяша.
— Хватит в колхозе зерна, — мирит всех Дикой. — В соломе больше остаётся.
— Да. На наши комбайны никакой сознательности не хватит, — подхватывает Демьян. — Вот если бы руками молотили...
— Да ещё в своём огороде,— подпускает шпильку Петяша.
— А что? — загорается Демьян.
— Нас бы в работники взял? — спрашивает Витюган с издёвкой.

Разговор почему-то дальше не идёт.

— Не дай бог пред узнает, — подаю голос я, — под суд отдаст.
— С него станется, — отзывается Витюган. — Он готов всех пересажать. Бацилла.

— Вот был председатель, — вспоминает Демьян прежнего руководителя, которого сняли за измену жене. — Кошу я как-то на свал, — продолжает Демьян, — уже темнеет. Ну, думаю, сегодня не кончу, оставлю на завтра. Устал, целый день, не вылезая. Да. Вот подъезжает пред на «Ниве». — Здорово, Демьян! — Здорово! — Добьёшь сегодня? Я говорю: — Не-ет, что вы, хоть бы завтра. Уморился — ни рук, ни ног не чую. Он: — Ну ладно. И пошёл к машине. Слышу, кричит:— Иди-ка сюда. Подхожу. Он достаёт бутылку водки, недопитую, наливает стакан. — Тяни! Тяпнул я этот стакан, он мне загрызнуть дал — бо-ольшой кус мяса. — Спасибо! — говорю. А он: — Смотри, чтобы всё было нормально. И уехал. Поверите — откуда силы взялись — дотемна косил, выбил-таки это поле. Вот человек был! А из-за бабы пропал.

— Да, — замечает Петяша, — хороших, честных людей снимают, а дураков ставят. На заводе так же (Петяша из шефов — работает на заводе) — если директор за людей, ему быстро лапти сплетут.

Идём одни. Ребята-штурвальные убежали вперёд, обрадовались, что могут попасть на танцы.


Утром собираемся рано. Ушли прямо в поле. Не стали ждать начальства. Да и беспокойство — зерно-то бог с ним, а вот аккумуляторы если пропали — вот дело будет. Но аккумуляторы целы. Зерна, конечно, нет. Но об этом ни у кого душа не болит. Рады, что всё остальное цело и начальство не знает ни о чём. Приходят наши штурвальные. Лица заспанные — видно вчера было не до сна.

Молотим. Жары ещё нет, но уже чувствуется её дыхание. Подходят машины, начальство подъехало, посмотрело и удалилось. Всё идет своим чередом. Бункера наполняются быстро и время бежит незаметно. Скоро обед. Идущий впереди комбайн Демьяна останавливается. Он выходит из кабины с какой-то сумкой и кивает. Комбайн идёт дальше. Видно посадил штурвального. Я тоже жму на сцепление и кричу своему помощнику. Тот рад без памяти. Этих ребят не оттянешь от руля за уши.

Собираемся у копны.

— Что ты нас собрал? — спрашиваем Демьяна.
— Гляди — он ставит на стерню старую кирзовую сумку и расстёгивает молнию. Мы ахаем. В сумке трехлитровая банка самогона и закуска — сало, лук, яйца, хлеб, соль. Всё как положено.
— Где ты взял? — изумлённо спрашивает Витюган.

— Есть ещё честные люди, — говорит Демьян и улыбается. — Захожу в кабину, а там сумка. Открыл и глазам своим не верю. Хотел до вечера сохранить, да не вытерпел.

Усаживаемся на копну, пускаем по кругу стакан, который тоже предусмотрительно положен в сумку. Удовлетворённые неожиданным застольем, молчим. Комбайны размеренно движутся по полю.

— Вот тебе и куркули,— подаёт голос прожевавший Витюган.
— Это что-то новое,— поддерживает его Дикой.
— Нет, ребята, есть ещё честные люди, — мечтательно говорит Демьян и вынимает сигарету.

1987



Виталий Волобуев, 2015, подготовка и публикация