ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ

СЧАСТЛИВЫЕ ПОЭТЫ
Воспоминания об Антоне Петрашевском

1.

Нас познакомила Анжелика Астахова. Мы работали вместе с ней в Бюро пропаганды художественной литературы при Белгородском отделении Союза писателей СССР. Было это в 1990 году.

Однажды она рассказала, что как-то на мосту (почему-то запомнилось, что на мосту, наверное, на пешеходном через Везелку) встретила парня, который ей понравился. Он представился Антоном Петрашевским и вскоре она привела его в Союз (он тогда располагался на третьем этаже ДК «Энергомаш»).

Мы познакомились и подружились. Он признался, что на самом деле он Геннадий Головской, а псевдоним придумал для того, чтобы избегать встреч с поклонниками группы «Пилорама KZ». Когда его все же узнавали, он говорил, что Гена это его брат. Дело в том, что эта группа, для которой Антон писал песни и сам же исполнял, была очень популярной.

Он стал показывать мне тексты своих песен. Но я сказал ему, что в этом ничего не понимаю, потому что мне ближе классическое стихосложение. И тогда он решил его освоить — обложился книгами, справочниками — и через какое-то время стал писать в классическом стиле. А своеобразие его текстам придавало как раз то, что он прежде писал для рока. Был какой-то роковый стеб в казалось бы классических текстах.

Я тогда учился в Литинституте и мы с ним упражнялись в разных классических формах: рондо, терцины, триолеты. Он даже придумал свою форму и назвал ее «сонтин».

Через какое-то время Анжела уволилась и предложила Антона вместо себя. Председателем белгородского отделения Союза писателей тогда был Виктор Иванович Белов, с которым у Антона тоже сложились хорошие отношения. Вот так он и стал моим сотрудником.

2.

То время, когда мы работали с Антоном, было самым веселым и обеспеченным в моей жизни. Тогда еще КПСС имела вес и мы устраивали недельные дни литературы в районах, просто созвонившись с третьими секретарями, отвечавшими за культуру. Они организовывали поездки в колхозы, школы, мы отрабатывали и получали неплохие деньги.

Нашей задачей было обеспечить выступающих, то есть наших писателей. Но этого было мало и мы могли пригласить любых писателей из любой области. Обычно приезжали из Москвы, Воронежа, Курска. Антон, несмотря на свою молодость (ему было двадцать два года) быстро научился вести переговоры с любыми писателями, невзирая на их регалии.  

И, надо сказать, наши писатели его тоже любили. Он каким-то образом умел находить с ними общий язык. Особенно подружился он с Малкиным, часто бывал у него в гостях и меня тоже иногда звал на эти вечера.

А с каким уважением он относился к Михаилу Михайловичу Обухову, который рассказывал, как встречался с Есениным, Маяковским. Помню, как Антон говорил:

— Представляешь, я жму руку, которую жал Маяковский!

Уж не помню, каким образом, но подружился он и с художником Станиславом Косенковым. Скорее всего их свел Владислав Шаповалов, с которым у Антона всегда были хорошие отношения.

Что же касается Игоря Андреевича Чернухина, то оказалось, что они вообще когда-то жили в одном доме. Это был частный дом на два выхода. В одной половине жила семья Чернухина, а в другой семья Антона.

Одним словом, Антон очень быстро и как-то естественно вписался в наш писательский круг. А поскольку был он человеком деятельным и непосредственным, то жизнь в тогдашнем Союзе писателей просто кипела. Кроме того, что мы ездили по районам, каждый вечер в Союзе собиралось много молодежи — поэты, художники, музыканты.

Отмечали дни рождения, выпивали, пели песни, читали стихи, влюблялись, встречались, ссорились, мирились. Приезжие писатели всегда удивлялсь нашей богеме и хвалили Виктора Ивановича Белова за то, что он поддерживает молодых.

И конечно главным заводилой всех наших посиделок был Антон Петрашевский.

3.

Он часто рассказывал, как все детство проводил в Крыму. А для меня Крым тогда был чем-то далеким и недостижимым. Мне казалось, что к этому надо долго готовиться и собираться.

И вдруг Антон говорит:
— А не поехать ли нам в Крым?
— Надо как-то подготовиться, — говорю я.
— Что тут готовиться? — говорит он. — Завтра вечером поезд. Утром будем у моря.
— Как завтра? — ужаснулся я.
— Бери сумку, тапки, а еду купим на вокзале. Палатка у меня есть.

Когда через день мы сидели на берегу моря, я не мог поверить, что все это не во сне. Вот так Антон перевернул все мои понятия о путешествиях и потом я уже легко соглашался на такие авантюры.

Еще одно меня поразило в Антоне. Оказалось, что он всерьез собирался поступать в духовную семинарию и готовился к этому. Мы подолгу беседовали с ним о вере и не в последнюю очередь поэтому я, убежденный атеист, коммунист с 22-х лет, стал совсем по-другому относиться к религии вообще и к православию в частности.

Особеннно запомнилась встреча мощей Иоасафа Белгородского. Мы с Антоном встретили их на остановке Мичурина по улице Попова и шли с ними до Преображенского храма. Потом стояли вокруг храма без всякой надежды попасть внутрь. Но Антон сказал, что мы все равно там окажемся.

Самое интересное, что так и случилось. Мы вначале хотели предъявить корочки Союза писателей, но так и не решились. Потом каким-то образом толпа расступилась и мы оказались внутри. Каким чудом это произошло, я и до сих пор не понимаю.

Службу вел Патриарх Алексий Второй, он окропил нас святой водой, и мы потеряли ощущение времени. Вышли из храма только где-то во втором часу ночи и пошли к железной дороге, где в районе Савино жил друг Антона Дима по прозвищу Кот.

Когда мы вошли, Дима спросил:
— Вы что, пьяные?

Вот такое впечатление произвело на нас все это действо. Мы даже и не подумали о том, что надо бы выпить, хотя обычно в гостях так и бывало. Но в этот раз совсем не хотелось спиртного, было какое-то возвышенное состояние, которое помнится и до сих пор.

И с тех пор я уже вполне осознанно стал считать себя православным. Конечно, нужно было какое-то время, чтобы освоиться в этом новом мире. И вот тут Антон был моим первым помощником. Именно благодаря ему я и пришел к православной вере.

Как ни странно, но еще одним стимулом к принятию христианства стало прочтение книг Кастанеды. Первым его прочитал Михаил Дьяченко, еще в советское время по перепечаткам. Потом фрагменты этих книг печатались в журнале «Наука и религия». Но я почему-то отказывался читать Кастанеду, даже после того, как мне это стал рекомендовать Антон.

И вот однажды мы шли с Антоном на Харьковскую гору по тропе, которую позже замостили и сделали лестницей. Мы шли к нему домой и разговаривали как раз о всяких предчувствиях, интуиции, об устройстве мира. Одним словом, затрагивали какие-то уж очень запредельные темы.

И вдруг в районе гостиницы Южной, переходя дорогу к ней, мы услышали визг колес. С горы мчался «Москвич» и, чтобы не полететь с горы (тогда еще не было новой дороги вниз), водитель повернул к гостинице. Похоже, что у него отказали тормоза. Антон мгновенно перескочил дорогу и остановился на другой стороне. А я, как зачарованный, смотрел на «Москвича» который уже подлетал ко мне.

Помню, что мысль у меня работала следующим образом: «Если я побегу вперед, то попаду под машину, а если она начнет переворачиваться, то тогда уже буду перебегать». И я стоял, ждал, чтобы убедиться, проскочит или перевернется. «Москвич» пролетел передо мной, едва не зацепив, потом встал на два колеса, прокатился так на взгорок, грохнулся на четыре колеса и остановился. Водитель сидел в кабине ни жив ни мертв.

— Я уже попрощался с тобой... — сказал Антон, белый как мел.

Но, видя мое спокойствие, он замолчал. Мы шли на Гору к нему домой, а тут он вдруг сказал:

— Давай вернемся обратно! И больше не будем говорить о серьезном. Мне страшно...

Вниз мы шли молча, и, уже переходя Везелку, я сказал:
— Наверно пришло время. Давай Кастанеду!

Вот так я на долгое время подсел на истории о Доне Хуане и его отряде магов. Я прочитал все тома, хотя многие редко одолевают больше первых трех, самых простых. И вот после этого я окончательно утвердился в православии.

Долго еще потом, когда наши философские разговоры заходили слишком далеко в область неведомого, Антон говорил:

— Не будем ждать знака, прекращаем!

И мы начинали обсуждать всякие любовные приключения, которых у Антона было предостаточно.

Философские же наши беседы происходили оттого, что как раз в эти годы появилось много запрещенной ранее литературы. Поэтому мы читали кроме Кастанеды еще и Фрейда, Ницше, русских философов и всю эту кашу переваривали, бродя по городу или сидя в нашем Союзе.

4.

В 1989 году в Старом Осколе прошел фестиваль «Оскольская лира». Проходил он тогда в зале, а его лауреатом в поэзии стала  Анжелика Астахова. Она-то и заинтриговала Антона.

И летом 1990-го года он  стал агитировать меня. Фестиваль предполагалось проводить на природе, на берегу водохранилища с пятницы по воскресенье. Но Антон  ждать не мог и предложил ехать в среду на ночь.

Тогда еще ходил поезд Белгород — Старый Оскол. Вот на нем мы и решили ехать. Шел он долго: из Белгорода отправлялся в полшестого вечера, а в Старый Оскол приходил в полночь. Ехали мы весело, потому что соскучиться с Антоном было сложно, в Старом Осколе мы надеялись найти семейство Александра Машкары и Татьяны Олейниковой, чтобы уже с ними определиться по фестивалю.

Мы приехали в Старый Оскол в полночь и решили что-то купить из еды. Но ничего кроме буханки хлеба и банки воронежской закуски на вокзале не нашли. Не смогли найти и семейство Машкар, в результате остались в незнакомом ночном городе одни. К счастью, остановился водитель, развозивший почту, он-то и отвез нас на водохранилище.

Там, выйдя к берегу, мы увидели вдалеке маленький костерок и пошли на него. По песку идти было трудно, но все же мы добрались до костра. Оказалось, что это человек, которого послали на место будущего фестиваля и забыли. Вот с ним мы и торчали на этом берегу два дня в одной палатке без теплой одежды и без еды. В первый вечер выручила банка с капустой, которую мы купили на вокзале, а на следующий день приехала машина и привезла кое-какое пропитание.

Сам фестиваль начинался в пятницу и только в этот день приехали рабочие и стали строить сцену. Потом стал подтягиваться народ и появилась возможность взять матрасы и одеяла на базе. Эти безлюдные ночи на берегу почти без еды и теплой одежды хорошо запомнились.

А уже в следующем году мы приехали со своими призами от Союза писателей и вручали их тем, кого выбрали. Один из них — электронные часы в виде совы достались самому Антону. Мы решили присудить этот приз ему, чтобы у него появилась возможность выступить в заключительном концерте. Помню, приз назывался «За развитие новых форм в классическом стихосложении».

Второй приз в виде транзисторного приемника вручили нашему соседу по палаткам — барду из Горького. Имени его не помню, но приз тоже как-то оригинально назывался. По-моему «За использование классической поэзии в авторской песне». Вроде он писал песни на стихи кого-то из классиков.

Потом мы еще несколько раз бывали на Оскольской лире вместе, но, кроме первого посещения, осталось еще только одно воспоминание. Это был скорее всего 1992 год. Как-то так получилось, что мы пропустили автобус, уходящий с водохранилища, и пошли в Старый Оскол пешком. И вот как раз тогда, чтобы скрасить дорогу, мы стали сочинять истории про Николая Васильевича Гоголя, подражая Хармсу. Потом эти истории еще досочинялись, но начало им было положено именно тогда.

Когда мы добрались до Старого Оскола, оказалось, что все автобусы на Белгород уже ушли и мы потопали на железнодорожный вокзал, потому что кто-то сказал, что есть поезд до Белгорода. Но на вокзале узнали, что поезд идет до Харькова. И мы поехали этим поездом, который приходил на станцию Основа.

Утром в Харькове на метро перебрались на Южный вокзал и на электричке благополучно добрались до Белгорода. Помню как прямо в метро сочинилась история о том, что Николай Васильевич Гоголь не мог спокойно слышать название станции «Пивденний вокзал» в Харькове, поэтому всегда выходил на одну остановку раньше и шел на Южный вокзал пешком.

5,

Весь 1991 год мы жили уже на том капитале, который был в Бюро пропаганды, потому что партийные органы уже не имели прежнего авторитета, но мы еще умудрялись зарабатывать, используя  прежние знакомства, особенно в Новооскольском и Ракитянском районах, в которых у нас были хорошие связи. Но вскоре и эта возможность иссякла, потому что сокращалось производство и у предприятий просто не было денег на мероприятия.

Нашим последним большим мероприятием стало проведение большого вечера в ДК «Энергомаш» под названием «Слово». Идею вечера предложил Антон. Да и всю организационную работу провели они с Анжелой Астаховой. Ходили по предприятиям, продавали билеты где за наличные, где за безналичный расчет, приглашали писателей, музыкантов, священников. Вечер получился очень интересным, зал был полон и мы размечтались о нескольких таких вечерах.

Но потом случились события августа 1991 года и предприятия потеряли интерес к нашим вечерам. И тогда мы решили потратить деньги на книжки. Так была издана первая книга Михаила Дьяченко «Облака». Но потом политические события в стране и области закрутились так, что стало не до мероприятий. Мы уже просто проживали те деньги, что оставались на счете Бюро пропаганды.

И, как оказалось уже в следующем году, правильно делали. Гайдаровская реформа, превратившая прежние деньги в пыль, нас не коснулась как раз потому, что у нас их почти не осталось.

Нам еще хватало на какую-то зарплату, потому что с нами некоторое время работали художники, которые пользовались нашим счетом для заключения договоров, но потом и у них не стало больших заказов.

Настало время «вентиляторов». Так тогда называли посредников, которые, сидя на телефонах искали покупателей и продавцов, чтобы связать их и получить за это деньги. В основном, конечно, они гоняли «воздух», то есть заявки таких же посредников, за которыми не стояло никаких реальных дел. Это напоминает нынешний всплеск риэлторской деятельности, когда конторы списывают номера телефонов с объявлений и выдают себя за продавцов и покупателей.

Естественно, ничего от этой посреднической деятельности мы не получили, за исключением двух-трех реальных сделок с сахаром и то лишь потому, что покупателем или продавцом был кто-то из наших знакомых.

Единственным полезным делом, как оказалось, стало знакомство с одним из предпринимателей, который предложил нам с Антоном ремонт квартиры. Вот этим мы с Антоном и занимались весь 1992 год. Меняли окна, сантехнику, обкладывали плиткой санузлы, одним словом стали строителями.

Антон в то время уж не помню каким образом познакомился с фирмой «Элтон», которая занималась продажей персональных компьютеров, которые тогда только что появились в продаже. Это были воронежские аппараты «Электроника», еще несовместимые с IBM.

И вот однажды, после очередного ремонта, Антон предложил купить такие компьютеры. И после того, как это случилось, жизнь наша пошла совсем другим путем. Мы, как наркоманы, могли говорить уже только о компьютерах и целыми днями и ночами изучали команды, которые надо было вводить. Для этого пришлось погрузиться в специальную литературу, запомнить множество специальных терминов, которыми мы обменивались при встречах, обсуждали свои успехи и делились игрушками, на которые подсели сразу же.

Кроме того мы сразу стали набирать свои стихи, чтобы уже обмениваться текстами на дискетах. Антон первым научился работать с изображениями и на простеньком графическом редакторе закрашивал клеточки, чтобы получить рисунок.

И наконец пришло время, когда захотелось все набранное распечатать. После очередного ремонта мы купили себе принтеры «Роботрон» и стали наслаждаться распечатанными текстами. Потом эти печатные тексты научились сшивать в книжки. И после этого стали счастливыми поэтами, которые могли сами изготавливать свои книжки и дарить друзьям.

2019

Источник: журнал «Звонница», 2021, № 35, стр. 132-137

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2022