ЮРИЙ ЛИТВИНОВ

ВЕТЕР С НЕБА
Стихотворения 2002-2012 годов

Источник: Ю. Литвинов. Высокая скворечня. Белгород, «Константа», 2014, стр. 8-38.

Скачать книгу


*  *  *

Здравствуй, друг мой беспечальный,
Это я — твоя печаль!
Вот те сабля, вот пищаль,
И ступай в поход свой дальний!
Вновь за счастьем — за моря,
Вновь за радостью — за горы!
Воротишься ты не скоро,
А воротишься, так зря.
Край родимый не осудит,
Только здесь уже не будет
Ни скворечни, ни гнезда —
Всюду голых веток сети,
На помин о щедром лете —
Дух гнилых плодов в садах.
С кем тут радость разделить?
С кем здесь счастье половинить?
Над крестом в сухой полыни
Только слёзы лить да лить.
До свиданья, друг печальный,
Это значит не прощай,
Вот те меч, а вот праща...
Помнишь путь свой
                         чужедальний.

*  *  *

Не скучай, покуда тучи
Рыщут в небе взад-вперёд,
Дождь пройдёт и станет лучше,
Травка свежая взойдёт,
Одуванчик зажелтеет —
Станет радостней пейзаж...
Жизнь не наша, друг, затея,
Да и смерть не наша блажь.
Мы лишь скуку да веселье
Кое-как изобрели,
И зачем нам, в самом деле,
Превращаться в соль земли?
Станем брагой, медовухой
Или зеленым-вином —
Сердцу сласть, веселье духу!
Глянь-ка — солнце за окном!



ИСХОД ИЗ ПРИЮТА

Тех, кто успел до заката покинуть пивную
И пересилил желание опохмелиться,
Снова пространства, поросшие лесом, волнуют —
Ждут там грибы нас, орехи и вольные птицы.
А на полянах отыщется ягод немало.
Жить собирательством и примитивной охотой,
Как это в детстве расхристанном нашем бывало,
Рыскавшем между Онтарио и Камелотом,
Самый проверенный способ прожить ещё лето,
Пусть неразумный и даже чуть-чуть диковатый,
Но безупречный, как буква Святого Завета.
Смотришь на пламя костра и не видишь заката.



ВЕТЕР С НЕБА

Пустеет град. В портах
           обрушились причалы.
Ни планера средь круч,
           ни паруса в волнах.
Не радует рассвет,
           закат не опечалит,
В исходе всех судеб
маячат тлен и прах.
Утихнул ветер с гор,
           умолкнул ветер с моря,
и буря из пустынь
до срока улеглась,
и только с неба ветр
          с покоем смертным спорит,
Свистя:
          «Священна жизнь,
                               какая б ни далась».



ВСТРЕЧНАЯ ПЕСНЯ

Ничто не вечно на Земле,
                                        лишь поиск вечен.
Себе другому я всю жизнь иду навстречу,
Помахивая факелом беспечно,
Но соблюдать маршрут свой безупречно
Стараюсь.
              Заплутал опять, конечно.
Как жаль,
             что жизнь настолько быстротечна
Вся вытечет,
                  найдётся друг сердечный
Тогда,
       когда на ней поставят крест.
Хоть на поминках посидит,
                                    кутьи поест.
Вздохнёт, что впереди так много мест,
Где будет вновь он одинок,
                                           как перст.



ИДЕНТИФИКАЦИЯ ДРАКОНА

Утро загублено проигрышем в лотерею.
Вечер погиб вместе с мертворождённым котёнком.
Ночью уснуть безмятежно опять не сумею.
Рвётся ткань жизни повсюду — не только где тонко.
Имя дракона узнал —
                                называть нет охоты.
Станет послушным, но как мне им распорядиться?
Можно турнуть за порог
                                   и прогнать за ворота,
Он там кого-нибудь съест
                                   и опять возвратится.
Будет дышать тяжело
                                   или кашлять надсадно,
Когтем распутывать то, что от гривы осталось,
Ждать,
          чтобы выкрикнул я троекратно
Тяжкое имя его:
Одинокая Старость.
Не потому одинок, что забыт и заброшен —
Сам убегал, убоявшись потерь и прозрений.
Мир призмой лет до уродливости перекошен...
Неколебимы лишь детства прозрачные тени:
Так же ажурны мечты,
                                  что не сделались явью,
Чувства светлы,
                          не смятенные страстью ответной.
К этому вряд ли теперь уже что-то прибавлю.
Впрочем,
             мечтать-то и в пасти дракона не вредно.



ЗАДАНИЕ НА ДЕНЬ

                             Герману О.

Ищи не доказательства, а суть
Существованья Господа и рая.
Зачем Он нас спасает и спасает,
Спешащих расшибаться и тонуть?
В чём промысел Его — не наша боль,
Не наша неусыпная забота,
Он дал нам право выбирать работу:
Строй, сей, выращивай
                                    и душу не мозоль
Сомнением —
                   вдруг некому считать
На небе трудодни и трудоночи.
Каких ещё ты доказательств хочешь,
Когда тебе дано не верить — знать:
Он есть.
             И доказательства идут тебя искать.




МЕЖДУ ПЕСНЯМИ

Стихи случаться перестали.
Придётся, видимо, писать,
Под пионерский горн плясать,
Грустя о саксах вакханалий,
Когда сбивались каблуки
Рифм правильных,
                            размеров строгих,
У строк подкашивались ноги,
И оставалось полстроки
В конце любовного посланья,
А дале — задуванье свеч
И классика прямая речь:
«В крови горит огонь желанья».

Пока желаний жгучих нет,
Принужден трезво отмечаться
В графе частичных регистраций:
«Покуда жив. Ещё поэт».



КАРТИНЫ ЗВУКОВ
(полночный напев)

Нарядна тишина недолгой майской ночи:
На ней шёлк Соловьёв и кружево хрущей,
Плащ бисером икры лягушек оторочен,
На шее — бриллиантами ручей.
В такую тишину грешно добавить слово,
Какое ни подвесь — нарушишь шик и стиль,
Ну разве что вплести нить флейточки альтовой
В сиреневость кудрей — пусть это мне простит
Царица тишина и проведёт к алькову
Не для любви и страсти, а для сна.
На правильных часах три четверти второго,
На тех, что отстают, — без четверти весна.



НА СОН ГРЯДУЩИЙ

Когда бы явь мне снов не отравляла,
Я б мог её безропотно терпеть.
Ей мало днём в затылок мне сопеть —
Ночами делит водку, режет сало...
А мне так снилась лодка у причала...
Налаживался вёсла навострить
И плыть
К иному берегу, где глина
Тверда, как панцирь древних черепах,
Что держат на себе весёлый прах
Земного шара.
Мир вам, Акулина,
Надежда, Евдокия, Виктор, Нина,
Чьи имена на плитах и крестах
Мне указатели в исхоженных местах,
Где ведома дорожка, но отрадно
Ещё раз убедиться — не плутал...
На улице моей базар-вокзал —
Без нужды пьют, потом поют нескладно.
Уймётся явь?!
Который раз пытаю
Всех встречных-поперечных — толку нет.
Печально очи закрываю в свет,
Там у причала лодка...
                                  Надувная.



НОВАЯ НАДЕЖДА

Снова придётся скирду теребить —
                                                   запасаться соломой
да постилать
                   там, где падать принудят с коня или с кручи.
В пост ухожу,
                    предпоследней надеждой ведомый,
что до последней надежды
                                          мирское едва ли замучит.
Ловок в миру,
                      словно ёж в ежевике — уместен,
знаю пролазы,
                       места, где еда созревает,
радость меня бережёт —
                                    без подачек и лести
кот на меня не шипит,
                                 и собака не лает.
Что до людей,
                   то они плотоядны безбожно,
с ними легко,
                    если слушаешь шёпот и крик их,
на мясопустной
                        подашь пирожков и пирожных
и дашь понять,
                     что ты им не судья и не критик.
Надо у устриц терпению мне поучиться —
как из колючего кварца жемчужины делать.
Только смиренным солома и не пригодится.
Как же скирда за последние дни похудела.



ВТОРОЙ ИСХОД ИЗ ПРИЮТА

Спасибо, ласковый приют,
Прощай. В моём краю
Вновь месяц молодой и старая звезда
Повисли вешками над правильной дорогой,
Её осталось, в общем-то, немного —
Считай, уже последняя верста.
Ну если с гаком, то ему цена
От силы пядей пять или четыре...
И так мы загулялись в этом мире,
На сердце осень, на дворе весна,
Как ни бодрись, не прорастёт полова.
В конце концов — в начале было Слово,
Ему ответом ныне тишина —
Не запасли мы речи и вина,
Чтоб истину хоть раз излить толково,
За то в День судный спросится сурово.
И не утешимся, что ночь опять нежна.



БЕЗ ВОЛИ

                     Памяти мамы

Ладно, не скатертью — пусть утиральником ветхим,
Только б легла и стерпела меня та дорога,
Что уведёт от беспечно распахнутой клетки
До охраняемого денно-нощно острога.

Там, может статься, душа разневолиться сможет
И позабудет напевы о хлебе насущном,
Пусть частокол мои разум и чувства стреножит.
Телу синица чего-нибудь в горстку налущит.

Понаскакался, как видно, допел все куплеты,
Да и припевов до одури наповторялся.
Строгая в платье аскетском, неволюшка, где ты?
Я бы на милость твою бессердечную сдался.
Видишь ли, остановилось, лежит без ответа
Сердце, под сенью которого я зарождался.



КОРОТКО

— А что вы, сорная трава,
умеете? — вы спросите.
— Да вот, — ответим, — дело-два
цвести с весны до осени,
кормить настырную пчелу,
коровьих деток радовать,
стелиться в праздник по полу,
хранить певца пернатого.
Никто о большем не просил,
да и не больно хочется...
Ведь видит Бог, что девясил —
не суть, а имя-отчество.



ПОБЕГ

Уже ни дать, ни взять.
                         Мне ничего не нужно,
и ничего уж нету у меня.
Жизнь медленно прошла,
                                  оковами звеня,
приказ охраны выполнив послушно.
Теперь стоит спокойно у стены,
перед расстрельным взводом безмятежна
у нас с ней по сей час жива надежда,
что мы Тебе, Господь, ещё нужны.
Вдруг в мирозданье есть одна дыра,
которую заткнуть хоть кем-то надо...
Ну вот — засох орешник среди сада,
Жизнь, нам с тобой там прорастать пора.
Пойдём туда не мешкая, сестра.




НА ФЕСТИВАЛЕ «ОСКОЛЬСКАЯ ЛИРА-2004»
 
                                    Александру Чекалову

Курносые клювы уткнув в невысокий закат,
разбавивший море Оскольское кислым сиропом
(сегодня — малиновым), каторжно трезвые оба,
поэт и прозаик минуту, другую и третью стоят
и чутко молчат над таким очевидным проколом,
как дырка в закате.
                             И кто её мог провертеть?
Свалился ли ангел с небес,
                                      или бес исхитрился взлететь?
И те и другие сбираются ныне под Старым Осколом.
Неспешно молчанье течёт,
                                         намывая беспечный ответ,
что разницы нет —
                              кто куда пролетел на закате.
«А нам до утра устоять на Земле силы хватит», —
Решили проверенный рифмой прозаик,
                                                    испытанный прозой поэт.
Поверить бы им среди лета
                                       две тыщи четвёртого года,
пока крик и песни на равных летят от костров.
Храни вас, поэт и прозаик,
заката дырявый покров...
Два берега есть у Оскольского моря,
                                            да нет ни моста,
                                                              ни парома,
                                                                              ни брода.



ТИПИЧНЫЙ ОКРАС — БРАЖНИК ОЛЕАНДРОВЫЙ

Правдой всё было когда-то
                                         и ей остаётся.
Как ни раскладывай чёрное с белым
                                                        по кучам,
Красное, синее, жёлтое
                                   снова найдётся,
Праведных вроде не хуже
                                      и грешных не лучше.
Раз никому ничего не докажешь,
                                              то без доказательств
Станем стоять очевидным ответом
                                                   под каждой задачей,
Вечных не помня долгов
                                  и вчерашних предательств,
«Жить равно быть»,
                             только это и будем мы значить.
Пост с аскетизмом отчаянно путать,
                                                            любезно
Всем объясняя,
                         что нет аппетита и жажды,
Ленью наивной заткнём
                                 ненасытную бездну —
Клир, перессоривший плоть нашу
                                                 с духом однажды.
Муку за мукой терпеть перестанем,
                                                            умело
Переместив ударенье,
                                   и станет мукою
То, что давило, терзало,
                                    болело и ело.
Будем печь хлеб
                          с однозначной молитвой мирскою.
Явится вечным всё-всё!
                                   Как и было по Слову
Прежде,
             чем стали отыскивать вечноживое,
И толковать
                  столь божественнейше бестолково,
Что из купели ушло
                              за пределы Покоя.



СОЛОВЬИ

Уже два дня, как наступил июнь,
А соловьи по-майски распевают.
Черешня худо-бедно созревает.
Жизнь не дозрела — надкуси да плюнь.
А если хочешь, оторви да брось,
Начни кроить и шить её сначала,
Она полвека шутовски стояла —
Носки держала вместе, пятки — врозь.
А то ещё перечеркни весь лист
До первой строчки, где рожденья дата.
А соловей резвится как заклятый,
Знать, жизнь, гнездо и дети задались.
Наверно, он по-старому живёт,
По принятому прадедами стилю,
Одно поёт в пиру и на могиле
И в радости и в горе слёзы льёт.
И не помеха ему полон рот забот.
Давай-ка, буду у него учиться
Петь,
          петь взахлёб и вусмерть не напиться,
Глядь,
          ночь забылась, новый день встаёт.
По стилю старому,
                            так май ещё цветёт!
И пусть его — полсотни первый год!



ПО ВЕШКАМ

Не надо нас в камень,
                             и в бронзу,
                                            и в злато,
живые и то
                 тяжелы на подъём,
вросли мы по шею
                              в родные пенаты,
как идолы острова Пасхи.
                                       Живём
ни шатко ни валко,
                           почти неподвижно,
лишь веки смежаем
                              от пыли в глаза,
ведь что у людей
                          высоко и престижно,
то мерзость пред Богом
                                   лишь дым в небеса.
Мы вместо богатых хором
                                        возводили
воздушные замки,
                           дворцы из песка.
К чему монументы
                             на наших могилах,
поставьте лишь вешки крестов,
                                                   и пускай
по этим
            нигде не отмеченным вешкам
хоть кто-то осилит
                           не самый прямой
свой путь сквозь болота
                                    из дебрей кромешных
не в рай и не в свет,
                               а хотя бы домой.



Т-С-С-С-С

Бумага, карандаш и ночь
Безлунная за плотной шторой...
Каков соблазн для мысли скорой
Умчаться от реалий прочь!
Туда, где камень и зубило,
И правдой было слово.
Было.



У ВОДЫ

И жизнь беспечная проходит,
                                как должно — с видом на закат,
где только облака горят,
а ангелы парят нетленны,
и самолёты — совершенны! —
из рая в рай сквозь ад летят.

Давно счастливым пассажиром
                                 бывал и я, имел билет,
в иллюминаторе рассвет,
желанье выпить, отобедать
и о делах своих поведать
на долгие семь-восемь лет.

Теперь о вечности умолкнул,
                            чему вдруг несказанно рад,
пускай другие говорят —
о перспективах, о карьере,
об истине, вине и вере,
о том, как высоко летят.

На склоне западном прохладно,
                        как должно быть на склоне лет.
«Одни далече, тех уж нет» —
припомнилась неточно чья-то
строка.
Ещё б припомнить дату
когда в аду погасят свет.
Мост, речка, вечер, парапет,
и клёва нет.

Вода глубокая напрасно
                        ждёт глупостей от рыбака,
без клёва захандрил слегка,
но вот, при первой же поклёвке,
вернулись память и сноровка,
и осеняет старика как молодого:
«Жизнь прекрасна!».
Кому там, за рекой, не ясно?!



ВЕРНАЯ ПРИМЕТА

Есть тропинка вдоль реки,
И чудесней места нету.
Знают все её секреты
Рыбаки да кулики.
Я не тот и не другой,
Но явился неслучайно
Не за рыбой, не за тайной
И совсем не за кугой.
И лозы не стану гнуть,
Даже раков мне не надо...
Мне бы только на наяду
Хоть одним глазком взглянуть.
Только раз издалека
Тень увидеть неземную.
Разве многого прошу я?
Пощади меня, река.
Чтобы стало веселей
Жить в реалиях жестоких,
Зная: мы не одиноки
Во вселенной.
На земле.



УМИЛЕНИЕ

Милый август, всё прекрасно
Спас за Спасом чередой!
Запустенье комнат классных
Объясняется страдой.
В поле песни комбайнёров,
В винограднике лиса...
Милый август, будем скоро
С пивом, с мёдом на усах.
Не идут на ум уроки,
Ночью в небе звездопад,
Ароматно, краснобоко
Яблочко манит всех в сад.
А в лесу лещина гнётся,
Сойки дерзкие трещат —
По орешку всем найдётся...
Милый август, щедрый брат.
Всяк свою получит долю —
Кто-то полдник, кто обед...
Спас за Спасом чередою,
А спасённых нет как нет.
В чём тут, Господи, секрет?



НА ПОЛУШАГЕ

Стал замечать — жизнь повернула вспять.
Смерть с каждым днём становится всё дальше
В поступках меньше робости и фальши,
Слова на ветер совестно бросать,
В ненастье Бога недосуг винить,
Жаль вольность попрекать пустым карманом..
Подозревал ведь — поздно или рано
Не проще,
             так просторней станет жить.
Разъяснится, растеплется, светать
Начнёт в тот миг, что ни отнимешь,
                                               ни прибавишь,
Таким как дан —
                      единственным оставишь
Свидетельством:
                          жизнь повернула вспять,
Другой отныне не у кого взять.



ЭТЮД В ПРЕДРАССВЕТНЫХ ТОНАХ

                       Памяти Николая Душки

Из ниоткуда в никуда —
по нашим силам и дороги! —
подъём не крут
                   и склон пологий,
и мелкий пруд, куца всегда
на водопой свернут стада
четвероногих и двуногих
с одним на всех клеймом: «еда».
Не пронеси нас мимо рта
Тот, Кто затеял это чудо —
идти конкретно ниоткуда
определённо в никуда
и быть счастливым иногда.



*  *  *

                      Согласно поверью, кормя голубей,
                      можно просить их
                      отмолить душу самоубийцы

Зерно и хлеб по скверу рассыпая,
вдова с надеждой кормит птичью стаю
лишь голуби, бесхитростные птицы,
сумеют отмолить самоубийцу.
И дольше века тянется процесс,
быстрее их не отпускает бес
туда,
        где только краешек небес,
и пусть не наяву,
                           а только снится...
Господь простит,
а мы и не судили,
не раз по краю острому ходили
и сами, страха Божьего не зная.
О ком здесь завтра заворкует стая?



ТАНЮШКЕ В КОНЦЕ 56-Й ЗИМЫ
И НАКАНУНЕ 57-Й ВЕСНЫ

Терпи, моя ласточка, ветер как прежде — навстречу!
А до весны бесконечные полфевраля,
В лодочке нашей безумцы опять у руля...
Только молитва смиренная лечит и лечит —
Вот потому-то не сходит улыбка с лица
И оттого клювик твой не опустится долу,
Знаешь сама, что терпеть нам назначено долго
И что спасётся лишь тот, кто терпел до конца.



СТАРИННАЯ КАРУСЕЛЬ

                               Танюшке

Олени с сумасшедшими глазами,
и кони с сумасшедшими глазами,
и два слона уже совсем без глаз
по кругу,
и по кругу,
и по кругу,
пожизненно запряженные цугом,
катают за два гривенника нас...
Мы провалили письменный экзамен
по математике — на кой она сдалась
мне — сказочнику и тебе — актрисе.
Не объяснит курчавый или лысый
преподаватель правильных наук
нам пользу их и их необходимость,
нам география одна и пригодилась,
чтоб было встреч не меньше,
                                                чем разлук.
Нам к морю синему давно пора, мой друг,
к разбитому прибоями корыту,
где доброе вовек не позабыто,
а злое всё ушло водой в песок,
на то
и дан был нам
немалый срок,
а денег лишь на хлеб, на соль
                                               да мыло...
Весёлой чайкой ангел воспарит,
и карусель замрёт на полукруге,
но и тогда мы не разнимем руки —
уплачено вперёд! И не в кредит.



*  *  *

Мы две старые птицы,
нам уже не летится,
вот и бродим по плоской земле,
ищем угли живые в золе.
Без надежды,
но ищем на всех пепелищах,
где когда-то светились
во мгле наши гнёзда,
                     где кров был и пища,
где любимые ждали в тепле,
пока мы к ним летели
сквозь метели. И пели!
Где вы, песни беспечные наши?
Не припомнить мелодии даже.
А слова — эти жгучи глаголы
заточили в словарь, мучат в школе
поколенья бескрылых птенцов,
средь живых потерявши отцов.
Их характер безмолвно-суров
в пёстрой мгле виртуальных миров.
Ну, взмахнём же крылами все враз!
И найдём, где наш свет не погас.
Чтоб о радости петь до утра у костра.



КАЖДОЙ ИЗ ДАМ,
вспомнивших обо мне
8 марта 2002 года,
пишу из палаты №20
горбольницы №2

Что подарить тебе, татарник,
                                             иль полынь,
Чьи семена по мартовскому ветру
                                                   отлетают.
Они единственные,
                            кто наверно знает,
Как в пустошь превратить
                                          тоску пустынь.
Потянутся на пустошь
                                  в должный срок
Кузнечики, за ними богомолы,
Повадятся летать шмели и пчёлы,
А повезёт — поселится сурок.

Букет мой только через двести лет
Цвести начнёт.
                     Не в марте, так в апреле.

За окнами палаты вижу ели,
Мимоз не вижу, потому что нет.

Я занемог немного,
                           не серчай,
С кем не бывает стылою весною.
Я телом здесь,
                     но ведь душой с тобою.
Что подарить тебе?
                           Бессмертник? Иван-чай?
Готовь кувшин шамотный
                                         и встречай.



ПРИМЕТЫ ОДИНОЧЕСТВА

1.

А с неба ни взмаха, ни взгляда,
пустынна стоит высота,
и вместо отрадной рулады
лить окрик звучит: «От винта!».

2.

С далёких холмов ни привета,
ни дыма, ни крика — покой
столбов телеграфных пикеты хранят.
Или это конвой?

3.

Из рощи соседней ни зова,
ни свиста, ни песни простой,
как будто одни только совы
гнездятся под кроной густой.

4.

В забытой душе ни намёка на жизнь.
Вознесённый шестом, готов для меня —
одинокий высокий скворечник пустой.



Виталий Волобуев, оцифровка, 2015