ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ

НЕ ИЩИ В СТИХАХ МОИХ ОТВЕТА
Из неопубликованного. 1980

ВЕСНА

Пшеница, сеянная в зиму,
Зазеленела, ожила.
Когда еще колосья снимут, —
Пшеница нынче весела.

Весной такое ли узреешь,
Трава повсюду так и прёт,
Как будто позже не успеет,
Хоть под колесами умрёт.

И не скажи  — ну кто поверит,
Что и весне конец придёт.
А вон журавль поляну мерит,
Как будто кто-то украдёт.

А что — поверьте — право слово,
И сам не верю ни во что,
Ничем как будто бы не скован,
Кидаю мрачное пальто.

И не кричите о здоровье,
О смерти, прочей ерунде,
Когда в больших глазах коровьих
Я отражаюсь, как в воде.

1980


*  *  *

Вчера на небе стало больше
Одной звездой.
Вчера я жил и бредил только
Одной тобой.

Сегодня все перевернулось
И я один.
Сегодня небо все затянулось,
Один лишь клин

Еще остался и, душу мая,
Все уже он.
И сумрак ночи меня сжимает
Со всех сторон.

1980



К ВОПРОСУ О ГЛУБИНЕ МОИХ СТИХОВ

Когда друзья твердят недружно:
— Копай на штык, права даны.
Я говорю: — А мне не нужно
Такой, лопатной, глубины.

Я говорю: — А я копаю
Земельку плугом, мир пером,
Копаю, а не колупаю,
А меру чувствую нутром.

Я в черном поле, не в квартире
Стихи нечаянно пишу,
Я тем и горд, что в этом мире
Я не копаюсь, а пашу.

1980



КСТАТИ О СОНЕТАХ
Шутка

Один поэт писал сонет,
Да все никак не получалось,
То рифмы нет, то смысла нет,
И все сначала, все сначала.

Как будто все, сонет готов,
Но вот в конце ошибка вкралась,
Не та строка, не тот размер,
И рифма вроде потерялась.

(Поэт был не совсем поэт,
Шофер он был, пока машина
Грузилась, он писал сонет,
Вот так душа его решила.)

О, сколько мук пришлось ему
Перенести — и все сначала...

Он ей сонет писал, она же
Грузила щебень и молчала.

1980



*  *  *

Когда вечерние туманы
Укроют до утра луга,
И месяц выставив рога,
Неясно высветит поляны,

Я ухожу к притихшей речке,
Что заблудилась в камышах,
И дня ушедшего беспечность
Вновь не прощает мне душа.

А может день последний прожит?
И мысль одна тревоги множит:
Как оторваться от земли?

А небо, рассыпая звёзды,
Что как-то разом расцвели,
Лети — зовёт — еще не поздно.

1980



*  *  *

Жесток ли мир, в котором бьются
Вода и пламень, день и ночь.
Века пройдут — но не сольются
Они, и некому помочь.

Зачем и кто придумал это —
На землю появиться вдруг
Кому лжецом, кому поэтом,
И всех втолкнуть в единый круг.

1980



*  *  *

Не ищи в стихах моих ответа
На вопросы горькие свои,
Видишь — осень тайною одета,
Поумолкли лета соловьи.

Что за тайна — просто грянет люто
Белый холод, яркая зима
Разнесёт осенних мыслей смуту,
Водрузит папахи на дома.

Подожди, увидишь, сколько света
Принесёт метельная молва.
Что стихи — лишь робкие советы
Где искать крупицы волшебства.

1980



ИЗ ЗАСТОЙНОГО

Время лучшее настало,
Не страшись наветов злых,
Говори о кознях старых,
Сочиняй разящий стих.

Распевай куплеты вволю
О беззубых стариках,
Подсыпай побольше соли,
Чтобы гнилью не пропах.

Разверни гармонь лихую,
Спой про пешек и ферзей,
По которым уж тоскует
Застекляненный музей.

Время лучшее приходит,
Разгоняй тоску, поэт,
Скоро, эх, заколобродит
Самый высший наш Совет.

Задрожит пустое царство,
А поэты все лихи —
От любой тоски лекарство —
Непечатные стихи.

1980



*  *  *

Здравствуй, мой опустевший сад,
Вишня голая у плетня,
Только что-то ты мне не рад,
Видно вовсе не ждал меня.

Ну, а я вот к тебе пришел,
На домашнее плюнул тепло,
Только здесь мне и хорошо,
Где далёкое детство текло.

Не гони, не гони меня,
Сад мой, канувшая краса,
Ныне вся-то моя родня —
Ты, да эти ещё небеса.

1980



*  *  *

Ни строчки не написано
Тебе, моей жене,
Лишь где-то втайне, мысленно
Рождаются оне.

Не сложены, растеряны,
Но и без лишних пут,
Там, в глубине немереной,
Неслышные живут...

1980



*  *  *

Ты придешь и голову положишь
На мое поникшее плечо,
То, что было, вспомнить мне поможешь,
То, что был я вовсе ни при чем.

Удивишься, если позабуду
То, чему пыталась научить,
Но мою сердечную простуду
Ты уже не сможешь излечить.

Ты поймёшь, приникнешь и притихнешь,
Будто в клетке беленькая мышь,
Станешь робкой, маленькой и лишней,
Уходя, у двери постоишь.

А когда твой след уже растает,
Будет только улица белеть,
Буду я жалеть, что не оставил,
Чтоб потом об этом пожалеть.

1980



*  *  *

Что меня радует? Раздолье,
Лугов не стынущий угар?
Увы — и утреннее поле
Мне перестало помогать.

А чем же болен я?  Не болен,
Я так любовью заневолен,
Что о другом не смею петь.
Как разорвать мне эту сеть?

1980



*  *  *

Ничего, что взрослый,
С бородой давно,
Этой ночью росной
Выпрыгну в окно.

Буду в травах мокнуть,
Песни распевать,
И бросаться в копны,
Душу согревать.

Может и заплачу,
В сене загрущу,
Злую неудачу
Сам себе прощу.

То сверкнет зарница,
То вздохнет камыш,
Не пошевелиться,
И на сердце тишь.

1980



НАСТРОЕНИЕ

В рассветный час, негромкий, ранний,
Когда еще и небо спит,
Я шел и был мне город странен,
Казалось мне, что он грустит.

А мне дыханья не хватало,
Чтоб радость светлую объять,
Хотелось, чтоб ничто не спало,
Чтоб каждый мог меня понять.

Но утро только начинало
Будить угрюмые дома,
Я шел и пел, и было мало
И света мне, и город мал.

1980



*  *  *

По-над речкой вечер летний
На туманы крылья клал.
Говорили бабки сплетни:
У неё он не последний,
Зря её, мол, в жены брал.

Хоть я был в ту пору весел,
Разожгли бабуси зло,
Попросил я тихий месяц,
Чтоб туманом свет завесил —
И у бабок отлегло!

1980



*  *  *

А я затем хочу подняться
Туда, где птицам не летать,
Чтоб опуститься и обняться
С тем, кто уже устанет ждать.

А если мысль о смерти ранней
Его поманит в глубину,
Я встану между ним и краем
И, пусть в паденье, оттолкну.

1980



*  *  *

Ты для меня — как вечером луна,
Таинственно и неотступно светишь.
Проходят дни, и только ты одна
Меня встречаешь, и никак не встретишь.

1980



*  *  *

Смотрю с предощущением тепла
На локоны твои, румянец зимний,
Смотрю, а вот слезинка потекла,
А может быть, растаяла снежинка.

Смотрю, и удивляюсь, и не злюсь
На то, что взгляд немножко равнодушен,
Смотрю, и замечаю, что боюсь
Такое состояние разрушить.

И локоны твои, и рук тепло,
И я, вчера ещё такой холодный,
Я вздрогнул, будто сердце потекло
И холодком до пяток прокололо.

1980



СОНЕТ

О чем-то думал я далёком,
Чужая мысль во мне жила,
И в этот миг походкой лёгкой
Ты тихо-тихо подошла.

И прикоснулась, и прильнула,
И руки жаркие сплела,
Что за минута то была,
Как она быстро промелькнула!

Твоим дыханием пьянясь,
Уж я не думал о далёком,
Чужая мысль оборвалась.

В уме остался одиноко
Маячить бывшей думы дым.
Как мало надо молодым!

1980



*  *  *

Студёная, студёная,
               студёная вода.
Откликнись, осуждённая
               на жизнь со мной всегда.

Колышутся, колышутся
               над речкой камыши,
Мне так привольно дышится,
               со мною подыши.

На дне видны все камешки,
               как на ладони дно,
Ну где же ты там маешься,
               тебе нельзя одной.

Волна волны не тронется,
               они в том не вольны,
Но нам с тобой откроется
               то, что твердили сны.

1980



*  *  *

Я приду с работы пыльной,
И голодный, и шальной,
Упаду на стол бессильно
Рядом с милою женой.

И она меня обнимет,
Тёплым взглядом наградит,
Всё постылое отхлынет,
И усталость отлетит.

Из ковша польёт на спину,
Шумно фыркать буду я,
Будто все напасти скину,
Струи грязные лия.

А потом за стол усадит,
Стопку горькую нальёт,
Чтобы после с нею сладил,
Когда ноченька придёт.

И опять в начале утра
Трактор в поле торопя,
Удивлюсь — как это мудро,
Чтобы кто-то ждал тебя.

1980



ИЗ ОПЫТА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЮМОРА

Люди корку пробивают
Опостылевшей вражды,
Кто же снова там срывает
Несозревшие плоды.

Помню, в детстве, дядя Миша
За такие драл грехи:
— Не срывай незрелых вишен,
Будешь бегать в лопухи.

1980



*  *  *

Когда приду к итогу своему,
Пройдя свою нелёгкую дорогу,
Кому поверю мысли о судьбе,
Кому отдам плоды былых побед.
И, отходя от жизни понемногу,
Вручу звезду поблёклую — кому?

О том ли думать в середине лет,
Глядеть во тьму конца своей тропинки?
Увы, придя на край своей скалы,
Уж поздно будет, там-то дни малы,
Лишь ночь придёт, и будет длинной-длинной,
И ты один, и твой оборван след...

1980



*  *  *

Цвета спелого колоса поле,
Цвета ранней мечты синева,
Но какого же цвета неволя
Та, в которой теснятся слова.

Выхожу, выпускаю их в небо,
Улетают слова, не видать,
Улететь бы за ними и мне бы,
Чтобы их никогда не предать.

Заберусь на высокую кручу,
И оттуда на них посмотрю,
Только что это — тёмную тучу
По над ними, родимыми, зрю.

Вот и всё… И опять через муку
Выпускаю другие слова,
Тру опять занемевшую руку,
И опять надо мной синева.

А вдали опустелое поле,
Потускневшая за день трава.
Беспросветная, знаю, неволя,
Та, в которой теснятся слова.

1980



РУКАВИЦЫ

Оставил кто-то рукавицы на снегу,
Рабочие, брезентового цвета,
Они лежат, их песня, видно, спета,
И люди перед ними не в долгу.

А я стою, смотрю, не понимая:
Ведь чьи-то руки жили в них, и вот —
На них не глядя, мимо он идёт,
Их бывший друг, забывчивый хозяин.

А рукавицам снится рук тепло
И деревянный бок лопатной ручки,
Не беспокоит дворник их метлой,
А почему — его спросите лучше.

Всё на места поставила весна —
Когда в апреле снег вокруг растаял,
Они остались, как на пъедестале,
Под ними снег — он справедливей нас.

1980



ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ПАХАРЯ

Гоню унылые наплывы
Чего-то смутного внутри,
Жую картошку торопливо,
И в борозду — часа на три.

Черным-черна направо пашня,
Налево — жёлтая стерня.
Вот так — я мыслю — день вчерашний
Был всяким-разным для меня.

Пашу, пашу, чернеет поле,
Как будто не было стерни.
И вот он, край. Memento mory —
Всё. Отпахался. Отдохни.

1980



ШУТКА

У меня, наверно,
Как пружины, нервы,
Из резины сердце,
Из трухи башка:
Вижу — ноги серны,
Взгляды — дамы червы,
Губы — стручи перца,
Торс — точёный шкаф.

И, не удержавшись,
В дрожь бросая тело,
Мчусь за ней прыжками,
Догоню иль нет?
До чего я жалкий,
Всё мне надоело,
Жив лишь порошками,
А бросаюсь вслед.

А на что надеюсь,
Сам не понимаю,
А чего желаю,
Сам не объясню.
Но ведь ножки — прелесть,
Но ведь губки — тают,
Взгляды — обжигают, —
Вдруг не догоню?

Отступить — досадно,
Отпустить — неловко,
А подмять — преступно,
Одолел искус.
Были б вздохи ладны,
Были б взоры ломки,
Был бы стан уступчив,
Был бы сам не трус.

1980



НАДПИСЬ НА КНИГЕ СТИХОВ

Друзья! Здесь собраны стихи:
Одни писались очень долго,
Другие бойки и лихи,
А третьи выглядят и колко.
Но, братья, это — лопухи,
Им не поможет и прополка.
В них всё, чего желает свет,
Нет одного — поэта нет.

1980



ИЗ ЖОЗЕФА ДЕЛОРМА
переводы с французского

У РУЧЬЯ

Вот ручей, осенённый ветвями дерев,
У которых морщины на старой коре
Отражаются в чистой прозрачной воде,
Вот ручей, напоённый водою дождей.

Это лучшее место, откуда уйти
В мир иной, коль бесплодны другие пути
Так удобно. Запрятать одежду в кусты
Под березой и, словно купаешься ты,
В леденящую воду себя погрузить,
Не безумцем, стремглав, но спокойно. Следить,
Как луча длинный отблеск дрожит на воде,
На листве, а, коль дух, как вода, охладел
К этой жизни, и тело взялось синевой,
Не затягивать праздник — нырнуть с головой,
И уже не дышать. Я мечтаю давно,
Чтобы так умереть — жизнь ли смерть — все равно.

Я всегда одиноко страдал и мечтал
И никто меня другом своим не назвал.
Так же, как я и жил, пусть я тайно умру
Без толпы, без попа, как огонь на ветру.
Жаворонок один умирает во ржи,
Соловей, если песни уже не свежи
И холодные ветры метели несут,
Исчезает из жизни, как эхо в лесу.

Так исчезну и я. Через месяц иль год
Тихим вечером кто-то к ручью подойдет,
За козой заблудившейся сельский пастух
Иль охотник, собака которого нюх
Навострив, приведет его к темной воде.
Он посмотрит, луна, вместе с ним поглядев,
То застывшее тело осветит, дрожа.
То-то будет охотник в деревню бежать!

Ранним утром придут из села мужики,
Труп за волосы вынут из сонной реки,
Эти тела обрывки и кости с песком
Долго будут ругать — видно, был дураком.
Над моими останками станут рядить,
На какие монеты их похоронить.
Наконец, повезут их на старый погост,
Заколотят скорее, ругая мой рост,
Трижды сбрызнет священник — и совесть чиста,
И засыплют — без имени и без креста.

1980

ВИКТОРУ ГЮГО НА РОЖДЕНИЕ СЫНА

Милый друг, вот вы отец, снова мальчик вам
Послан небом, радость, гам, с грустью пополам.
Он смеётся, свеж, румян, горькой жизни сей,
Пару стонов стоил он матери своей.
Ночь, я вижу вас и ваш тихий уголок,
Обнял сон в кроватке белой розовый комок.
Вы, отец, склонясь к камину, погрузившись в мысль,
Обернётесь и замрёте — там ваш сын, там жизнь.
Как пастух, ягнятам новым радуется сам,
Как хозяин, счёт ведущий ввечеру снопам,
В час таинственный, вечерний, в чуткой тишине.
Кроме вас, кто знает бездну, ту, где, как во сне,
Ваши слезы умиленья, ласки, что без слов, —
Стан орла грустней, чем песня горлицы из снов,
Льются нежности потоки с каменной скалы,
И ручьи — снега под зноем в долы потекли.
Будьте счастливы, живите, и воспойте нам
Тайны сей любви безмолвной, что лишь вам дана.

В этот час и я, бессонный, ночью угнетён,
Не у занавесок синих с розовым дитём.
Не у ложа девы милой в аромате трав,
Но над телом охладелым у его одра.
Это мой сосед, умерший от камней внутри.
Он старик. Позвали внучки, подойдя к двери.
С девяти часов до ночи я один как перст.
В головах постели чёрный деревянный крест
С костяным Христом положен между двух свечей
И самшита мокнет ветка в чашке из-под щей.
Вижу я под простынею мёртвого в длину,
Ноги сжаты, руки цепко скрещены в одну.
Как хотел бы я при жизни лучше его знать,
Чтобы жёлтый лоб хотелось мне поцеловать.
Или, глядя в складки ткани, след застылых ног,
Чтоб они зашевелились я б увидеть мог,
И что пламя голубеет! Если б услыхать,
Как в пустой ночной каморке скрипнула кровать.
Или мог бы я молиться. Но пусты мечты
Нет ни ужаса, ни страха, кроме темноты.
Ни случайной нежной мысли, свет неясный лишь,
Я смотрю, но я не вижу, слушаю — но тишь
Обнимает мои уши — так идут ко дну.
Утомлённый глупой думой, подхожу к окну
Подышать. Родился месяц только что, а там,
На востоке не белеет, только темнота
По-над крышами. Но вижу — вспыхнул небосклон
Вон над той далёкой крышей, слышу дальний звон.
Снова слушаю и слышу, проклиная дар,
Вой собак, что воют жутко, воют на пожар.

1980


Публикуется по авторской рукописи

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2018