ТАТЬЯНА ОГУРЦОВА

ВСТРЕЧА
Памяти поэта Николая Гладких

Было морозное и солнечное февральское утро. Бело-сине-золотое. Сверкающее.

Увидев почтальона в окно нашего маленького старинного зданьица, я отправилась за газетами. Почтовый ящик висел на решётчатом заборе.

Дверь стукнула за моей спиной с тем особенным гулким звуком, который появляется в мороз.

Снег взвизгивал под ногами. Лицо и руки сразу закололо от холода. Когда я добежала до калитки, длинные иглы мороза уже проткнули мой свитер.

А в калитке я встретила его. Он появился неожиданно, словно упал с неба. Одет он был не по погоде — короткая и лёгкая кожаная курточка нараспашку, под ней тонкая рубашка в летнюю бело-голубую клетку. Голова непокрытая.

В руках, не защищённых перчатками, он держал большую толстую книгу. Он нёс возвратить в мою библиотеку «Колеблемый треножник» Ходасевича. Другой ноши у него не было.

В этой книге его интересовал очерк об Иннокентии Анненском. Я не встречала больше ни одного человека, которого бы интересовало, что думал Ходасевич об Анненском.

Меня удивило, что он, казалось, совсем не озяб. Он шёл, не ёжась, не сжимаясь, не торопясь даже. И лицо не раскраснелось. Словно холод его не касался. Он предстал передо мной как буквальное воплощение многочисленных фигуральных высказываний о том, что поэт выше окружающей среды.

В этой нечувствительности, даже невнимательности к погоде не было нарочитости. Мне безотчётно почувствовалась в ней неприкаянность, которой нельзя помочь. Нет, он не казался огорчённым, разочарованным, потерянным. Он был полон замыслов. И тем не менее...

Румянец всё-таки выступил у него на скулах, когда мы вошли в тепло библиотеки и выпили очень горячего чаю.

Он сел у моего рабочего стола, и мы немного поговорили о литературе. Сначала, естественно, о Ходасевиче.

Вообще его речь (а говорил он легко и охотно) была изысканно лаконична и, несмотря на некоторую суховатость, красива стройной, классической простотой.

Пока он говорил, я смотрела на него и думала о нём. Он держался свободно, но всё-таки в нём чувствовалось напряжение. Это не было напряжение сиюминутной мысли. Оно вообще не относилось к нашему разговору. Это напряжение, на грани тревожной дрожи, было глубже и постояннее. Это было, может быть, состояние его души.

Уходя, он спросил:

— Мы будем целоваться?

Спросил настойчиво, но как-то не всерьёз.

Он ушёл легко, как и пришёл. Мне показалось — в никуда. Ведь, в самом деле, куда можно идти морозным февральским днём с пустыми руками, в тонкой курточке нараспашку.


Источник: Журнал «Звонница» (Белгород), № 23, 2014


На страницу Татьяны Огурцовой

На страницу Николая Гладких

Марина Щенятская, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2022