ПОХОЛОДАНЬЕ

Дождливо, холодно в июле,
И осень ранняя близка.
Пчела порожняя,
Как пуля,
Прошла у самого виска.

Упругий вихрь берёзу треплет,
И, содрогаясь до корней,
Корявый куст вцепился в землю,
Как в юбку матери своей.

Глухие поскрипы лесные
Меня тревогой обдают,
Когда гудят ветра сквозные
И птицы петь перестают.

Но страха нет
И нет печали,
Как нету в небе журавля...
И, как в весеннем изначалье,
Тепла зелёная земля.

РАБОТА

Я не любил работы грубой,
Я не о том совсем мечтал.
Но так таскал кирпич и трубы,
Что всё на свете забывал.

Еще до самой первой строчки
Меня трудом не обнесло
И на отбойном молоточке
Как лист осиновый трясло.

А бригадир и в деле нашем,
И в домино соображал,
И в ряд одиннадцать костяшек
В ладони запросто держал.

Работа, ночь...
А утром жарким —
Зимой — на радость снегирю —
Густой огонь электросварки
К земле приваривал зарю.

А дом широкими плечами
Теснил худые небеса,
И сто ветров меня качали,
И звёзды сыпались в глаза.

ПОСЛЕ НОЧНОЙ СМЕНЫ

Ветвистый клён
Стекло царапал.
А я, как в истинном раю,
Заснул в бытовке, бросив на пол
Фуфайку теплую свою.

Конец зимы, конец недели...
Катился смех по этажу.
Какие сны во мне гудели —
Я никому не расскажу.

 

РУКАВИЦЫ

Не то чтоб малая беда,
Не то чтоб разозлиться,
Но не заметил я, когда
Протёрлись рукавицы.

О них неделю напролёт
Тяжёлыми часами
Толстухи бочки — взад-вперёд —
Бока свои чесали.

Хоть рукавицы раза три
Из рук летели в лужи,
Но были чистыми внутри —
Не важно, как снаружи!

А там внутри, я точно знал,
Как оттиск на картоне,
Врубились в грубый матерьял
Следы моей ладони.

И в светлый миг,
И в трудный час,
И даже между строчек
Не выставлял их напоказ:
Смотрите, я рабочий...

Работаю не за пятак —
Есть для чего трудиться!
...А дело, в общем-то, пустяк —
Протёрлись рукавицы.

 

КОТ

Кто-то в цех принес кота.
Кто? Не в этом дело.
Словно тряпка на костях,
Шерсть на нём висела.

Был он чёрный, как беда,
Страшно, если глянет...
(Ну а черных, как всегда,
Против шерсти гладят!)
Знать, досталось нелегко
Та бродяжья верность...

Получал он молоко,
Что дают за вредность.
Без просыпу спать любил —
Хоть реви сирена...
Но зато мышей ловил
Он в ночную смену.

Весь — стрела!
Глаза горят.
Ловкий, быстрый, хваткий!
И шарахались к дверям
Наши лаборантки.

И совсем не детвора,
Но когда смотрели —
Улыбались мастера,
Молчуны добрели.

Так и жил он. И живёт
В ласке — не в сиротстве...
Кто сказал: не нужен кот
В нашем производстве?

 

* * *

Я видел только раз, как плачет мама,
Я помню обнажённую печаль!
...Сверкнул глазок зелёный из тумана,
Электровоз протяжно прокричал.

Играла где-то старая гармошка,
Качнулся мир, продутый сквозняком,
И начал отправляться понемножку
Зелёный эшелон призывников.

В скупой улыбке (всё ещё вернётся!)
И отвечая что-то невпопад,
Припали к запотелому оконцу
Матросы — без тельняшек и наград.

А мама часто-часто заморгала
И губы как-то странно развела,
И так в толпе рукою мне махала,
Как будто бы назад меня звала...

И, не внимая яростному гаму,
О чьи-то плечи робко опершись,
Я всё смотрел на маленькую маму,
На руку, запрокинутую ввысь...

 

РАКЕТНЫЕ СТРЕЛЬБЫ

Такой порыв! Я содрогнулся,
И ветер взвился над водой,
И катер вздыбленно рванулся,
Как заарканенный гнедой...

Дуга крутого разворота —
И подаёшься весь вперёд,
Когда волна в лицо с налёта
Медвежьей лапой навернёт.

И с качкой невозможно сладить,
И пропасть синяя страшна...
— Держись, подкильные салаги! —
Кричит угрюмый старшина.

Мишень у горизонта где-то,
И видимость совсем плоха.
Но, словно молнии, ракеты
Со свистом режут облака.

Далекий гром
Волну пришпорил.
Хотелось крикнуть: «Не могу!»

...Я проклинал в походе море
И клял себя на берегу.

 

ДОМОЙ

Рукопожатье моряков...
Ноябрь.
Ветра подули.
По доброй горсти медяков
Мы в море сыпанули...

Мы отслужили, как могли,
Но так смогли, как надо.
Ещё светились корабли
В мерцанье звездопада.

Огней полуночный мираж.
Отбили наши склянки...
Всё громче, громче, громче
Марш «Прощание славянки»!

И только море в поздний час
Привычно не шумело,
Как будто знало, что без нас
Оно осиротело...

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Я бегу, где раньше бегал,
Я щекой к двери припал...
Здравствуй, Людка, я приехал,
Я тебя не забывал!

Всё осталось, всё осталось,
Даже имя на стене!
Кто бы видел эту радость —
Руки Людкины на мне.

(Это мичман надоумил:
Не пиши — езжай...)
Дела!
Если б я от счастья умер —
И она бы умерла...

В голове — как будто эхо,
Словно памяти провал.
Здравствуй, Людка, я приехал,
Я тебя не забывал!

 

ТЕТКА ФРОСЯ

Глухая будка.
Стоны сосен.
Да эти струны-провода.

Па переезде тётка Фрося
Флажком встречает поезда.

Смолёных шпал
Морозный запах.
Ветра сквозные холодны.
В сорок втором
На фронт — на запад —
Уехали её сыны.

И не вернулись больше... Оба...
И не прислали письмеца...

За будкой горбятся сугробы,
А тетка Фрося у крыльца
Стоит с флажком, лицом к метели,
Лицом — на дальние огни.

Не все составы пролетели —
Порожняки пока одни...

 

СЛЕЗА

За то, что я в вагон проник
Без спросу, без копеечки —
Меня дубасил проводник,
Грызя при этом семечки.

Он бил рукою, бил флажком —
В нём сила окаянная!
Я падал под ноги мешком
С башкою деревянною.

Я зубы стискивал на нет,
Приняв такие «почести»...
Двенадцать зим,
Двенадцать лет
Мне было в этом поезде.

...Висели тучи в синеве
Большими караваями.
Я горько плакал на траве
За дальними сараями.

По-над закушенной губой
Слеза сползала долгая,
Что разделила мир собой
На злое и на доброе.

 

ЛИПОВАЯ РОЩА

Промчится вихрь,
Пурга взыграет,
Бензопилы взревёт мотор —
И роща с трепетом взирает
На леденеющий простор.

Но я войду в неё такую,
Всё выносящую как мать,
И до потёмок потолкую,
Мне есть о чём потолковать...

 

ИЮЛЬ

Сухой земли горячий дух
И раскалённая природа,
И жирный жарится петух
На сковородке огорода.

Теперь и птицы не вольны
В наплыве солнечной лавины,
И докрасна раскалены
Большие уголья малины.

О ослепляющие дни
С развеянными облаками,
Когда на собственной тени
Стоишь обеими ногами.

В себе самом спасенья нет,
И так невыносимо жарко,
Что мирно дрыхнет злой сосед,
Как разомлевшая овчарка!

 

ВЕСЕННЕЕ УТРО

Как птаха крохотная свищет!
Какое чудо — мы живём!
Нет ничего светлей и чище
Дороги, вымытой дождём.

Снега великие скосило —
Сгорели в солнечном огне...
Весна, распутица и сила
Сегодня буйствуют во мне!

В сто петухов поёт деревня.
Я ветром солнечным объят!
И как могучие деревья
Земные запахи стоят.

А небо влажное высоко
И просыхает не спеша.
Береза набухает соком,
Как будто нежностью душа.

Сгребу подснежники в охапку.
Эгей, воробушек, свисти!
И я бегу, срываю шапку,
Лёд перламутровый хрустит.

А солнце выкатилось выше —
На руки сгорбленной ольхи...
Шумит весна!
Деревня дышит!
В деревне хрипнут петухи!

 

ПТИЦЫ
                         Анатолию Логвинову

Уже давно не видно голубей,
Хотя светло от солнечного звона.
Слети ко мне, весёлый воробей!
Слети ко мне, красивая ворона!

Что делать мне, когда белым-бело,
Когда, поверив радости и блеску,
Так хочется отдать своё тепло,
Не получая холода в отместку;

И жить как есть, и вовсе не гадать
О расстояньях близких и далёких,
Легко ли просто по небу летать
Среди собратьев, равных и высоких?

Завидую, как птицы надо мной
Легко несут с великим постоянством
Простые песни (только по одной!)
И крылья, обожжённые пространством!

 

А ВЫ ЛЮБИЛИ?

А вы когда-нибудь любили,
Совсем не ведая о том?
А вы когда-нибудь ловили
Полночный снег горячим ртом?

А вы на окнах рисовали
Её лицо, излом бровей?
А вы хоть чем-то рисковали
Во имя женщины своей?

Не говорите «нет».
Соврите.
Но только после — полюбите
Неведомую...
А потом —
Ловите снег горячим ртом!

 

УЕХАЛА...

Она уехала в Сухуми —
К медузам, к синей глубине.
Как бы пощёчину сухую
Отчаянно влепила мне.

Она растаяла в тумане...
Я тёмной ночью,
Зол и смел,
С последней трёшкою в кармане
Между вагонами висел.

Не знал я адреса.
Лавиной
Неслось молчание моё.
Я ехал, чтоб сказать любимой,
Как ненавижу я её!

 

*  *  *

Сквозь косую полосу,
Дождевую, лобовую,
На руках тебя несу,
Словно птицу, чуть живую.

...Говорю, что это есть,
Не скажу, что это было.
Грома радостная весть
Снова с неба привалила.

Снова, душу осеня,
Ничего не сочиняя,
Память высветит меня,
Словно молния ночная...

 

*  *  *

Ты думаешь, это легко —
С любовью расправиться силою,
Когда ты стоишь далеко,
Чужая, моя, некрасивая.

Ты думаешь, верность храня,
Я тоже умру под колёсами,
Когда ты зарежешь меня
Глазами своими раскосыми.

Смотри, как меж мной и тобой
Снега ядовитые кружатся...
Разрушится боль и покой,
Пространство одно не разрушится,

Где, все забывая слова,
Уже не умея отчаяться,
Дурная моя голова
Над правдой высокой печалится.

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Календари сбивая с толку,
Деревья повергая в дрожь,
Снег падал медленно и долго
И на январский был похож.

Но к полдню
Солнца лучик слабый
Взглянул на ранние дары —
И снежные рыдали бабы
На все окрестные дворы.

 

СВАДЬБА

Если это все понять бы,
Я бы плюнул — не гадал.
За твоей весёлой свадьбой
Я спокойно наблюдал.

— Счастья! — рюмку об пол третью
Грохнул тесть навеселе.
Счастья? Дудки! Хоть разбейте
Всю посуду на земле!

Обнесли, пообходили —
Денег в блюде до краёв...
Да с ума вы посходили —
Вы ж не знаете её!

Я-то знаю и такое:
Неподкупна и нежна,
Над единственной строкою
Ночь проплакала она!

Да вы знаете, как было?
— Ты сбежишь со мной?
— Сбегу! —
Те слова, что говорила,
И не снились жениху.

Что он там вприсядку рубит!
Я хоть руку отрублю,
Но она его не любит —
Это я её люблю...

 

*  *  *

Я в одиночестве всё злее
Шутил над нашею бедой,
И ветви ивы, словно змеи,
Переплетались надо мной.

И, отрешённый, сбитый с толку,
Когда совсем уже невмочь,
Я на траве лежал,
И долго
Земля проваливалась в ночь.

 

ПРИЗНАНИЕ

Нет, ты меня молчаньем не обидишь.
Ты отвернись от тёмного окна:
На чёрном небе птицу не увидишь,
Пусть даже будет белая она.

Как птица, ты жила на вольной воле
И не считала вычерпнутых дней.
Тебе и так своей хватает боли!
Зачем ещё ты делаешь больней?

 

*  *  *

Заходи, садись ко мне поближе,
Говори о прошлом веселей...
Я тебя ни взглядом не обижу,
Ни жестокой памятью своей.

Не сигналят годы-пароходы...
Восемь лет — полосочка, провал.
Я скажу: «Хорошая погода».
Ты ответишь: «Дождик перестал».

Время проплывёт златою рыбкой.
Ты уходишь? Что ж, я не держу.
Даже улыбнусь пустой улыбкой,
Даже аккуратно провожу.

 

*  *  *

Ты придёшь и сядешь робко
У морозного окна,
И заметишь, как неловко
В том окне отражена.

Не проронишь и полслова
О себе самой. И лишь
Долго-долго про Рубцова
Грустно-грустно говоришь.

И страшней любого крика
Этот голос, и в конце
Отрешённая улыбка
Вдруг проступит на лице.

 

*   *   *

— Не пиши о ней, —
Говорят друзья.
— Уходите прочь, —
Отвечаю я.

Я живу тобой,
Я на слово крут.
А друзья молчат,
А друзья не врут.

 

*  *  *

Мне скажет друг: «Забудь обиду».
Скажу: «Забуду!» Не для виду.
Мне скажет враг: «Прости вину».
Прощу. И глазом не моргну.

Мне скажет сердце: ты нечестен.
Я в тот же миг сгорю на месте.

Однажды сердцу так скажу я:
Забудь давнишнюю, чужую!

А сердце нас не бережёт:
Забуду — скажет.
И солжёт.

 

*  *  *

Дай же руки твои бесстрастные,
Что судьбу мою в пыль крушат!
Что же варежки ярко-красные
На снегу молодом лежат?

Что же волосы так разветрило
Из-под шапочки меховой?
Почему же ты мне не верила,
Что я всюду живу тобой?

Видишь, варежки подморозятся —
Их сейчас украдёт пурга.
Почему так легко проносятся
Годы быстрые, как снега?

 

*  *  *

Ничего за тучами не видится,
Сумрак опустился тяжело.
В небо, словно в мутную чернильницу,
Самолёта пёрышко вошло.

Молния! — и небо режет трещина,
Даль загрохотала, пролилась...
Где ты, неприкаянная женщина,
Что однажды счастья дождалась?

 

НАЕДИНЕ С СОБОЙ

Нас ничего уже не мучит,
Что мы хотели уберечь:
Ни новый день, ни добрый случай,
Ни рассудительная речь.
Ты отошла в такие дали,
Откуда видно хорошо,
Как птицы к небу улетали,
Как снег навстречу им пошёл...
Нас ничего уже не мучит,
Но посмотри сейчас со мной,
Как ветер вздыбился над тучей
И крутит пыль, как шар земной!
Да неужели это было,
Да неужели вовсе зря
Нас тьма полночная слепила
Горячим светом января?..
Я не пишу стихов «на тему»,
Я перед Богом не солгу!
Я напишу тебе поэму —
Потом на площади сожгу.
А ты пройдёшь и взгляд уронишь,
Страшась весёлого огня,
И даже мыслью не догонишь
Того, далёкого, меня.

 

*  *  *

Ты помнишь, как всё было просто?
Упало солнце в глубину
Большой реки,
И месяц острый
Порвал гитарную струну.

Как сосны пели над травою,
Одним костром озарены!
Как были мы перед собою
И беззащитны, и сильны!

Мы знали: солнце нас разбудит.
Не веря мраку и словам...
Ты поняла теперь, что люди
Неправду говорили нам?

 

*  *  *

А в Москве шумит листва!
Я в Москву приеду
Ради
Дорогого существа,
Что живёт в Зеленограде.

И пойду я не спеша
Полем выжженным, а в поле —
Как пропащая душа,
Ветер бесится на воле.

Сквозь высокие кусты
Проберусь к тебе нелепо...
— Ты откуда? — спросишь ты.
Я скажу:
— Свалился с неба!

Красноватая едва,
Обозначенная резче,
Сумасшедшая листва
За окошком затрепещет.

Нам ли годы заметать?
Нет у нас таких привычек.
Будет в окна залетать
Резкий голос электричек.

Подоспеет вечер злой —
Скажешь тихо: — Убирайся!
Что ты делаешь со мной?!
Уезжай!
Пиши!
Останься!

 

*  *  *

Катилась под ноги дорога,
Прохожая терялась речь.
А счастья было столько много,
Что не хватало наших встреч.

Я говорил тебе: «Не надо!
Не надо же!»
И видел сам,
Как било белым снегопадом
По золотым твоим глазам.

Я тряс тебя: да не реви ты!
И был глупей со стороны...
А руки — снегом перевиты,
А пальцы переплетены.

Катилась под ноги дорога,
Прохожая терялась речь.
А счастья было столько много,
Что и двоим не уберечь!

 

ДАВАЙ ПОРАДУЕМСЯ ОСЕНИ...

Мы в озерцо букеты бросили —
Остались запахи в горстях...
Давай порадуемся осени,
О пыльном лете не грустя!

Давай порадуемся холоду
И помолчим,
И всё потом —
Про эту муть над Белым городом,
Про свет в карьере меловом.

Ты посмотри, как удивительно
Мерцает даль и высота,
Как бескорыстно и невидимо
Живёт на свете красота!

Хвостом ударит рыба в озере —
И камыши зашелестят...
Давай порадуемся осени,
О бесконечном не грустя.

И, не пытая птиц гитарою,
За перекатистым ручьём
Присядем мы на землю старую
И песню старую споём!

 

ЛЮБИМАЯ

Сбежать по берегу крутому,
Обнять в речушке облака...
Всегда близка дорога к дому
И лишь от дома — далека.

Любимая!
Я сам в ответе
За каждый шаг,
Случайный след...
Пока ты есть на белом свете,
Он будет белым, этот свет.

 

*  *  *
                              А.Л.

Не верящие ни во что
Среди доступного, но лживого
Как презирают нас за то,
Что мы хотим непостижимого!

Так будет нашею виной
Та женщина — с печалью истинной, —
Оставшаяся не одной,
А самой что ни есть единственной...

 

АПРЕЛЬСКИЙ ДОЖДЬ

Вдруг ударило водою,
Чтобы вишни зацвели:
Дождь стоял передо мною,
Словно вырос из земли!

Он хлестал, большой, отвесный,
Он цветы весне учил,
До травинки поднебесной —
Всё в округе промочил.

Он хлестал, крутой, могучий,
Ветки хрупкие ломал.
Словно кто-то в небе тучу
Вековую выжимал.

Дождь промчался над садами,
Поливая вкривь и вкось,
Чтоб над белыми цветами
Небо шире раздалось!

Дождь безумствовал, смеялся,
Завывая веселей,
И до вечера топтался
У распахнутых дверей...

 

ВОРОБЬИ

Ваши песни не украдены,
Ваши посвисты — ничьи.
Словно чиркаются градины
О горячие ручьи!

Как зайду весёлым вечером
В гущу звонких тополей —
После вас и делать нечего
Соловьям в душе моей!

 

*  *  *

Очередною ложью огорошен,
Подумаю, обиду затая,
Как мало я встречал людей хороших,
Как много подлых встретили меня!
Мне скажут: не о том ты откровенен —
Людей хороших больше на веку.
Стань над собой — и будешь современен...
Подите прочь! Не трогайте строку!
Я жизнь люблю! И не ищу покоя —
Я зло самодовольное терплю...
Послушай, мама, что это такое,
Когда я ненавижу, но люблю?
Быть может, как в театре — за кулисы
Я вдруг зашёл, где не было огня?
Иль слишком долго мальчик белобрысый
Сидит во мне и мучает меня?
Сейчас его огрею хворостинкой!
А чтобы не болела голова —
Поставлю голосистую пластинку,
Где глупые-преглупые слова,
Где кто-то одиноко разомлеет
И про любовь с три короба наврёт...
Подумаю: он лучше не умеет,
Хотя, конечно, весело поёт.
И разве он хотел кого обидеть
За ту любовь, что вздумал промотать?
Тебе бы лишь грядущее увидеть,
Ему же — современность скоротать.

 

НОЧНОЙ ВЕТЕР

О чем шумишь ты, ветер поздний,
О чем поведать хочешь нам
Среди холодной ночи звёздной,
Скитаясь дико по холмам?
Я выйду в ночь, где шум тревожный,
Где листья липы и трава,
И у деревьев придорожных
Услышу вещие слова —
О том, что в сердце отболело,
О первой радостной любви.
И пусть моё застынет тело,
Как руки белые твои, —
Я буду знать, что будет в мае,
Зачем темно по сторонам,
О чем шумят, не умолкая,
Ночные ветры по холмам...

 

НА РЕКЕ

Дымит река, в тиши шурша,
Течёт спокойно в сине море.
Лягушка в шатких камышах
Зеленым брюхом светофорит.

У пня на корточки присев,
К воде протягиваю руки,
И рядом пара карасей
Выпрыгивает с голодухи.

С надеждой роюсь в пиджаке,
А за душою — ни горбушки.
А рыбаки идут к реке,
Несут рыбачьи погремушки.

Один блесною зазвенел,
Другой подсак заводит снизу...
Глядит в реку пенсионер
Упорно, будто в телевизор.

Его немые поплавки
Уж полчаса не копошатся.
Ишь, карасята-шустряки...
Счастливо, дядя, надышаться!

 

*  *  *

Летели утки дикие
Над речкой,
Подставив ветру
Крылья-паруса.
А солнце,
Как погаснувшая печка,
Едва-едва дышало в небесах.

Кричали утки,
Плакали так близко,
Кружили у густого камыша,
И снова опускались
Низко-низко...
Наверно, потеряли малыша.

Случайный всплеск
Тревожил эту стаю,
Утиный крик
Летел по кедрачу.

...Я даже в тире уток не стреляю,
А всё по самолетам колочу!

 

В ГЛУШИ

Как ночь густа!
И сном мертвецким
Деревья спят,
А с вышины —
На землю льётся
Свет вселенский
Через оконышко луны.

 

*  *  *

Спросили, как мои дела.
Я говорю: не грязные...
— А говорят, жена ушла
И всё такое разное, —
Я тут узнал у одного...
Вы не обескуражены?
Глаза чернели у него
Как две замочных скважины.

И ничего он не хотел —
Ему плевать на истину.
Я долго с горечью глядел
На солнечную лысину.

Ведь может лысину носить —
Весёлым быть прохожим.
Ведь может солнце отразить!
А другом быть не может.

 

СТИХИ,
НАПИСАННЫЕ НА БОРТУ САМОЛЕТА

                            Н. К.

Хорошо лететь за дали,
Разрывая мрак тягучий,
Если солнечными стали
Книзу брошенные тучи!

Хорошо лететь по свету,
С содроганьем понимая,
Что над нами неба нету —
Только бездна мировая!

И хотя в сию минуту
Без меня земля большая,
Все равно я там кому-то
Обязательно мешаю...

Как земное — небезгрешен,
Как земное — небездушен,
Все равно я — груб и нежен —
На земле кому-то нужен.

А земля проступит снова
Под живыми небесами,
Как отзывчивое слово,
Не утраченное нами...

* * *

Предвечерней метелью густою
Погасило луну, как свечу.
Я забыл твоё имя простое,
Я теперь ничего не хочу!

Только стоны метельные слыша,
Ужасаясь, что юность прошла,
Я смотрю, как на тёмные крыши
Опускается снежная мгла,

Как она, отрешённо и грозно,
Посылает на землю покой...
И, отпрянув от стёкол морозных,
Я глаза закрываю рукой.

 

*  *  *

Как электричка вдаль летела!
Качался тамбур и скрипел.
Ты сквозь меня назад смотрела,
Я сквозь тебя вперёд смотрел.

И город в сумраке светился
И выплывал из темноты,
И встречный ветер проносился
Туда, куда смотрела ты.

Я думал с грустью: нам обоим
Понятен мир, как никогда...
Лишь электричка с хриплым воем
Неслась неведомо куда.

 

*  *  *

Ещё не улетели птицы,
Ещё тепло сквозит во всём.
И снова чистая страница
Белеет на столе моём.

Приди из песни, что не помню,
Приди из сумрачной дали —
Мне душу радостью наполни,
Тепло неверное продли!

 

*  *  *

Как хорошо, что ты придёшь
Сквозь долгий свет зари багровой,
Сквозь эту утреннюю дрожь
Под шелест осени суровой.

Мрачнее лес, но даль синей,
И не бывать в душе печали,
Коль песни юности моей
Во мне ещё не отзвучали.

И словно радостную весть,
Что ты нечаянно забыла,
Я расскажу о том, что есть,
И помолчу о том, что было...

 

Источник: Г. Островский. За весенними птицами: Стихи. - М.: Современик, 1981. - 46 с. - (Первая книга в столице).