* * *

Хорошее утро: легко и свободно,
И ветры ночные гудели не зря,
И думай как хочешь, пиши что угодно,
Пока за окном ледяная заря,

Пока вдалеке перелётная птица
Еще не пропала в осеннем дыму,
Пока ты не знаешь, что нынче случится,
Пока не мешаешь себе самому...

НА ПЕЧИ
                                Брату Олегу

В хате выбеленной, чистой
Пролежать бы мне впотьмах
На печи годочков триста —
На жару её волнистом —
Словно Бог на облаках!

Чтобы все мои печали,
Сгладив складочки на лбу,
Как дрова в печи трещали
И метельными ночами
Улетали бы в трубу...

Чтоб толково и без спешки
Поразмыслить: может быть,
И слова, как головешки,
Прогорят, тебе в насмешку,
Вслед печали — и фьюить!

(Лишь подбрасывай полешки,
Чтоб огонь не загубить.)

Нет уж.
Тих и не замечен,
Я уйду,
Тропу торя
На пути земном и млечном,
Чтоб душа
Над всем, что вечно,
Полыхала, как заря...

Чтобы там — на вольной воле —
Встретить радость поутру,
Как единственную долю,
Как берёзу в чистом поле
На серебряном ветру!

А потом, когда случится, —
Говорить с тобой в ночи...
Да и с печью поделиться —
Ветром, вьюгами, зарницей,
Прислонив ладонь к печи.

РУССКОЕ ПОЛЕ

Какие клубились метели
В твоей обожжённой дали!
Какие грома прогремели —
За край милосердной земли!
Сквозь тёмные
Поздние ливни
На гибельном склоне крутом
Смотрю я глазами твоими
На всплески огней над холмом,
На день, что восходит над нами.
И снова
Своею тропой
К тебе прихожу
И, как знамя,
Целую зарю над тобой...

*  *  *

Я видел: листья трепетали
На предзакатном ветерке,
Как те отцовские медали
В багровом мамином платке...

ТЕПЛО
                        Сыну

Стынут сосны. Дыма прядка
От костра — дрожит. Тишком
Зреют сумерки. Лошадка
Тащит сани с мужиком
И похрапывает, будто
Задремала... Костерок
Светит нам, а не кому-то,
Запасает светом впрок
Нас с тобой... Тепло струится...
Ты его с собой возьми,
Чтобы было чем делиться
В жизни. С добрыми людьми.
С ветерком, что в поле рыщет,
Со зверушкой на тропе,..
Разве просто так отыщешь
Путь единственный? К себе.

*  *  *

А что гадать? Всему свой срок.
Заря зажглась — и ночь отброшена.
И в самый мёрзлый уголок
Весна приходит, как положено.

Ты тоже должен подождать.
И не беда, что вьюги прошлого
Успели столько промотать,
Наверно, самого хорошего...

В БЕЛОГОРЬЕ

В Белогорье рано-рано
Проясняется покой:
Снежно стелются туманы
По-над Ворсклою-рекой;
А в просветах голубиных,
Тихим шелестом полны,
Разбегаются в долинах
Белолобые холмы.
И в предутренней дремоте
Увядающих красот
Кто-то там — на горизонте —
Солнце во поле несёт!
И уже — в душе светает,
И уже — не горек дым.
Отлетающая стая
Долго кружится над ним.
И смотрю я, словно птаха,
Как в просторе ветровом
Чья-то красная рубаха
Полыхает за холмом...

*  *  *

Мне надо знать, что ты жива,
Как свет — в оконных створках,
Как беспокойная трава
На солнечных пригорках,

Как та заря, что после гроз
Над полем разгорелась,
Где безоглядно и всерьёз
И плакалось и пелось...

*  *  *

Встречаюсь с детством,
Словно с другом.
И столько радости — хоть плачь.
И солнце над зелёным лугом
Взлетает в небо, словно мяч.
Вдоль насыпи
До поворота
Пройду с улыбкой (весь багаж!).
На повороте спросят: кто ты?
Ответит стрелочница: наш!
— Наш, — скажет бабушка, — родимый...
— Наш, — я отвечу невпопад.
И все лягушки быстрой Тимы
Под вечер это подтвердят,
Где сабли острые осоки,
Где я, как прежде, не засну
И ловко в заводи глубокой
Поймаю утро на блесну,
Что сразу высветит любую
Росинку с вымокших лугов,
Рубаху неба голубую,
Босые пятки облаков...

БЕЛО ПОЛЕ

Ветер тучу рвёт на части,
Злой мороз сосну грызёт...
Рыжий конь крылатой масти
Мордой весело трясёт!

Небо грузно провисает,
По щекам хлестнул снежок,
И поскрипывают сани,
Словно новый сапожок.

Бело поле!
Сердцу знобко...
И дорога наугад.
До свиданья, Карташовка,
Деревенька в тридцать хат!

Где живётся, как поётся,
На ветрах родной земли,
Где на зорьке из колодцев
Пьют водицу журавли...

* * *

Я так люблю порой осенней,
Пустое поле обойдя,
Увидеть солнца луч последний
И каплю первую дождя.

И в этом крае небогатом,
Где дымом тянет за версту,
Себя я чувствуя собратом
Любому ветру и листу.

А за холмом, чужой и вечный.
Чужие выстудив леса,
Осатанелый ветер встречный
Раскроет шире мне глаза.

И небо станет больше, ближе,
Мелькнет, как зарево, беда,
И я, наверное, увижу —
Чего не видел никогда...

Тот ветер душу заколышет,
Но, улетая в небеса,
Швырнёт солому с веткой крыши
В мои раскрытые глаза.

ОСЕННИЙ САМОЛЕТ

Он летел на север.
Пролетая,
Прочертил на небе полукруг,
Реактивным громом
Обдавая
Грустных птиц,
Подавшихся на юг.

А куда природе было деться?
Разве что глаза не отрывать:
Так на несмышлёного младенца
Смотрит умирающая мать.

Роща вековая
Облетела,
За горой
Разбился самолет.
А природа
Сумрачно глядела,
Словно знала,
Что произойдет.

ПИСЬМО В ПОКРОВКУ

Приветствую твоё село!
Тебя приветствую, Серёга!
Дорогу нынче развезло —
В грязи туманная дорога.

Директор без пяти минут,
Учитель школы захолустной,
Ты не сиди, как вечер, грустный —
К тебе слова мои плывут.

Какое — ты припомни вновь —
Нам общежитие досталось!
Когда мы пели про любовь,
Оно гудело и шаталось,

И ветер выл,
И допоздна
В окошко — помнишь ли, Серёжа? —
Смотрела пухлая луна,
Как полуночная вахтёрша.

Мы запевали веселей —
Мы по земле ходить любили.
...Ты мне писал, у вас в селе
Недавно аиста убили.

Кто он, бездушен и жесток?
Неужто злость его — от века?
Серёжа, проведи урок
«Спасение от человека».

Ты скажешь, это запретят...
Плюнь на бумажные запреты:
Пусть только аисты летят,
Твоим дыханием согреты!

Чтоб, глупой форме вопреки,
Ты не скрывал большой печали
И чтоб твои ученики
Сидели тихо и молчали.

*  *  *

Я могу Вам написать
Такие весенние слова,
Что Вы сразу же
Сбросите пальто
И в лёгком платье
Пойдёте по сугробам...
Но я не напишу их,
Потому что Вы можете простудиться.

Я могу Вам написать
Одно-единственное слово,
И оно наполнит Вас
Нежностью,
А меня — опустошит...
Но я не напишу его,
Потому что действительно люблю Вас.

ПЕРЕД РАССВЕТОМ

С тихой просеки — куст разогну —
На шуршанье, на шелест сверну.

И рассыплет — внезапно! — в лесу
Паутинка — испуг по лицу...

Я очнусь.
У зари на краю
Я побуду ещё, постою,

Где прольется на сумрачный плёс
Свет звезды — ручейками берёз...

МОИ СНЕГА

И лес
Вздохнёт
Во мгле огромной,
И речка вмёрзнет в берега,
Когда повалят ночью тёмной
Мои последние снега.
И ветер тонкий, колыбельный
Взовьётся в небо на юру
Да белый холм в глуши метельной,
Как путник, вздрогнет на ветру
И в ночь уйдёт... А в чистом поле
Снегам кружиться в темноте,
Своей захлебываясь волей
Не здесь, а там — на высоте.

ДУМЫ ДОРОЖНЫЕ

В дороге скучной, неудобной
Спешу вам что-нибудь сказать,
Впадая в ямб четырёхстопный —
Из ямбов самый расторопный,
Которым весело писать.

Нейдёт дорожная дремота:
Уже, наверно, в сотый раз
Провинциальное болото
Мне улыбнётся через час!

И силы высшие не смогут
Меня избавить от того,
Чтоб неглубокий тихий омут
Не принял чёрта своего.

А на душе немного жутко
(Мне так всегда от пустяков):
Я возвращаюсь, как маршрутка.
Без пассажиров (без стихов)...

Но хорошо подумать снова,
Что мне по-прежнему близка
Москвичка Надя Кондакова
И неприступная Москва,

Что ведь неплохо в самом деле,
Когда мы кофе захотели,
Когда две чашечки подряд.
И всё — в маститом ЦДЛе.
Где все друг другу надоели,
Хотя и пристально глядят!

А что я видел?
Двор заросший,
И колыхание теней,
И плечи Гоголя под ношей
Тяжелой Родины своей.
Великий путь всегда неведом,
Где — ни начала, ни конца,
И светом,
Ужасом и светом
Спокойно веяло с лица!

Здесь невозможно быть лукавым:
Времен бессильно забытьё,
Где каждый может с полным правом
Понять ничтожество своё.

Понять, чтоб не слабела сила,
Чтобы в горячке наших дней
Поменьше памятников было,
А больше памятных людей.

Я потому пишу про это,
Что променять никак нельзя
Слова «товарищи», «друзья»
На слово громкое «поэты»...

Когда приедете — без грусти
Я покажу вам, как в кино,
Моё родное захолустье,
Моё открытое окно,

Где мама, помолившись Богу
За всех людей и за себя,
Выглядывает на дорогу:
Не появлюсь ли нынче я?

БОРИСОВКА

Перелески да холмы —
Меловые кручи.
Трепетание волны
Под мостком шатучим.

Звуки-отблески грозы
Канули в дубравах.
Поднебесный свет росы —
На тяжёлых травах.

Хорошо пройти межой
Полевого мая,
Вечереющей душой
Утро принимая.

Край холма зарёй объят,
Поле — нараспашку...
Как вослед тебе глядят
Скромные ромашки! —

Вымытые светом гроз —
Никуда не спрячешь, —
Без которых ты всерьёз
Ничего не значишь;

Без которых и молва,
И любовь, и слава,
И полынные слова —
Так, одна забава...

*  *  *

Запах околицы, Родины, дома,
Запах тебе дорогого лица!
Запах распаханного чернозёма,
Запах полыни и чабреца!

Слышишь, трава, напоённая светом,
Будто бы ставшая светом сама,
Что-то поёт
И, волнуясь под ветром,
Быстро сбегает к подножью холма.

Трактор по склону поднимется с воем.
Слышишь ли ты сквозь железную дрожь,
Как молодой жаворонок над полем
Льет свою песню, как солнечный дождь!

Слышно во всём, как душа твоя длится...
Разве не здесь, под рукою твоей,
Тайна из тайн вековая таится —
В этом зелёном покое полей?

ТИШИНА

            Гром на гром в вышине, гул на гул в глубине,
            Как катясь, как вратясь, даль и близь оглушали..
                                                                                Г. Державин

Пусть живая заря на костре сожжена,
И какое мне дело до радости-грусти,
Коль вокруг проступает сквозь шум тишина —
Обымает меня и уже не отпустит.

В леденящий февраль безъязыка гроза —
Это отзвук её стороной прокатился
И пропал за холмом, но донёс голоса
Тех, кто жили давно, кто ещё не родился...

Мне спокойно внимать громовой тишине,
Но не молкни, река, не молчи, переправа!
Гром на гром в вышине, гул на гул в глубине—
Прихоть вольной души, золотая забава.

Полуночный огонь или солнечный звон —
Да не будет забыт и сомненьем отравлен,
Не доступен уму, но в реке отражён,
Он завещан тебе и природою явлен!

Тишина... Заскрипели деревья в садах,
Поустав за февраль от глухого покоя,
И застыла, как крик на разъятых губах,
Тишина, тишина... И дыханье живое.

*  *  *

Прокричит ли ворон над полями,
Проплывёт ли туча тяжело —
Это значит, снег не за горами
И веселье бывшее прошло.

Это значит — в стынущую слякоть
За холмом, где можно погулять,
Впору на родной земле заплакать,
Впору слово доброе сказать.

Как мы жили! Солнце да метели,
Белый свет да горький дух земли...
Говорили всё, что мы хотели,
Да писали то лишь, что могли.

Свет осенний с холодом скрипучим,
С ветерком, застывшим в рукаве.
Приклони нахлынувшую тучу
И к моей горячей голове,

Потому что в стынущую слякоть
За холмом, где можно погулять,
Впору на родной земле заплакать,
Впору слово доброе сказать.

*  *  *

Как просто быть — а не казаться —
С высоким небом наравне,
Рукою тихой прикасаться
К неравнодушной тишине;

Как просто разом жизнь иную
Отбросить, выветрить, забыть,
Как просто женщину земную
В глухой ночи боготворить;

Как просто
В сумерках белёсых
Не позабыться, не заснуть,
Её улыбку или слёзы
Боясь дыханием спугнуть...

ПАМЯТИ АННЫ КРАСНИКОВОЙ

Ветру перелётному невеста,
Тихая, как обморочный сад.
Звуки похоронного оркестра
На крылах у ворона висят.

Этой ночью, душной и горячей,
Запоют чумные соловьи,
Чтоб не услыхала ты, как плачут
Дети нерождённые твои...

*  *  *

...И таял свет в лесном провале,
И голубела ночь, когда
Живые звезды расцветали
На глади старого пруда,
И тёмная, на косогоре,
Встревоженная в поздний час,
Трава, тяжёлая, как море,
Росой захлестывала нас,
И на луга сбегала с нами,
И уплывала из-под рук,
Пока за синими дымами
Заря не вспыхивала вдруг —
Безумно, яростно, нетленно,
Она гудела и рвалась, —
Как бы душа самой вселенной
Через простор перелилась...

*  *  *

Платить всю жизнь, но быть в долгу.
Шагать решительно и звонко...
И оставаться на веку
России маленьким ребёнком.
Работать яростней и злей,
Планету людям завещая,
И не прощать учителей,
Что нам ошибок не прощают.
Родимым временем дыша,
Как трудно быть прямым и гордым,
И добрым, добрым, как душа,
И, как Россия, непокорным!

*  *  *

Свет от холода продрог,
Зыбкий сумрак навалился.
Не хватает пары строк,
Чтоб я с миром примирился.

Жить бы, радость возлюбя,
Если б мир, кляня пороки,
Не выдумывал себя,
Как выдумывают строки...

Я ЛЮБИЛ ВАС...

Вздрогнут птицы в морозном тумане,
Загалдят на краю полыньи...
— Я любил вас, — скажу на прощанье, —
Я любил вас, родные мои.

Нам на долю и неба досталось,
И свободы — в полынных ветрах.
Мне средь вас никогда не мечталось
О Жар-птице в заморских краях.

И пускай в заметеленной рани
Свищут только снега-соловьи.
— Я любил вас, — скажу на прощанье, —
Я любил вас, родные мои.

Рядом с вами
В просторе тревожном
Никогда я не буду жалеть,
Что и вам никуда невозможно
Дальше этой земли улететь,

Дальше свиста птенцов на поляне,
Говорка родниковой струи...
— Я любил вас, — скажу на прощанье, —-
Я любил вас, родные мои!

*  *  *

Свет скромнее, день короче,
Время — в шорохе шагов...
В августовской тихой ночи
Слышу запахи снегов.

Слышу в воздухе летучем,
Как звезда, во мгле таясь,
Сквозь подтаявшую тучу
Над холмами разлилась.

Это зыбкое мерцанье
Листьев, тропок и полей —
Словно лёгкое касанье
Давней юности моей.

Это призрачные мысли,
Увяданье и покой.
Как седой тысячелистник,
Содрогнулись под рукой...

В НЕПОГОДУ

В дупло пустое вихрь засвищет —
И шумно вздрагивает лес,
Где ночь в дубовых сапожищах
Идет с луной налеревес.

И дикий ветер, с небосвода
Срываясь, бьётся меж ветвей —
И веет ужасом свободы
От потрясённых тополей!

А ветви падают на плечи —
Листва летит над головой.
Самою болью человечьей
Перекликаясь меж собой...

КИРПИЧ
(Шутка)

За наши мелочные дрязги,
За воскрешение обид —
Нам, завывая в свистопляске,
Кирпич на голову летит.

Солгал себе,
Слукавил с другом,
Свалял, простите, дурака,
И вот кирпич уже над лугом
Вкосую режет облака.

Забыл любимую — назло ей! —
Хотя и помнишь-то душой,
А в небе не было простоя,
Кирпич всё помнит!
Он большой.

Летит,
Пространство сотрясая,
Грохочет:
Вольному — вольней.
Он только ночью зависает,
Чтобы прицелиться верней.

В ПЕРВЫЙ КЛАСС

Вся — озарённая, воздушная,
С осенним солнышком в глазах.
Как будто куклу непослушную,
Несёт букетик на руках.

Давно ли здесь гуляла-бегала?
Теперь она в тиши ракит
На парашюте банта белого
По-над тропинкою парит...

*  *  *

Ты опять ко мне приходишь,
Чтобы я от грусти замер,
Ты вокруг меня поводишь
Беспризорными глазами.

Нет, я думаю о новом...
Мы друг друга не согреем —
Потому-то вслед за словом
Улыбнёмся — кто хитрее?

...Если б знала ты кого-то,
Кроме тех, кто жили-были
И зевали на ворота
Поутру и уходили.

Но, качая головою,
Отражая солнце кожей,
Ты стоишь передо мною —
Улыбаешься! Я тоже...

Для себя — совсем другая,
Для меня — чужая вовсе,
Вся счастливая такая,
Словно солнце на морозе...

ДОРОГА

                  Памяти Юрия Светова

От высоких небес — только ветра хотел,
От земли — тишины снеговой...
Все дороги, которыми шёл и летел,
Все дороги сошлись на одной.

Обернулся — как не было этих дорог —
И пошёл не спеша, наугад.
А по правую руку — родимый порог,
А по левую — вьюги свистят.

Словно сердцем остыл и душою продрог,
То ль весельем, то ль думой объят...
А по правую руку — родимый порог,
А по левую вьюги свистят.

И кого ты зовёшь между двух берегов,
Кто во мгле окликает меня? —
Не услышать до самых последних снегов
И до самого смертного дня.

ПУСТОТА

Мне ни холодно, ни жарко.
И откуда блажь взялась?
Тихо плаваю по парку,
Как задумчивый карась.

Меж деревьев пролезаю,
Меж скамеечек сную.
Никого я здесь не знаю
И себя не узнаю.

Сердце глухо,
Мысли шатки...
Листья стелются пластом.
Карусельные лошадки
Помахали мне хвостом

Ухожу.
Недвижно, хмуро
Смотрит статуя вослед,
Мол, блуждает тут скульптура,
Для которой места нет...

ИЗ ЮНОСТИ

Когда судьба — еще в зачатке,
Как хорошо среди огней
По деревянной танцплощадке
Пройти к избраннице своей!

И пригласить её на танец,
И впасть в живой круговорот,
Где Лёшка, словно иностранец,
Хрипя, в динамиках поёт.

О эти взгляды, разговоры,
Разбойных звуков водопад!
И лишь сирени на заборах
В тени, как голуби, сидят.

И — шум в ушах, и грохот резкий
И над танцующими твист —
Гортанный окрик милицейский,
Резиновой дубинки свист.

И — полыхающие щёки,
И гнутся доски подо мной,
И пахнут волосы девчонки
Такой немыслимой весной!

ЁЛКА

Ёлку сбросили с балкона.
Всё как надо, всё законно:

Отсветила, отблестела,
Головою вниз слетела...

И лежит она, большая,
Не родная, не чужая.

И, картонный, меж ветвей
Человек забыт на ней...

*  *  *

День отошёл. Заря к снегам прижалась
И медленно сгорает за холмом.
О чем душа всё время волновалась?
Что поняла в просторе снеговом?

Куда её звала метель-кликуша?
Кто соловьём насвистывал в бору?
Какие песни нужно было слушать,
Чтобы вот так оглохнуть на ветру?!

Кто виноват, что можно в этом мире,
Судьбы не выбирая и пути,
Так равнодушно прикасаться к лире,
Так равнодушно по полю идти?

*  *  *

Как на земле лежит широко
След вековечного рубца —
Родная русская дорога,
Где пыль клубится в два конца!

И я иду по белу свету,
Уже дорогу тороплю...
И никого со мною нету,
И оттого сильней люблю.

Разгорячённые просторы,
Снежком задымленные дни.
И тьмы таинственные взоры
На полуночные огни.

О Русь! Сомненьями не мучусь,
Когда смотрю я на людей
И на трагическую участь
Твоих поэтов и вождей...

Мы так величественно жили,
Что слышу, слышу я, опять
Со всех сторон ветра чужие
Летят в Россию умирать.

И у предсмертного порога
Они узнают, что вольней
И шире, чем сама дорога, —
Та песня русская над ней!

МАРТ

Стают утренние звезды —
И уже со всех сторон
Загребают звонкий воздух
Крылья чёрные ворон!

Снова небо — синей бездной,
Словно, вспарывая высь,
Дух земной и свет небесный
Над просторами слились.

В рощу липовую рвётся
Ветра талая струя,
Прополаскивая солнцем
Горло певчего ручья.

И беззлобная, как птица,
Вешним таинством дыша,
Хочет в слово воплотиться
Воспалённая душа!

САД ДЕТСТВА

Мой сад, мой бесконечный день!
Звенит веселая сирень,
Танцуют муравьи на горке...
Ромашки юные зажглись,
С ветвями яблони срослись
Три деревянные подпорки.

Я слишком поздно поспешил, —
Мой сад, и ты меня забыл!
Зачем спокойно провожаешь?
Ужель меня не украдёшь,
В лицо росою не плеснёшь,
Крапивой ноги не ужалишь?

Я слышу, слышу — не чужой —
Другие птицы, шум другой:
Ты не умеешь притворяться.
Твоя судьба, как ни взгляну,
Собою возрождать весну
И только в радость воплощаться.

Скамью, тропу и сизый дым,
И стаю ласточек над ним —
Я провожаю всё с улыбкой,
Хоть уплывает из-под рук
Забытый сад
И вешний луг
За равнодушною калиткой...

*  *  *
Щебет и свист в отдалённом бору,
В поле проклюнулись первые всходы.
Разве за жизнь я в себя соберу
Звонкие проблески этой природы?

Разве за жизнь я сумею понять,
Что ничего не бывает дороже,
Чем полевая зелёная гладь,
Чем ветерок — до озноба — по коже...

Солнце накатит — и станет тепло,
Путник пройдет — и рукою помашет.
В кои-то веки случиться могло,
Что человек человеку поможет —
Жестом,
Улыбкой,
Дорогой своей —
Невозвратимой дорогой земною,
Что исчезает за склоном полей
Вместе с полями,
И с ним,
И со мною...

*  *  *
Придут друзья попировать —
И словно вырвешься из клетки.
Мала железная кровать —
Я притащу им табуретки.

Садитесь, милые, сюда!
Как хорошо мне вместе с вами
Веселье праздновать,
Когда
Столбится дым над головами!

И я живу, и я согрет...
О этот шум небестолковый!
И ничего вкуснее нет,
Чем хлеб с икрою кабачковой.

Но в час неведомый, любой,
Во мне тревога затаится:
Как я, как вы и как любовь —
И это всё не повторится.

И я провижу этот миг,
Когда всё станет непохожим
И через годы нас самих
Мы различить уже не сможем.

Прозреем мы прогорклым днем
Из-под тщеты, словесной пыли
И в одиночестве поймем,
Как мы друзей своих любили!

В БОЛЬНИЦЕ

                    Эдуарду Яковлевичу Москалёву

Я, как тумбочка, в больнице
Окончательно увяз.
Почему же мне не спится
Ни в ночной, ни в тихий час?
Почему в тиши больничной
Я зверею по часам,
Если солнце, как горчичник,
Прилипает к небесам?
Что проблемы мировые!
Если надо мне воды,
Как увижу я кривые,
Молний скальпели стальные
Вспорют тучам животы...

А у тех речных излучин
Воздух к маю поокреп,
Разливной, густой, пахучий —
Хоть намазывай на хлеб!
От речного бормотанья
Шаг за шагом, без конца,
Сердце — что там о дыханье! —
Пере-хва-ты-вается.
Там костер трещит дымящий,
Там петух поет хромой.
Если врач ты настоящий —
Отпусти меня домой!

ПЕРЕД ГРОЗОЙ

Утонули во мгле голоса,
Зыбкий сумрак огнями изрезан...
Только слышно, как зреет гроза
На вершинах угрюмого леса.

Как тревожно звенит синева,
Как шуршит на дороге солома,
Как серебряной дрожью трава
Захлебнулась до первого грома.

Только дымное небо мрачней
Над рекой провисает широкой,
И дыханье тяжёлых полей,
Словно туча, плывёт над дорогой.

УТРЕННИЙ ЧАС

                   Сотри случайные черты...
                                                      А. Блок

Спасибо утреннему часу
И часу ясных облаков —
За груду высвеченных сразу
Разбросанных черновиков.

За то, что заревом умыто
Моё печальное окно
И сердце заново открыто
Всему, что умерло давно;

За то, что вновь мои просторы
Так неоглядно далеки,
И что чужие разговоры
Не замутят моей строки.

И снова в мыслях позову я
Одну тебя, и ты придёшь
Сквозь тишину предгрозовую,
Сквозь эту утреннюю дрожь!

И вспыхнет лучик золочёный,
Когда, предсолнечная, ты
Улыбкой, жестом, прядью чёрной
Сотрёшь случайные черты.

ШКОЛА

Юный ветер обнимаю:
И поныне мы друзья.
Здравствуй, улица прямая,
Школа старая моя!
Есть в округе школы выше,
Только эта мне родней —
С чёрной кошкою на крыше,
С белым голубем над ней.
Где жила мечта и вера,
Где в такой морозный год,
Заслонясь рукой от ветра,
Пела ива у ворот...
Где тетрадные страницы
Пахли дымкой на реке;
Где скрипели половицы,
Словно пёрышко в руке.
А над школой
Непременно
Было небо голубей
От звонков на перемену,
От бумажных голубей,
Что взмывали к солнцу
Круто,
Круто падали к цветам...
Возвратите ту минуту —
Все за голубя отдам!

СТАРУХА

Хромая, желтолицая
И древняя, как храм...
Прикручены тряпицами
Калоши к башмакам.

Прошла, как призрак, рядышком
И тенью обожгла...
Куда ты, горе-бабушка,
По февралю пошла?

А нынче ветер северный,
Глядишь, повалит с ног.
Уже снежок рассеянный
Забился в узелок.

И долго так маячило
В толпе её пальто.
...Стою и тихо нлачу я,
Чтоб не слыхал никто.

*  *  *
Прочь из дому — плохо дело —
Снег не снег и свет не свет.
Жизнь почти что пролетела,
А в кармане денег нет.

Пусть не денег. Те бывают...
Но обидно, что опять
В поле вьюга затихает,
А могла б не затихать.

Крикнул я в простор, бледнея:
— Чья ты, вьюга?
А в ответ
Слышу:
— Вьюгами владеет
На земле своей поэт!

И уже не просто бродишь,
Как какой-то дуралей,
Но — как солнышко восходишь
Над обидою своей.

ШИПОВНИК

А ну давай припомни-ка,
Как в тихий снегопад
Фонарики шиповника
За рощею горят!

Для них зима не пагуба,
Сиянья хватит всем.
Зима в багряных ягодах
Не зимняя совсем.

Туда пойду я загодя
И сердце преклоню
К той — над снегами — ягоде,
Которую люблю.

*  *  *
Что тебе молва людская,
Шепот дотемна!
...Пусть волна тебя ласкает,
Тёмная волна.

Пусть как будто бы случайно
В самый грустный миг
Ввечеру тебя встречает
Чаек хриплый крик.

Пусть — от края и до края —
Светится кругом
Море,
Солнышком играя
На плече твоем.

*  *  *
Среди осин и тополей
Так хорошо душе твоей!

И ветер, листья теребя,
Всей грудью дышит за тебя,

И птаха, пробуя полёт,
Твоею радостью поёт!

В ГОСТЯХ

Зачем же перезвоны хрусталя,
Когда родным дыханьем не согреться?
А может, стала матушка-земля
Теперь в другую сторону вертеться?

Людмила, неужели это ты?
И неужели я — как эти гости?
Тебе не тяжело от пустоты?
Мне этот звон выламывает кости!

В уютном доме, в стереоглуши
Живи как есть, как ты сама решила,
Но только нашу память не души,
Как ты себя однажды задушила!

Я ухожу. Ударь меня сильней
За все проклятья этому уюту,
За то, что я люблю тебя больней
И каждый миг старею на минуту.

КОГДА ТЫ ВСПОМНИШЬ...

                 Природа знать не знает о былом...
                                                       Ф. И. Тютчев

Листва в лесах заговорит
И ласточка в зенит ворвётся,
И снова в травах зазвенит
Дождями вымытое солнце,
И гул накатит,
И душа
Уже откликнуться готова
На шумный шелест камыша
Дыханием живого слова
И раствориться в нём,
Пока
Над говором речной излуки
Рождаются издалека
В былом затерянные звуки...
Я их услышу
И пойму,
Как всё, что в памяти не стёрло,
Так хочет жить!
И почему
Так перехватывает горло,
Когда повеет вдруг теплом
С холма заснеженного или
Когда ты вспомнишь, что в былом
Тебя давным-давно забыли...

ПРОЩАЛЬНЫЙ ШЕЛЕСТ ТОПОЛЕЙ

Пока морозцем не прихватит
Земли распаханной моей —
Я буду слушать на закате
Прощальный шелест тополей.

Вот он плывет по вольной воле,
И лишь душе — внимать дано,
Когда не жаль лететь над полем
Листвой ли, ветром — все одно...

Пусть он замрёт,
Пусть оборвётся,
Но я уже понять смогу,
Зачем всю жизнь восходит солнце
Вон там — на дальнем берегу...

НА РОДИНЕ

Распрямил устало плечи —
Вот он, ветхий уголок!
Старый пёс ко мне навстречу
С воем будку поволок.

Это что-нибудь да значит,
Если в дикой простоте
Радость вертится собачья
На ободранном хвосте;

Если здесь, в глуши грачиной,
Где светлее небеса,
О росток неразличимый
Спотыкаются глаза!

Дом с потрескавшейся кожей
Тихо дремлет у ворот —
Дом, на бабушку похожий,
В коем бабушка живёт.

Вот она затопит печку,
Дверь большую отворит,
Грустно выйдет на крылечко,
С тишиной поговорит,

Улыбнётся сквозь дремоту,
Прежде чем ко мне сойти,
Словно ей приснилось что-то,
Что нельзя произнести...

*  *  *
Пришла. Взглянула. Позвала.
«Люблю», — сказала без нажима.
Своею жизнью нарекла
И в горло песенку вложила.

Ушла.
Забыла.
Прокляла.
Сожгла мосты.
Следы затёрла.
И только вынуть не смогла
Слепую песенку из горла...

ИЮЛЬ

Мне на руки роса скатилась,
Травы шепчутся веселей.
Что за радость, скажи на милость,
Прилетает ко мне с полей?

То ли я вспоминаю годы,
Где не будет меня уже...
То ли вся красота природы
Уместилась в одной душе.

У МОРЯ

Высокое море кипело и пело,
И ветер был резок и сумрачен блеск,
Как будто вершилось великое дело
И шел поединок волны и небес.

И руки родные, и звуки чужие,
И чайки, похожие на вороньё,
И пены разорванной клочья большие.
А нас — разделяло дыханье твоё.

Зачем это море, когда нам обоим
Так мало пространства, где спит синева?
Зачем эти волны с раскатистым воем
У ног разбиваются, словно молва?

А небо гудело своими громами,
Ему было не с кем огнем поиграть,
И снова
Надрывно
Смеялось
Над нами,
Как будто хотело тебя оторвать.

Ты молча стояла, ты плакать устала —
Пустые слова на лице сожжены!
А жизнь ликовала, а жизнь грохотала
Вокруг одинокой твоей тишины...

*  *  *
Пойдем на звёзды поглядим!
И хорошо, что очень поздно.
Скорее в поле!
Захотим —
И сами превратимся в звёзды!
Лишь захотеть и пожелать,
И будем, веря в постоянство,
Друг другу радостно сиять
Через холодное пространство,
Сквозь космос дымно-голубой...
И, может быть, в мгновенье ока
Уже не будет нам с тобой
Так беспросветно одиноко...

СОСНОВКА

Здесь сосенки воочию —
Как карандаши:
Верхушечки заточены,
Хоть по небу пиши.

Тропинка бледно-синяя,
Меж сосенок скользя,
Хитрит, следы лосиные
Подальше унося.

Качнёт роса лучистая
Зеленую иглу —
И солнце смолянистое
Стекает по стволу.

В СТОЛОВОЙ
Шутка

«Щи да каша — пища наша».
Но готовила бы их,
Как яичницу Наташа, —
Я бы ел их за троих.

Так глазунью приготовит —
Как споёт!
И у окна
Покраснеть себе позволит,
И... маленько пересолит,
Чтобы знал, что влюблена —

Не в тебя. Быть может, в Гришу
Из каких-то дальних мест,
Кто сто лет уже не пишет
И яичницы не ест...

*  *  *
Воздух ясен и морозен,
Ветерок, как день, крылат.
Бег саней!
Из-под полозьев
Искры снежные летят!

Позади село осталось,
Впереди — вдоль поля — шлях.
Солнце щедро расплескалось
На сугробах и холмах.

Наши кони мчатся дружно.
А куда? Не все ль равно,
Если всё, что было нужно,
Мы проехали давно...

НА ПОХОРОНАХ ПИСАТЕЛЯ

...И в скорбный миг собой не быть,
И лгать спокойно и сурово,
И пошлостей наговорить
У человеческого гроба,

И равнодушие вещать,
Какое сердце накопило,
И слово горькое «прощай»
С холодных губ
Столкнуть
В могилу...

...И мы под ветерком косым
С тобою шли. Толпа разбилась
О холм земли... И ни слезы
Из глаз бесстыдных не скатилось.

ЛИСИЦА

Она от смерти убегала,
Простреленная на лугу...
Она, оскалясь, умирала,
Вся цепенея на бегу.

Она рвалась, теряя силы,
От глаз людских, как от беды,
И снежной пылью заносило
Её кровавые следы.

ПО ЗИМНЕМУ ЛЕСУ

Замёрзший, уставший, сквозь чащу пролезу,
Зверьё привечая улыбкой своей.
По зимнему лесу, по зимнему лесу
Иду я все дальше от лиц и людей.

Крылатое — в небе — летает железо,
Молчит милосердье, церковники врут...
По зимнему лесу, по зимнему лесу
Большие сугробы со мною идут.

Затянутся раны позёмкой белесой
На склонах оврага, на склоне судьбы...
По зимнему лесу, по зимнему лесу
Так шел бы и шел до родимой избы.

Взбегу на бугор, на крыльцо под навесом!
Но нету избы... Так зачем я бегу
По зимнему лесу, по зимнему лесу,
По зимнему лесу, в холодном снегу?

*  *  *
В этом холоде, прошлом и вечном,
Я погибельным ветром продут.
Снова садом твоим подвенечным
Молодые метели метут.

Сколько грусти в снегах этих древних!
Белый гул раскатился во мгле —
И душа твоя плачет в деревьях,
Словно ты и не жил на земле.

*  *  *
Где-то здесь тропинка белкина
Пахнет солнцем и весной.
Я приехал в Переделкино
В гости к женщине одной.

В это мне почти не верится —
Сердце торкает сильней,
И поскрипывает креслице,
Как подумаю о ней.

А она — напротив, рядышком
Говорит, и разговор —
Словно реченька по камушкам, —
Не забуду до сих пор!

Где-то яблоко надкушено,
Где-то строчки хороши —
К черту! —
Если есть отдушина
Молодой моей души,

Если ива ветви свесила,
Если за окном — трава,
Если нам, как детям, весело,
Переглянемся едва!

*  *  *
Я злого не вынашивал,
Когда, устав от бед,
Я у поэта спрашивал:
Зачем ты врёшь, поэт?

Ты, может, болен жадностью?
Давнишнею виной?
Себялюбивой жалостью?
Зачем ты так со мной!

Живешь с душой разодранной,
Не думая о том,
Свистулькой разрисованной,
Гороховым шутом.

«Живите честно», — требовал...
И мысль меня прожгла:
Поэта нет и не было...
А старость вот пришла.

Ни веры, ни смущения —
В глазах.
Живет, как спит...
Где он найдет прощение?
И кто его простит?

ПОДРАЖАТЕЛЯМ РУБЦОВА

В чужую строку захотели
И в поле чужое войти,
Где злые чужие метели
Сокрыли чужие пути.

Я в души чужие не лажу,
И вас я судить не берусь
За радость лукавую вашу,
За вашу нахальную грусть.

Но как вы глядите убого
На холод рубцовских полей!
Да что вам Рубцова дорога,
Коль нету дороги своей!

Царапины ваши заныли?
Вам муторно от дураков?
О если б вы с болью любили
Что-либо помимо стихов!

Тогда не пришлось бы лукавить
И строчки сопливить, скорбя,
Тогда бы нашлось, что поставить
Немного повыше себя!

Неужто вы вправду решили,
Что можно любовь повторить?
Что не о чем доброму Филе
В избушке своей говорить?

*  *  *
Держась с достоинством и тактом,
Бумаги тиская свои,
Вчера потребовал редактор
Оптимистической любви.

— Мы пред читателем в ответе, —
Чесал он около виска.
И я молчал: нужна газете
Оптимистичная тоска.

Да где он видел, скор на руку,
Полвека живши на веку,
Оптимистичную разлуку,
Оптимистичную тоску?!

Он показал на дверь,
Привычно
Стихи вернул мне
И зрачки
Упрятались пессимистично
За полутёмные очки.

Я хлопнул кожаною дверью.
Ушел,
Смиряя гневный пыл,
Оптимистически не веря,
Что он когда-нибудь любил.

ПОЭТ

Он жил светло и непослушно
Среди людей, стихов и книг
И понимал, что это нужно —
Так жить для помыслов своих.

Он жил свободно и нелепо:
Куда б судьба ни позвала,
Предпочитал краюху хлеба
Объедкам с царского стола.

Живя беспомощней и строже,
Он огорчался одному,
Что написать «люблю» не может
На белом свете никому.

Когда мечта ему светила,
А тьма валилась на кровать,
К поэту Муза приходила,
Как обезумевшая мать.

И он,
Не ведая дороги,
Шел на огонь,
Но больно жглись
Его зачёркнутые строки,
Во всем похожие на жизнь...

*  *  *
Свет мой небесный над зыбкой порошею!
Ветер. Покой. Забытьё.
Еду один. Только слышу над рощею
Тихое имя твоё.

Льдом ли наезженным просека светится,
Ангел ли в небе поёт?
Не разберешь: молодая метелица
Ехать никак не даёт.

У поворота тряхну рукавицею —
Лошадь пойдет веселей.
Что там волнуется: свет над криницею?
Облако вьюги моей?

*  *  *
Не угнаться мне за тобою,
Не сходить на просторе с ума,
Где как родинка — цветок зверобоя
На лице у седого холма.

Тишина. И перемолвиться не с кем...
А какие здесь жили слова!
До свидания, мои перелески,
Молодая моя трын-трава.

*  *  *
Лунным светом осиянна,
Дремлет церковь над рекой.
Прогуляемся, Татьяна,
По весне по городской —
Там, где улочки крутые
Проплывают чередой.
Мы уже не молодые,
То есть я не молодой.
Так сожмём покрепче руки,
Пусть уводят в забытьё
Эти запахи и звуки —
Воскрешение моё.
С говорливого откоса
Пусть летят через леса
Безответные вопросы,
Молодые голоса...
Да и в нас весна ворвётся,
Если нынче — тут и там —
Почки, точно колокольца,
Раззвенелись по садам!
Потому во мгле весенней
Я тебя — через грозу, —
Словно облако сирени,
В нашу горницу внесу...

РОЩА

В рощу войду, где светло и сурово,
Где не бывал я уж несколько зим...
Медленный снег, как дыханье больного,
Тихо слетает с высоких осин.

Рощей любимой, где рядом болото,
Дальше и дальше пойду не спеша,
Чтобы понять, что такое свобода,
Чтобы проверить, жива ли душа.

...Разве другим ты пребудешь отныне?
Разве обиды припомнятся тут?
А за спиной поезда ледяные
В разные стороны резво бегут.

Блекнет сиянье... С болота окатит
Холодом резким. Я вспомню про мать...
И про отца... И дыханья не хватит,
Чтоб на прощанье хоть слово сказать.

*  *  *
Я в мир вошел не для подачки,
Где, спотыкаясь на ходу,
Скулят поэты, как собачки,
У времени на поводу.

Не стало в жизни потрясений —
Прости искусству, как траве,
А братьев меньших сам Есенин
Ничем не бил по голове.

Да, времена теперь другие,
Другие времени долги.
Но почему ж вы, дорогие,
Грызетесь втайне, как враги?

Не тяжело быть лишним грузом...
И на подфорточном ветру
Вам, как жена, мурлычет Муза
И кофе варит поутру.

Поэт, твое стихотворение
К обеду канет в забытьё!
Ты помнишь чудное мгновенье?
Да нет, не Пушкина — своё?

В пустых стихах «любовью — кровью»
Ты не рифмуешь — то-то кровь!
Но равнодушною любовью
Мутишь народную любовь!

Я не скажу тебе: довольно! —
Мне ненавистен глупый бой.
Но мне смешно уже — не больно, —
Что завтра станется с тобой!

О СТИХАХ

                  Владимиру Цыбину

Стихи — моя отвага,
И горечь, и почёт.
А белая бумага
Сквозь них водой течёт.

Влекомый не корыстью,
Я поклонюсь с тобой
Стихам,
Которым жизнью
Обязан
И судьбой...

ВОРОН

Еще до утренних огней
Летят над полем вороны —
Как чайки чёрные полей —
Во все четыре стороны.
Окраска — в черную эмаль.
Серебряная сажа.
Живая птица! Божья тварь!
Не злее комара же!
Вот он летит на снежный сад.
Вот он к стволу прижался.
... И не один он виноват,
Что падалью питался.

МОРОЗНЫМ УТРОМ

Озерцо в окне продую,
Там — на донышке — мороз.
Горизонт в зарю живую
Свет-берёзками пророс...
Сединою заершился
По буграм чертополох.
Тихой дракой завершился
Воронов переполох.
Старичок молодцевато
По тропиночке косой
Убегает от инфаркта
Осторожною рысцой.
И втекает постепенно
В душу, бывшую в тоске,
Мир внезапный и мгновенный,
Как снежинка на виске.
Над холмами — всплески света...
Жизни — петь!
Певцу — творить!
И не знаешь, как за это
И кого благодарить!

ЛУЦИЙ АННЕЙ СЕНЕКА

Какое дерзкое коварство —
В крутом водовороте дней
Служить исправно государству
И чистой совести своей!

И быть учителем Нерона,
И, чтя и разум, и закон,
У окровавленного трона
Смотреть, как злобствует Нерон.

Неси, пророк, земному брату
Добро души и духа твердь.
С улыбкой римский император
Тебе прикажет умереть...

Темны дворцовые ступени.
И упасет ли тихий кров
От человеческих прозрений
И императорских даров?

...Мерцают мысли, как созвездья.
И, подавляя стыд и страх,
Твоя жена с тобою вместе
Взрезает вены на руках.

НОВОГОДНЕЕ ПОСЛАНИЕ

Пригласите, Наденька, в столицу!
Будем разговоры затевать,
Будем по столице мы кружиться
И людей руками задевать...
Я давно не ездил поездами.
Ах, как славно в поезде трястись
Темными российскими лесами,
Где всю ночь вызванивает высь!
Ах, как славно в тамбуре гремящем
У окна морозного стоять,
Думать о грядущем настоящем
И стихи любимые читать!
Где колес хмельная перебранка
Так приятна сердцу моему,
Где огни дремучих полустанков
Подлетают к самому окну...
А в Москве, наверно, ночи долги,
И снега спокойные, как дым...
А такси, как бешеные волки,
Рыщут по дорогам снеговым. .
Я приеду к вам на чашку чая
По таким вот, стало быть, делам:
Я давно и преданно скучаю
По глазам по вашим
И словам —
Не по тем, что блещут и пророчут...
Что стихи? Ведь если в них не ложь,
Только и всего, что между строчек
Слезы чьи-то горькие прочтёшь.
Приглашайте, Наденька, в столицу,
Будем разговоры затевать,
Будем по столице мы кружиться
И людей руками задевать!

МОЛИТВА СНЕГУ

Одари меня, ночь, снегами!
Грустно слышать собачий вой.
Красногрудыми снегирями
Звезды стынут над головой.

Туча снежная где-то бродит —
Заползёт ли в мои края?
Белым пугалом в огороде
Простою под метелью я,

Под метелью слепой, как ярость,
И у ярости на краю,
Ветер-ветрушко, задыхаясь,
Мне расскажет про жизнь свою.

Вам метель не нужна? А я хоть
Буду в юность мою летать,
Буду тихо стоять и плакать,
Буду плакать и вспоминать...

КНИГА

Скоро запылает в поле зарево,
Как стихи на кончике пера...
Ах, как славно было разговаривать
С вашими стихами до утра!

Там душа волнуется, тревожная,
Там крутые думы глубоки,
А слова — простые и надежные,
Как в селе российском мужики.

РОДНИК

В этой роще снежной, голой,
Если правильно шагать,
Родничок, как белый голубь,
Начинает ворковать.

Вот он весь — и стать, и сила,
Неподвластная судьбе:
Стужа к горлу подступила,
Ну а он течёт себе!

И в душе — светлее, легче...
И тепло, как от огня:
Словно он по-человечьи
Торопливой тихой речью
В чем-то убедил иеня...

ДВА АИСТА

Да разве мы с тобой не вспомним.
Как в замороженном ветру
Два аиста над снежным полем
Летели нынче поутру!

На всю пустынную округу
Как просветлела тишина!
Как мы с волнением друг к другу
Прижались около окна!

Они куда-то торопились...
Им вслед летели мы с тобой,
Пока они совсем не скрылись
В морозной дымке заревой...

И может быть, мы лишь и вспомним
Из жизни всей в последний час:
Два аиста над снежным полем
Летели тихо мимо нас...

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Прощайте, милые друзья,
С кем я душою поделился
Себе на горе... Нет меня!
Я нынче заново родился —
В лесу! Вон в том березняке,
Вблизи тропиночки звериной.
И вот стою на сквозняке
Такой, как прежде, — злой, наивный,
С мечтою — выше облаков,
Куда душа моя взовьётся,
Прощающая всех врагов
И не прощающая скотства.
Родился! В кои веки! Здесь!
Так можно мне, родные птицы,
Морозных ягодок поесть,
А из ключа испить водицы,
Вдохнуть поглубже дух лесной
И говоря, что мир прекрасен,
По узкой просеке сквозной
Убраться тихо восвояси.

К ДРУГОМУ БЕРЕГУ
                                              С. В.

....Так вот он, путь к нему: чем дальше, тем сильней
И непроглядней тьма с косматыми  ветрами,
И волны от давно ушедших кораблей
Накатят на следы, оставленные нами
На этом берегу... Затем ли, что пора
Нам тихо помолчать, сменяя гнев на милость?
Как будто наша жизнь случилась не вчера,
А тыщу лет назад нечаянно случилась...

ИСПОВЕДЬ БЕССЛАВНОГО ПОЭТА
Из юношеской  тетради

              Ваши стихи будут лежать год, два,
              десять лет. А если уж совсем откровенно,
              то, пойми, все равно стихи опубликовать
              не сможем, будь они даже гениальными:
              у нас конкуренция идет на уровне таких
              поэтов, как Евтушенко, Слуцкий...
                              (Из разговора со мной заведующего
                              отделом поэзии одного толстого
                              журнала, где не пожелали посмотреть
                              мои стихи)

Пишу, товарищ зав. отделом,
Не ради злобной клеветы:
Меня все это так задело!
Позвольте, обращусь на «ты».
Я не хочу играть в игрушки,
И ты, товарищ, мне поверь:
К тебе придёт однажды Пушкин,
А ты, решив, что это Плюшкин,
Покажешь Пушкину на дверь.
Хотя ты знаешь, непременно,
Из всех поэтов современных,
Из гениальных, незабвенных,
Из классиков в конце концов,
Что ходят здесь попеременно, —
С десяток Пушкиных в лицо.
Они — по возрасту — над нами,
Они — по уровню — звучат
Заученными именами,
Что сразу смолкнут над губами.
Когда поэты замолчат.
Смотри, товарищ зав. отделом,
Как повалил словесный лом,
Как бесталанный правит делом,
Как все ворчат... И поделом!
Стихов — увы, поэтов — море,
Три моря критиков (учить!).
Сойдутся, вежливо поспорят
И разойдутся в коридоре,
Чтоб снова глупости строчить.

Поэзия — такое дело,
Что перед ней и жизнь-то — грош.
А ты, товарищ зав. отделом.
Её за кресло продаешь!
А молодые побирушки,
Неугомонная братва,
Все говорят: не мертвый Пушкин.
Всё верят: совесть не мертва...
Мы ждем поэта, кто сумеет
Всех потрясти, раскрыв тетрадь.
Но все однажды обнаглеют,
И души так заледенеют,
Что можно их в него бросать!
А что он будет потрясать?
Не набиваюсь я в пророки
И не заплачу я в пальто,
Когда написанные строки
Не напечатает никто.
Пойду, как дождик, стороною,
Умою грязную зарю.
Мне тяжело: душа со мною.
Легко мне: правду говорю.

А Пушкин жив душой и делом,
Он говорит мне — не солги!
Вот так, товарищ зав. отделом,
Такие, значит, пироги.

*  *  *
...И я люблю твои луга
И солнце, что восходит рано,
Твои просторные снега
Во мгле вечернего тумана!

Пробьётся юная трава
И звоном ручейки зальются —
То позабытые слова
Навек в природе остаются.

И даже ночью, в тишине,
Под вознесённою луною
Они еще напомнят мне,
Что ты, как день, была со мною...

*  *  *
На земле, где поют снеговеи,
Где твой дух к небесам вознесён,
Я печалью своей и твоею
От жестокого века спасён.

Он как смерч надо мною пронёсся...
Потому-то и радостно мне,
Если, спящая, ты улыбнёшься,
Как цветок на осеннем холме...

ЖЕНЩИНА

Да какое мне, в сущности, дело
До рассчитанных точно обид!
Твоё слово в туман улетело
И поныне в тумане летит.

Ты прекрасна! Всевластной, живою,
Беззащитной, что силы сильней,
Обнажённой, лукавой, чужою,
Дорогой красотою своей!

ТО ЗАРЯ ЗАГОРЕЛАСЬ...

То не я и не ты — то заря загорелась
В голубом и холодном осеннем дыму.
Неужели тебе никогда не хотелось
Прикоснуться щекою к плечу моему?

Неужели и мне слушать мутную воду
И, как розовый лист, напоследок решить —
На пустой карусели в дурную погоду
Всё кружить и кружить?

И уже на краю самых темных предчувствий.
Словно водит пером чья-то злая рука,
Написать о тебе без тоски и без грусти,
Чтоб потом надо мной посмеялась строка...

Я открою окно, брошу в небо синицу,
Воспарю над землей и себя повторю...
Если будет не так — я сжигаю страницу,
Если будет всё так — я целую зарю!

Я целую зарю, что в полях разгорелась,
Что горит и горит...
Но и сам не пойму,
Почему же мучительно так
Захотелось
Прикоснуться щекою к плечу твоему...

*  *  *
Ни строчки, ни слова, ни звука
О той, что звала за собой...
Я поднял прощальную руку:
Прости, я сказал, бог с тобой!

Ну что же... Я думать не смею
О том, что когда-то сказал.
Я землю открыл перед нею
И розами путь забросал.

Из тысяч путей соловьиных,
Из тысяч, где жизнь нелегка,
Я выбрал ей просто долину,
В которой тропа далека.

И каждое утро, бледнея,
Когда я стою у окна,
Смотрю, как туманы редеют,
Смотрю, как уходит она...

БЕРЕЗА

Поют сердца, сияют лица,
Грустит душа во мгле ночной...
А как узнаешь, что творится
В душе берёзы молодой?

Когда она, пургой прошита,
Качается, едва слышна,
Как откровенье, беззащитна,
Как истина, обнажена.

*  *  *
На душе как в поле —
Тишь и непроглядь.
Кроме горькой воли,
Нечего терять.

Кроме вечной дрожи
Стылых тополей —
Да слезы просохшей
На щеке твоей...

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

Мы давно с судьбой не спорим,
Потому что, может быть,
Понимаем: в капле горя
Может море забурлить...
Ты чужая — отрекайся
От всего, чем дорожу,
Но себе не удивляйся —
Ты такая, как пишу:
Ты все та же,
Ты со мною
Откровенна, как мороз,
Обжигающей волною
Перепутанных волос,
Первым сном, что исчезает,
Как в ночи случайный свет,
Беззащитными слезами,
От которых спасу нет,
Словно хлынули просторы
За проталинками глаз...
И плевать на разговоры,
Кто счастливее из нас!

МАРИНУШКА

Не тропа свела — тропинушка
Заплутала за холмы...
До свидания, Маринушка
Из душевной Костромы!
Уходя лесной опушкою,
Улыбнись на мой удел,
Чтобы с каждою веснушкою
Попрощаться я успел.
Чтобы листья
В зябком трепете
Расстилались по тропе,
Чтобы, словно гуси-лебеди,
Плыли думы о тебе.
Лишь бы годы скоротечные
Не жалели ни о чём,
Да ложились вьюги встречные
Белой шалью на плечо,
Да веселие случайное
На исходе грустных дней
Не обидело нечаянно
Правдой горькою своей...

*  *  *
Неужели этим все и кончится,
Что, всему на свете вопреки,
Мне пошляться до смерти захочется
Берегом завьюженной реки.

Вспомнить ту,
Украденную, давнюю,
Лживую, как в марте холода,
Что не приходила на свидание,
Что не забывалась никогда.

Вспомнить двор
С горбатыми сугробами,
Где стоял, беспомощен и глуп,
Мальчик, замерзающий под окнами,
Слезы отдирающий от губ...

БЕЛЫЙ ХОЛМ
Поэма

             Счастливый холм, ты — камень безучастный
             И ты же — недоступный рай земной.
                                                  Ф. Петрарка

Я шёл по белому холму,
Найдя на тропке плутоватой
Покой — и сердцу, и уму,
И предосеннею прохладой
Повеяло издалека,
И пёс бродячий с мордой волка
Смотрел туда, где облака,
Влача ленивые бока,
Переворачивались долго;
И опускался небосклон,
И ветер дул со всех сторон,
Своим захлебываясь воем,
И потому в густой пыли
Металось деревце вдали
Безвольно, словно неживое...

Но ветер стих,
И светлый день
Уже высвечивал в округе
Живые стайки деревень —
И здесь, и там, и без конца —
По обе стороны Донца,
Вразброс раскинувшего руки.
И мне, как день, была близка
И ты, и нежность, и тоска,
Как будто мир на переломе;
И я из мира не исчез,
Как этот холм среди небес,
Как это деревце на склоне.

Я вспомнил, что тебя любил,
Что тишина — моё богатство...
Лишь экскаватор тяжко выл
И подо мною холм долбил
Для нужд народного хозяйства.
Ползли в низине кто куда
Игрушечные поезда,
Крича для пущего разгона;
Их уводила колея,
И человека видел я
На крыше пятого вагона.

Я шёл все дальше, зная, что
Бродячий пёс вослед прокрался,
Но было пусто, и никто
Здесь, на траве, не задыхался,
Никто здесь душу не закрыл,
И под расплавившимся зноем
Никто с травой не говорил
О том, что трудно им обоим...
Ничьей не топтана стопой,
Ничьей не тронута косою,
Трава росла сама собой,
К земле прижатая собою.

И мне казалось, что трава
Была и в зиму не мертва:
И в ледяную несвободу
Росла, как мысли, как слова,
Деревенея год от года...
В сырое кутаясь пальто,
Здесь писем не читал никто —
Здесь не сходил никто с ума,
Никто блаженно и нелепо
Не закрывал собой письма,
Чтоб не подглядывало небо.

В поэзии совсем не то —
Ей нужно снять с тебя пальто,
Пиджак, рубашку, кожу, душу,
Судьбу и больше ничего,
А что осталось от всего —
Пожалте вывернуть наружу!

Когда тропа оборвалась,
Не думал я, что вдруг увижу,
Как та вершина раздалась,
Как навалилось небо ниже,
Как склоны стали тяжелей
И неприступней, чем вначале,
И перерезанными злей
Десятилетними ручьями.

Я вспомнил, что тебя любил,
Что я с холма не уходил,
А просто выпала судьба
Идти куда-то и поныне,
Пока не кончится тропа,
Пока не станет жизнь глупа,
Как тот цветок на серой глине...

Скользили руки без конца,
Тянулись вверх — где зрели грозы,
Так руки старого слепца
К теплу повернуты в морозы.
Я видел золото холмов
На поле бледном и неровном;
Тянуло сыростью с лугов,
И тени ясных облаков
Сползали медленно по склонам.

И тень, и холм, и всё — пройдёт,
Как только снегом заметёт
Моё лицо...
А за спиною —
Впадая в полуповорот,
Снижался с рёвом самолёт
К аэродромному покою.

И я взошёл!
И все дома —
Как будто вымерли вдали
От обжигающего света,
И выше не было холма,
И выше не было земли,
Чем,неприкаянная,эта;
И небосвод висел, тяжел,
А я с разбойными ветрами
Свою вершину обошел
Нетерпеливыми шагами.
И накатил священный вздор:
Уже не нужен был простор,
Когда душа твоя послушна
Тебе...

И то, что видел я,
Уже не трогало меня
И ускользало равнодушно,
И все равно — идти, стоять...
Но я готов был тут же, сразу
На что угодно променять,
Отдать (но некому отдать!)
Мой ясный и жестокий разум —
За слово чистое любое;
И я молчал, и я продрог
На высоте, и только смог
Подумать грустно и с любовью:
Спасибо дому, где живу,
Где я не вспомню без печали
Вот эту желтую траву
И ту, что вьюги разметали...

Я вспомнил, что тебя любил,
Я вспомнил, что совсем забыл,
Как вдохновенно и бесспорно —
«Любви все возрасты покорны» —
Однажды гений пошутил.
Никто: ни он, велик и нем,
Ни бог, у смерти на пороге,
Ни вы — не знаете, зачем
Всю жизнь сворачивать с дороги
И, оставляя путь назад,
От отчуждения и скуки
Протягивать куда-то взгляд
И обезумевшие руки.

Глупа разумная печаль!
И даже в слове осторожном
Я не жалел теперь о прошлом —
Мне было будущего жаль...
Я видел — жизнь вокруг творится! —
И эту высь, и эту даль,
И ослепительную птицу,
Что даже ветром ие собьют,
А под летуньей величавой,
Где волчьи ягоды гниют
Во тьме безветренной канавы, —
Уткнувши в лапу грустный нос,
Дремал устало дикий пес.
А я смотрел,
И на глаза
Мне попадались то и дело
Кривая лесополоса,
Холмы, и деревце шумело
О том, что небо говорит;
И как, одно, под небесами
Прямое деревце шумит, —
Я слышал этими глазами!

И снова пыль вздымалась к свету
Над деревцем, и думал я:
Такой листвы, как у тебя,
Ни у кого на свете нету.
Живи под небом взаперти,
Ни для кого не шелести,
Чтоб кто-то взглядом не обидел;
И ты, красивое, расти,
Я от тебя не мог уйти —
Я на земле тебя увидел,
Хоть в этой сумрачной дали
Невыносимо от сознанья,
Что даже неба и земли
Мне мало для существованья.

Что с человечеством родство!
Когда его не замечаю
И, как родное существо,
Зарю холодную встречаю,
Чтоб в молчаливые поля
Вбежать,
Внезапно ужаснуться:
Такая круглая земля,
Что даже не о что споткнуться!

...Я вспомнил...