ВИКТОР МЕРЗЛЯКОВ

ГОРИТ ВЕЧЕРНЯЯ СЛЕЗА
Из рукописи «Упрямый колоколец» (1990)


*  *  *

Свист в дупле святого чувства. Сквозняк
Ходит кругом, как весёлый идиот.
Привязался , как подвыпивший скорняк,
Словно пристав, меня под руку берёт.

Совесть гложет? Неприкаянная честь
Нафталинит деревянным сундуком?
Всё мечталось сытно выпить и поесть,
Ан придётся хороводить дураком.

От улыбки злые цепки на весь мир.
Умолкает хор удачливых деньков.
Жизнь меняется. Нет вывески «Трактир».
Указатель есть «Дорога дураков!»

Не мощёна. Нет травинки вдоль неё.
Солнце стынет, словно прорубь, на краю.
Пыль как сахар. Что осталось, то моё.
Ветер колом бьётся в спину. Я стою.

Гол подлесок и худые небеса.
По-осеннему наряжен зимний луг.
В стылом теле молча дремлют словеса.
Стыд приблудный режет душу, словно плуг.

*  *  *

Блистая глупою строкою,
Смеясь по прихоти чужой,
Играешь пьяною струною,
Глядишь на зрителя спиной.

Кровавые хмельные муки,
Клубясь, у белых ног горят.
Весёлые глаза и руки
Хитро о чём-то говорят!

Вдруг, расставаясь по-английски,
Мечтаю Вам купить цветы,
Чтоб подкатиться по-российски
С намеком чопорным на «ты».

В дыму и картах на рассвете
Вдруг вспомню вещие слова,
Что если рухнет всё на свете,
То будет женщина жива!

Блистая глупою строкою,
Она по прихоти чужой
Скользит походкою слепою
Между планетою и мной...



*  *  *

Что, качаясь, стоишь на российской дороге,
Горемыка-поэт ?
Отойди, пропусти дребезжащие дроги
И не засти нам свет.

Отстрелялся, мой друг, ты пустыми словами.
Так о чём горевать ?
Ты — летучий голландец, ты — пыль перед нами,
Продолжай рифмовать.

Мы с бедою чужой, как с женою законной.
Кровь стекает с удил!
Спотыкаясь, летим с погремухой нейтронной.

...След собачий простыл.



ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ФИЛАТОВА

Мы не встречались. Но в последний раз
Мы встретились среди ночи и страха
И выпили почти на брудершафт.

И Бог развёл нас. Только так разводят
Давно уж разошедшихся людей.
И думал он, что больше не увидит...
И думал я, он всех переживёт!



*  *  *

Деревянных бушлатов парад
Принимаю.
Ничему я не рад,
Понимаю:
Жизнь не вечна, друзья,
Смерть длиннее,
Вот сгораю и я...
Веселее
Посмотрю на бардак,
Что творится...
Ни умён, ни дурак.

Где же птица,
Что летит за мной
Из страны чумной?



ПОЛЁТ

            Гвозди бы делать...
                      Н. Тихонов

Ходить по головам — занятие гнилое!
Но волосы жестокие трещат:
«Мы всё тебе простим, клянёмся головою!»
И головы, как яблоки, летят!

Горячею весной и осенью негодной,
Ньютоновой догадкой наделён,
Ты тихо говоришь над пропастью народной,
К рамы вылетают из окон
Под уханье развёрнутых знамён.

И, стёклами звеня, уходят в Землю косо.
Так время собирается в кулак!
Вот охнул паровоз, улёгшись под откосом,
Вот самолёт изчез, как Рудзутак I

Чернобыль прозвенел гребёнкою железной,
Прохладой причесал задумчивых людей.
Ах, души от Земли (голубками над Бездной)
Отринули, как шляпки от гвоздей.



ИВАН, БАЯН И ЧЕМОДАН

Лихо скачет пиковая дама
Из колоды в мою пятерню.
Ножку выставив, смотрит упрямо,
Залезает на шею мою.

Тень за нею. Шестёрка. Дорога.
За крестами — бубновый дом.
Рядом с церковью синагога.
Бодрый пряник идёт с кнутом.

Что случилось намедни с Иваном?
По дороге шагает Иван.
Разговаривает с чемоданом,
Стиснув зубы, охрипший баян:

— Что он, дурень, дорогу месит,
Как поленницу пыльных карт?
Гой-еси, города и веси!
Доедает удачу азарт!

Крутит фигу в дырявом кармане.
Мыслит куце: судьбой не дано.
Высыхает наш хлеб в чемодане,
И становится хлебом вино.

Улыбнётся природа лукаво,
Вдруг случись повороты ума.
Вместо счастья подкатится слава,
Но за нею проглянет чума.

— Погодите, не будем ослами
В отраженье кубических призм!
Верю я,мы построим с вами
Замечательный коммунизм!

— Эх, Иван! Нам мечтать не ново.
Мы мечтою о счастье живём!
Улыбнёмся, коль станет хреново
И счастливую песню споём.

Разговаривают бестолково
И не верят, что жизнь — обман !
Нету дела — давайте слово.
Отворяйте, друзья, чемодан!..



ОТДЫХ

1.

Погоды нет. Собака воет...
Двор захламлён. Дрожит крыльцо.
Чу, над простором сердце ноет,
Скрипит уставшее лицо.

Карячится весна младая
В моё облезлое окно.
Замри, подруга заводная!
Я не подам тебе вино.

Молчи! Зачем пришла не к сроку?
Уж отцвела моя душа!
Не трожь иссохшую мороку,
Ты не получишь ни шиша !

Мы рубанем с дружком помалу —
Помянем наш Афганистан...
Я честь бутылке, как капралу,
Не видя звёздочек, отдам...

Мой друг — питок послевоенный.
Он рубит песню, как дрова!
Глянь, от мечты его последней
Остались честные слова.

Не знает он, зачем обманом
Живём, надеясь, под замком ?
Я душу накормлю стаканом,
Затем собаку — топором...


2.

Растерялись наши мысли в небесах.
Истоптались наши ноги на болотах.
Наша жажда запеклася на устах.
Наше слово золотое предал кто-то.

Зла не помнит мой товарищ дорогой,
Изучает дно немытого стакана.
— Братец Репин, нас не ждали! Мир глухой.
Мы выходим, словно камни из тумана.

Вечность — рядом! За спиною суета.
Над душою шрам отчаянный горит...
Под пятою изумлённого Христа
Крик наколки:
«Бог не фраер, всё простит!»



ПАМЯТИ ДИКТАТОРА

Власть человека делает больным!
Чтоб посмеялся мир идиотизму,
О! Боже мой, какие катаклизмы
Пришлось выдумывать товарищам иным.

Взамен на молодецкую отвагу
Держи, приятель, лаковый костыль!
Проклятый жемчуг превращали в пыль.
Играя трубкой, мастерили плаху.

Выдумывали всяческих врагов„
Придумывали всяческих друзей.
Рубали лихо миску кислых щей.
Любили среди чистых лопухов.

Нас равнодушье жрёт, как ревматизм.
Ищу в пыли вселенский катаклизм,
Чтоб им прикрыть, как фиговым листом,
Сухое озеро, сгоревший дом...



*  *  *

Тысячелетним богомольцем
Встречаю красную зарю.
— Ты записался добровольцем,
Христос? — упрямо говорю.

Мои пути исповедимы.
Мы перед Господом равны.
Виждь: среди ровныя долины
Мои неровные следы.

Я жил по многим измереньям.
Им нет разумного числа.
Хрип ветра. Жажда искупленья
И мёртвый стук весла.

Треск пули над открытой дверью
На все четыре стороны
Люд, солнцем пущенный по ветру,
Как тень горячая Луны.

В пыли играют чьи-то дети.
Моя же улица пуста.
Судьба в застегнутом корсете
Уже разинула уста.

— Иди сюда, лихой красавец!
Ступай на рухнувший чердак!
Свеча белеет, словно палец.
За дверью дремлет дикий злак...

Прости меня, больное тело,
За то, что я в тебя проник.
За то, что сила захирела
И ядовитым стал язык!



*  *  *

...И когда туполицый прозреет,
Его рыло тотчас побледнеет,
И наполнятся кровью глаза.

Этот миг не запомнит природа,
Но блатную прослойку народа
Примут проклятые небеса!..



*  *  *

Торопя новогоднюю стрелку,
Каблуками стучит маскарад!
Словно рыбку, держу я.сопелку
И мотив нахожу наугад.

Так слепой среди яркого света
Разбивает воздушную твердь.
Так художник, расставшись с портретом,
Отлюбил и готов умереть.

Ты прости, детвора, что мы пляшем
И своих забываем детей.

...И звериными мордами машем,
И скрипит золотой соловей.



ДАЛЁКИЙ ДОМ

1.

Рассуждал о любви холостяк.
Костерил и ругал так и сяк.

Повторял, что любовь — злой обман,
Что шикарный ей нужен карман!

Чтоб машина впридачу была,
Чтобы роза-ромашка цвела!

И коньяк, и духов аромат!
Он воскликнул: — Да здравствует блат!

Повторял, что любовь — это ложь !
Что любовь на козе не возьмёшь1

Разливая по рюмкам коньяк,
Веселился и пел холостяк .

Принимая шубку,
Целовал он Любку.
В пьяном суррогате
Говорил о Кате.

А когда оставался один,
Видел он, что не спит его сын.

Светло в окнах в далёком дому,
И не нужен он больше ему.


2.

— Где отец твой?
— Он бежит по свету
И меня сторонится, проклят!

Неужели парень виноват,
Что его отцу приюта нету?

Я молчу. Мне легче помолчать.
Не смотрю на мальчикову мать

Тишина, но он спросил меня:
— Кто отец мой ?

Я ответил:
— Я.


3.

— Как поживаешь, Людка?
— Хотел бы тебя спросить.
Я в роли святого ублюдка,
Увы, продолжаю жить.
В пылу полусновидений
Я песни, смеясь, пою.
Прости меня, сын Евгений.
Я очень тебя люблю.
Прости меня. Трижды проклят
Собою самим, молчу.
И тихо качают стёкла
Расхристанную свечу.



ЗИМНИК

Что ж ты меня не ласкала?
Или не нужен тебе ?
Родина, как одеяло,
На неостывшей земле.

В нашей холодной стране
Совесть согреет дорогу.
И, разжигая тревогу,
Вновь окажусь в полусне.

Зори, как взрывы, цветут!
Пахнет округа крестамиI
В поле гуляет цунами!
Звёзды на Землю идут!

Может, тебя не любил?
Чуя остывшие печи,
Слыша далёкие речи,
Стыд и покой позабыл.

И, напевая мотив,
Громко стуча сапогами,
Крикнул больными губами:
— Нет, я тебя не простил I

Поле бинтует луна.
Ветер голубит округу.
Родина, дай же мне руку!

Что же ты плачешь, жена?...



*  *  *

Замызганная обувь. Пыльный вечер.
Стакан вина — разлуки благодать.
Что было мне тебе в ответ оказать
В час ожидаемой и безнадёжной встречи?

Мной куплены красивые цветы.
Они тебя любимой называют.
— Сынишка твоя копия. Как ты?
— Живу себе. Судьбу не проклинаю.
Пишу стихи, но всё же больше прозой.
За пазухою пёстрый груз надежд.
— Ты опоздаешь на курортный поезд, —
Заполошно я прокричал в ответ.

Мы разошлись.
Да, я пошел по ветру !
О, как меня кружило и несло,
Как лепесток весёлых тех цветов,
Подаренных...
Сижу перед конвертом.
Как будто прав. Да в чём меня винить?
Мы в этом мире глупо равноправны.
Пускай же будет прав закон державный,
Заставивший меня тебя забыть.

Но, призывающий к ответу,
Луч солнца бьётся о глаза.
Не принимая утром света,
Горит вечерняя слеза.



*  *  *

Что я вижу в родимой округе?
Здесь друзья, словно мухи, живут.

Кучеряво гуляет подпруга,
И хохочет подвыпивший кнут!



*  *  *

Прямые кривых позвонков.
Сигналы глухих звонков.

Слепое шаганье вперёд!
Куда же Отчизна зовёт?!!

На перекрёстке ветров
Гремит, как винтовка, засов.

О, боже! Ты ждёшь вопросов
И знаешь, что мне ответить.
О чём же тебя спросить?..



*  *  *

Песни барабанные поём.
Что нам радость, боль или тревога?
Час пришёл назвать тебя дитём,
Брошенным у отчего порога.

— Мы проснёмся, только разбуди.
Кулаком ударим по груди
И рубаху — хрясь! — на две портянки!

Дочь моя, Россия, не смотри
И не слушай бульканье из склянки.

Пьяница проспится. Поутру
Глянет на разбитую округу.
То, что не желал бы и врагу,
Он оставил дочери и другу.



*  *  *

Разбавим чай недельной брагой,
А брагу третьим первачом.
Толкаясь, шумною ватагой
Сопя кричим: — Нам нипочём
Застои, культы, оттепели,
И нэп, и голод, и война.
(Всё, что хотели — навертели)
В подаренной страной шинели
Шагает бодрая страна!
В часы суровой непогоды
Мы отрекались и клялись.
В обмен на собственные годы
Мы прожили чужую жизнь.

Мы крепко держимся за стойку,
Нас от неё не оторвать.
Мы рады встретить перестройку,
Хоть больше любим провожать...



*  *  *

Море крови тебе по колено.
Крохи разума в нём, как щепа!
Русь, размахивая поленом,
До чего ты себя довела?!!

Клонит голову от бессилья,
Вдруг услышу разбойный клич.
Карла Маркс не любил Россию,
Горько плакал над нею Ильич.

Оказалась хрустальной подкова,
И колючими небеса.
Однорогая смотрит корова
На затравленный след колеса.


Публикуется по авторской рукописи из архива Александра Гирявенко

Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2017