АНДРЕЙ ХАМХИДЬКО

Родился в 1977 году в Старом Осколе. Живёт в Москве. Лауреат «Оскольской лиры» (1997). В 2016 году присвоено звание «Мастер Оскольской лиры»


НЕДАЛЕКО


*  *  *

Наверно, это
Исполненье снов.
Рецепт так прост,
Что лучше и не знать.
Живя в лесу —
Не наломаешь дров,
Всю зиму думая,
С чего начать.
Всю зиму думая,
Все вёсны напролёт,
Поняв зачем,
Так медленно кружа,
Всё падало,
Дотронуться ножа
Сухим запястьем —
Видеть: дождь идёт.
А летом нас
Укроют поезда.
Нам скажут «нет»,
Но будут слышать… — мы
Всегда боялись белого — зимы,
Затем теперь не зажигаем свет.
Ручных синиц
Кружение уже
Меня ведёт
Сквозь «да» уменья жДАть.
И крошки хлебные,
Как глина на ноже —
Настолько остром,
Что рукой не взять.

*  *  *

На Васильевском,
Трясясь от близости океана,
Мы учились
Отделять тепло от стекла
Стакана,
Не пьянея,
Не провожая взглядом
Корабли.
Истина где-то рядом.
Двор-колодец.
Всё начнётся не здесь,
Не с нами.
Мы искали ответа в Летнем.
Август в окна бросался снами,
И бессонниц слепые слепни
Пили чай на знакомой кухне.
Даже малая доля дюйма
От земли — бесконечно много.
Мы висели клубами дыма,
За окном — не туда дорога
Начиналась, мы ждали чуда.
Чудо было за каждым словом.
Все дороги вели отсюда,
Но потом возвращали снова
В города, по которым плачут,
Где не ходит другая почта
Кроме снов, и никак иначе.
И в парадных так пахнет
Ядом
Океана и винных пятен,
Точно,
Истина где-то рядом.
Мир так тесен. И непонятен.



НЕДАЛЕКО

I. Каторга

Так в жернова реки
Падает стук колод,
Так Режиссёр Теней
Делает дни длинней.
Так колея узка
Для городских карет,
Так на часах песка
Он оставляет след.
Так он приходит к ней
Слышать её цвет глаз,
Так зажигают газ,
Падают маслом вниз.

Так в жернова небес
Смотрится в мае степь.
Каторга ждёт чудес
И трёт губами цепь.


II. Торнтону Уайлдеру

Как краски текут по щекам,
И жгут корабли,
Как растворяет река
Сети земли,
Как, начиная поход,
Верят в магнит,
Зеркало наоборот,
Но говорит:
— В свете ты самый из всех.
И слово «Вдруг»,
Как в мае падает снег
Сквозь пальцы рук,
Как замирает у ног
Пролитый чай,
Переступая порог,
Шепчут: «Прощай».
Снилось мне
В ночь со среды
На День Восьмой.
Как, чуть касаясь воды,
Молча домой
Шёл, и берёзы в окне,
И тишина,
Как побеждают в войне,
И не война.
Как краски капают в холст,
Ждут корабли,
Дети встают в полный рост
Под крики «Пли!»,
Как лица беглых бледны,
Как молоко,
Как кто уходит, ушёл
Недалеко.



ВОРОНЕЖСКОЕ

И будет молчащий услышан,
Не понят и проклят.
И чьё-то предчувствие осени
Не обманет.
И мир, разделённый навечно
На тех, кто любит и знает,
Его не забудет,
Припомнит, помянет.
Его имена
За бортом знают рыбы,
Играют с селитрой
Уставшие дети,
Войну отражая глазами.
Война — его дом,
Жена его и пол литра.
И тишина без конца
Нас меняет местами
С ним, знающим как
Крылья ложатся на плечи,
ЩЕКОЧУТ, ЩЕКОЧУТ, ЩЕКОЧУТ
До этого до упаду.
Мы так далеки,
Но ищем друг с другом встречи.
И хочется пить,
Так дайте хоть лимонаду!

За миг до глотка
Мы вспомним названия улиц,
Уйдём из сетей
Тенями Кольцовского сквера.
Еще поворот —
Кольцовская,
Дальше — налево.

И потом ещё долго глядя
В помутневшие пузыри
Запотевших окон,
Мы, узнавшие, что
Чудеса неизменно
приходят сзади,
Будем слышать —
Крылатые
Покидают
Кокон.



КРЫМСКОЕ

предположим даже
голуби долетают
врагу темно
а крыльям не нужно света
вся империя держит пальцы крестом
не поможет и это

ни быстрый перевод взгляда
ни хожденье по комнатам
ни чай в полтретьего не спасают
поезда движутся
в кранах достанет яда
стаканы звенят всё ближе к краю

предположим даже время не лечит
а как и все остальные книги
стоит на полке
вся империя курит дрянной табак
и воют волки
из попутчиков только млечный

путь а он беседу поддержит едва ли
от пива откажется
ему карт не сдашь
сделан из газа и лязга стали
в общем тот ещё
персонаж

предположим
в конце каждой спешки Крым
как ни кидай рубли
падают верхом вверх
выйдешь за солью
вернёшься совсем молодым
чёрное море
на пальмах снег



*  *  *

Мы были здесь,
Похожие на вальс
В пустом ангаре.
Нас окликнут скоро —
Мы постоим
На красном светофора.
И оглянёмся —
Песня не про нас.

Мы жили так,
Как учат словари —
В углах всегда
Движенье паутины.
Нам скоро жёлтый,
Как и в прошлый раз.
Для нас они
Изобретали джаз,
И примеряли
Револьверы к спинам.

А здесь апрель
Как будто бы грядёт,
Мы смотрим весело.
«Весну в Фиальте»
Про нас напишут,
В насморочном марте
Чай из малины
И цветочный мёд

Нам принесут,
Как прежде холода,
Почти зелёный
Нас отправит следом
За ними. Мы,
Забытые под пледом,
Забудем это
Раз и навсегда.

Собаки бродят,
Полные чудес
Непостижимых
Превращений пищи,
И ничего
Давно уже не ищут.
И паутина
Догоняет лес.



*  *  *

Друг дорогой мой, в Миргороде темно.
Те, от кого Гоголь бежал в болота,
Делают август и из чернил — вино.
Хватит на всех — была б до чертей охота.

Друг мой любезный, в моде теперь — смотреть:
Странные тени на стенах от ленты из Шостки,
Свет зажигают — стены пусты как смерть,
Сцена — не сцена — наскоро сбитые доски.

На целлулоиде — лиц мельтешащих метели —
Кадр, ещё кадр, ещё метр, оператора дрожь,
В тесных коробках лежат и молчат еле-еле,
Ждут своих стен, как и ты своей участи ждёшь.



*  *  *

Как говорил Гаврило Принцип
Сквозь кашель и боль в груди:
— Жизнь — недоеденный бутерброд,
Главное — впереди.

Можно умыться горелой водой
И, оттолкнувшись от дна,
Быстро забыть, кто бомбил кого
И — с кем вера одна.

Трудно когда все соседи молчат
И ждут крох от господ...

Бросил надкушенный бутерброд
И вытер кашлем рот.



*  *  *

В сердце моём птица
Птице моей не спится.
Сердце о сердце бьётся.
Звёзды со дна колодца —

Птицы нехитрый ужин.
Тот, кто так птице нужен,
Где-то в другой вселенной
Тоже не спит наверно.

Птица моя устала —
Целого мира мало.
Только лишь ты поможешь
Птице и мне тоже.



ВЕДЖВУДСКИЙ СЕРВИЗ

Старуха при смерти —
Кровохаркает, бранится,
Карты кропит —
Вот вам новая заграница.

Тянет руки сухие к окну —
То ей и это дай.
Пьёт всё подряд,
Бормочет — «Донец», «Дунай».

Любит покой,
Да вечно вся в суматохе и
Болеет старуха
Косовоиметохией.

Хвори старухи
Старинны, странны, целые страны
Смотрят в глаза её —
Полные пепла вулканы,

В огненный рот,
Полный коричневой желчи,
Слушают грудь —
Слышат удары картечи.

Град по стеклу
В доме её не слышен.
Падают стены, старуха
Ест сало из вишен.

Рагу из жирафа пробовала —
Не нравится.
Всё чаще в зеркало смотрится —
Раскрасавица.

Польский точёный профиль
Продаст за ломаный грош.
Шепчет в глаза мне:
«рюсский иван карош»

Шагает по площадям,
Меняя цвета и лица.
Бывает и ласковой —
Чтоб было чем в холода укрыться.

Так и живём по соседству,
Здороваемся, не поднимая глаз.
Конечно, выживет — конечно, вылечим.
Не в первый раз.

Молитвам хватит усердия.
Все — по своим местам.
Косово — это Сербия.
Донбасс разберётся сам.



*  *  *

Кораблик утонет, не волнуйся, любимая,
Утонет с винтом своим ржавым вместе.
И на море опять — всё спокойно,
И над морем опять — птичьи песни.

А люди спасутся, милая, непременно,
И на дне морском люди построят город.
Это, видимо, случится скоро —
Крысы уже меняют норы.

Но если ты и я — капитаны,
То ПОЛНЫЙ ВВЕРХ!
Мимо голубиных крыл
И дырявых крыш.
Мимо ветра и скрипа ветрил,
Мимо взглядов бескрылых всех.



*  *  *

Нашей извилистой осени
Хиросима
Выйдет во двор,
Прищурится, точно дети.
Жизнь так сложна,
Но, кажется, объяснима
И холодна,
И мечется, словно ветер
В лапах моей
Огнедышащей, непохожей
Ни на тебя,
Ни на города
Злые лица,
Птицы Любви.
И хочется оглянуться,
Заговорить,
Но эта немая птица
В плен не берёт,
Без жалости
Пишет в письмах:
— Всё хорошо —
Скучаю, люблю, целую,
Джон выходит на улицу,
Ловит пулю,
Падая шепчет на выдохе:
— Йоко-гама,
Гаммы просты,
Раму вымыла мама,
Здесь всё по-прежнему,
Джордж пьёт воду из Ганга,
Мир в Бангладеш,
Харе по-прежнему, Рама.
Все наши песни —
Дорожная версия Дзэн.
Что остаётся?
Взрослеющий Питер Пэн
Слушает рэгги,
Ходит по ржавым листьям.
Всё побеждает
Loop control system.

Птицы взлетают —
Их уже не вернуть.
Джон поднимается
И продолжает путь.



*  *  *

Сидить вовк біля колодязя,
Заважає людині напитися.
Людина на зірки дивиться,
Бо що ж ти будеш робити!
Зірки чарівні,
Особливо одна зірка,
Тиждень в дорозі
Він не стуляв з неї очi.

Вовк каже казки,
Співає ніч,
Розповідає про старі роки.
Він також каже
Про оселедець
Людини буйний.

А над Хоролом
Чекають мати,
Кохана, друзі.
Чи не загинув,
Чи повернеться?
Дозволь же, Вовче.
Води напитися.



СМЕРТИ НЕТ

Входите все.
Вот чай, вот ночь, вот плед.
Мистер Бродский,
Пожалуйста, у окна —
Так ближе к морю
И смерти от сигарет,
А смерть и в этот раз
Лишь одна.

Ближе к чайнику,
Джон и Джимми,
Джейн, с какого берега
Ваша хна?
Йоко с утра звонила,
Сказала — задержится.
Джим, как выглядит
Мир со дна

Ванны? Дым сладок.
Весело быть живым?
Сэр Иосиф, чем дальше,
Тем меньше арок,
Громче чайки и слаще дым.

Курт, вот дикие травы,
Они помогут унять
Боль и сухость во рту.
Слишком яркий блеск глаз
Объясняют свойства оправы —
Как свет пытается темноту.

Айседора, шелка выходят
Из вод сухими,
Виденьем Китежа
Из открытых авто.
Бади, всё падает,
Что ни летит над ними.
Всё падает —
Не выживает никто.
На берегу Океана, полного всякой хрени
Холден Колфилд мечтает стоять во ржи
В темном углу сухими губами молится Фрэнни
Русские вот-вот придут. Андрей Андреич, скажи!

В архитектуре Белграда так много грусти,
Поводов остановиться и посмотреть назад.
Воздухом Ташмайдана затянешься — не отпустит.
Может только к восьмидесяти — да, Милорад?

А вот и русские —
Как всегда — к сладкому.
На лошадях, Веничка —
На собаке.
Долго ль шли
Зноем и морозами?
В лапоточках,
Подобравши фраки.

Видишь свет?
Нам с тобой засвечено:
Смерти нет —
Только тени вечера.



*  *  *

Гулко катятся рассыпанные карандаши        
В летнем доме моей души                
Ни звука.                        

Кто уходит просто становится невидим        
Рядом ходим, с одной тарелки едим            
Такая штука.                    

Ниже, ниже, ещё и ещё — смотри сквозь лёд:          
Рыбы ходят назад-вперёд            
Сюда-отсюда.                    

Ночь и день их тел смыкаются жернова
Судеб наших мельница — такова
Река Потудань.

Всё уходит и эта тоска уйдёт
В летнем доме моей души —
Не тает лёд.

Всюду тина, предчувствие странных дней.
Все слова о войне,
Все боятся молчать о ней.

Всюду ворох газет, до Воронежа час пути
В летнем доме моей души
Хоть земным шаром покати.

Целый день в эфире радио белый шум.
Чистый лист беру — пишу, рву
И вновь пишу.

Скоро будет солнечно — на столе
Звенит посуда.
Лёд трещит и скоро тронется
Река Потудань.



ДОНБАССКОЕ

                   Моему племяннику Ивану

Спаси и помилуй нас                    
Свой хлеб на своей земле едим            
Солью лижет глаза                    
Огненное «ДОНБАСС».            
Кто прав, тот непобедим.            

Спаси-сохрани наш флаг                
С земли своей не уйдём            
В погребе дети в углах             
В мир играют углём.

Смерть костлявыми пальцами
День считала за днём.
Иван родился в Дебальцево.
Родился богатырём.

Ватным укрыт одеялом —
Любые пеленки узки.
Скоро заговорит
По-русски.


Публикуется по авторской рукописи




Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016