ПЛОТНИК УРОВЕНЬ И ПЛОТНИК КАРНАУХОВ
Автор: Александр ФИЛАТОВ
Жили в Редких Дворах два плотника. Вместе домишки ставили, заборы и плетни городили, колодезные срубы венец в венец вели. На этом и дружбой сроднились. Цигарки порознь не раскурят, стакана не разопьют.
Карнаухов пошустрее был - газетки читал на досуге, книжки иногда - оттого и плешь ранняя тронула его. Так думал он, по крайней мере. Уровень лбом потуже - в войну был под началом стройбатовского старшины и в мирное время сам топором не тюкнул. Все в колхозной артели околачивался и без нее - ни шагу.
Карнаухов постарше. На пенсию раньше вышел. А как вышел - тут же и расслабился. Путевку дали в Сестрорецк - подлечиться. Вернулся из приморских краев - еще глубже морщины, сутулость больше. Пробовал бригадир раскачать его - звал то полы в коровнике поправить, то в амбаре дверь перевесить, то сеткой газовые баллоны обнести. Не шел Карнаухов.
Уровню интересно это было, выведать все хотелось что к чему - и так подступал к другу и этак, а тот - молчок, только пару слов бросит, словно на ветер:
- У меня, Уровень, своя работа... И посурьезней.
Подивится Уровень - и на работу идет с топориком да ножовкой. Возвращается с шабашки - сидит Карнаухов; вечером Уровень с ведром к колонке - снова сидит приятель.
«Какая такая у него работа? - думает Уровень. - Вот и антенна плашмя на земле лежит с прошлой зимы, и у зятя шифер на гараже, как потоптались по нему... Нет, тут что-то не так! Тут без того - не то...».
Не вытерпел как-то, под мухой шел от свояка. Надо бы другой дорогой, но нарочито круг дал.
Карнаухов, будто сова надутая, на лавке мучается - сидит. И палкой у ног что-то малюет.
- Здорово! - говорит Уровень. - Скучаешь?
- Чи-и-и, - отвечает тот, подвигаясь и место давая. - Не перебивай! Не видишь, дело делаю...
Гыгыкнул Уровень. Перебил, не постеснялся. Сказал, словно заговор готовил:
- Подсобил бы мне, а? По старой дружбе.
- Что подсоблять надо?
- Сараишко новый решил поставить, обапалков выписал... Как-то самому несподручно.
- Нет, Уровень, не могу.
- Что ж так, что не можешь друга уважить?
- По камню я теперь, по камню пошел... С деревом начисто покончил...
Уровень поначалу снова гыгыкнул, потом глазами так заработал, что они, будто лопасти, на четверть повернулись,
- По какому такому камню? - спросил он осторожно и опасливо по сторонам глянул.
- Начал по кирпичу, красному и силикатному, но это, брат, пока, временно.
Не понял Уровень, хотел плюнуть - да домой. Но задело за живое уж больно.
- Чего язык-то стружишь? Вон телевизир на гвозде смотришь, кобели по двору шастают, как по улице... А тоже в дурь - по кирпичу! Красному, силикатному! Да ты его в руки брал хоть раз? Обленился ты, Карнаухов! Обленился - на пеньзии. А как на курохт съездил - совсем выходи строиться... Труха посыпалась! У меня мозоли на руках - во какие, глянь! С детишками весовую ставлю. Нет чтоб товарищу верному помочь - так он еще фантазии разводит... Запаршивел ты - и весь тут мой сказ!..
- Уровень, - мирно сказал Карнаухов, - я всегда тебя подозревал. Замечал и раньше, что ты колун колуном... Да ты сядь и послушай, не дергайся, как живчик. Послушай! Вот сижу я на лавке - и думку думаю. А ты порешил, что бездельничаю. Нет, брат! Как бы не так... Сорок лет мы с тобою плотничали да столярничали, от хаты к хате ходили, от свинарника к свинарнику, деревню после войны ставили... Правильно я говорю?
- Ну и что? - нетерпеливо спросил Уровень.
- А вот покажи-ка ты мне, плотничек, где оно, наше-то, осталось?.. Не перебивай... Две хатенки всего - твоя да моя - и те валятся, с завалинок гниют. Остальных - нет. Нема уже их! Редко даже какая закутком для козы стала. Другие так просто в печках сгорели. Дымом истекли туда, в небушко, Уровень! Истекли, Уровень! Да сам ты погляди кругом. Вот у Панковых - знаю, что халтурщики кладку вели, а поди в мастерах ходят, в почете жизня ихняя. И помрут - все поминать будут, мол, вот были такие в Редких Дворах... Да это что! Так я и раньше подумывал, а как съездил в Сестрорецк... Да что там слова! С тех пор и решил на кирпич перейти. Научусь как следует, потом - на камень! Есть такой - дикарь называется, на горах да под землей растет...
Карнаухов вздохнул тяжело и как-то лукаво посмотрел на Уровня.
- Сдурел ты, товаришочек! Обленился... - прошептал Уровень. - Вроде ты и не намного старше меня, а заплошал как!
- Может, оно и так, может, и заплошал, только мне хорошо так жить и строить так хорошо... Вот повозили нас там - насмотрелся... И знаешь, что удумал: отсюда, где сидим теперь, поведу я аллею - липовую и кленовую - до самой Катьки Райковой. В два ряда аллею, Уровень... Довожу, значит, до Катьки - поворот направо, дальше-то лужок сплошной...
- Почему ж направо? - перебил Уровень.
- Да потому и направо, что там лужок сплошной. Задумал я там поставить фонтан - из мрамора. Тоже камень такой, только шибко культурный... Ох, и любил же его Расстрелий! Так вот, повернул я - и по бурьянам - до Ольховского колодезя... На месте колодезя ставлю я беседку и стадион для детей рядом. Крытый такой весь, ну как в телевизоре - видел? Это когда на коньках катаются - прыгают и разные ласточки выделывают... Простенки у меня белые, а внутри - облицовка разноцветная, стекло кругом, чтоб солнце не задерживать... Так обидно мне стало, Уровень, как посмотрел я на Расстрелия! Обидно оттого, что мы - вот такие, что всю жизнь хаты рубили - все чтоб пониже, чтоб окна - как дырки в скворечнике... И ответ за это на нас с тобой, Уровень!
- Для чего ж, если не секрет, беседка твоя? - закричал неожиданно Уровень. - Для чего ж все эти глупые фантазии?
- Чтоб пришел ранним утром и посидел. А то и вечером...
- Как это? Посидел, говоришь? Хе... Посидеть и тут можно, за шею не капает, чай? А как дождь повалит - чего ж сидеть на сквозняке да насморку ловить?
- Ну, так просто - посидел, подумал, побеседовал мирно с кем-либо...
- Ты не то, Карнаухов, загибаешь, не то язык твой дурной стружит. Стадиона ему захотелось. Это мы-то с тобой кататься будем? Или как?.. Я включу телевизир и смотрю с бабкой мирно да ладно, оно мне и приятно, а хоть и задремлю все ж на диване... А у тебя антенна с зимы валяется, телевизир на гвозде смотришь...
- Ладно тебе кривить. На - гвозде! Потому и валяется, что задумался я серьезно...
- Шелевку бить некому! - закричал Уровень. А он задумался. Ученый какой сыскался!
- На шелевку другого поищи, я по камню теперь, понял?
- По камню, по камню! Короедная твоя душа... Тьфу, связался, аж, затошнило от дурацких слов! Пошел я, не о чем мне с тобой болтать, сарай надо ставить... А тебя я десятой дорогой теперь обходить буду, Ишь, Расстрелин какой...
И пошел Уровень с топориком под мышкой. Пошел доски приколачивать - где взакрой, а повыше, подальше от бабкиных глаз - как придется...
Карнаухов остался один. Ведет он свой узор - то веерком раскинет камень на перекидном мостике, то фонтан лепкой украсит.
Звезды высыпали густо-густо, и фонари на ферме вспыхнули.
- Интересно, да, очень интересно, - думает и прошептывает Карнаухов. - Как это через сто лет будут говорить обо мне? Вот, мол, был один большой строитель - звали его Карнаухов... Любил он камень дикий. И культурный. И кладку вел, какую теперь не ведут... А может, и не вспомнят? И говорить не будут? Какую ж там кладку, когда топор взял в руки...
Он прикинул, когда взялся за ремесло свое плотницкое и столярное. И поежился, будто от ветра, ледяного и жгучего.
- У Панковых шестеро было, кажется... Осень дождливая, а в землянке - вода по щиколотки. И Антон пришел с Перекопа без ноги и с шеей порубленной...
И так явственно вспомнил его голос Карнаухов:
- Давай, парнишечка, зови приятеля своего, - хатенку поможете поставить. Христом богом прошу, пропадают детишки...
- Не умею я, дядя Антон, ничего не умею! - кажется, так ответил ему тогда Карнаухов.
- Я, сынок, тоже не умел драться за народную жизню, а вот пришлось, - не посрамил имени своего и общества нашего деревенского...
И кривенькая вышла та хата, больше на тарный ящик смахивала, чем на жилище, но выходили из нее несгибаемые Панковы - трое на поле бранном полегли под Курском, и остались трое, и новые народились...
Хорошо думалось Карнаухову, когда звезды высыпали густо-густо и весь небосклон заполонили...
Жили в Редких Дворах два плотника. Вместе домишки ставили, колодезные срубы венец в венец вели, вместе цигарки раскуривали и по рюмахе пропускали вместе... И жил в городе Санкт-Петербурге мастер Растрелли...
Карнаухов пошустрее был - газетки читал на досуге, книжки иногда - оттого и плешь ранняя тронула его. Так думал он, по крайней мере. Уровень лбом потуже - в войну был под началом стройбатовского старшины и в мирное время сам топором не тюкнул. Все в колхозной артели околачивался и без нее - ни шагу.
Карнаухов постарше. На пенсию раньше вышел. А как вышел - тут же и расслабился. Путевку дали в Сестрорецк - подлечиться. Вернулся из приморских краев - еще глубже морщины, сутулость больше. Пробовал бригадир раскачать его - звал то полы в коровнике поправить, то в амбаре дверь перевесить, то сеткой газовые баллоны обнести. Не шел Карнаухов.
Уровню интересно это было, выведать все хотелось что к чему - и так подступал к другу и этак, а тот - молчок, только пару слов бросит, словно на ветер:
- У меня, Уровень, своя работа... И посурьезней.
Подивится Уровень - и на работу идет с топориком да ножовкой. Возвращается с шабашки - сидит Карнаухов; вечером Уровень с ведром к колонке - снова сидит приятель.
«Какая такая у него работа? - думает Уровень. - Вот и антенна плашмя на земле лежит с прошлой зимы, и у зятя шифер на гараже, как потоптались по нему... Нет, тут что-то не так! Тут без того - не то...».
Не вытерпел как-то, под мухой шел от свояка. Надо бы другой дорогой, но нарочито круг дал.
Карнаухов, будто сова надутая, на лавке мучается - сидит. И палкой у ног что-то малюет.
- Здорово! - говорит Уровень. - Скучаешь?
- Чи-и-и, - отвечает тот, подвигаясь и место давая. - Не перебивай! Не видишь, дело делаю...
Гыгыкнул Уровень. Перебил, не постеснялся. Сказал, словно заговор готовил:
- Подсобил бы мне, а? По старой дружбе.
- Что подсоблять надо?
- Сараишко новый решил поставить, обапалков выписал... Как-то самому несподручно.
- Нет, Уровень, не могу.
- Что ж так, что не можешь друга уважить?
- По камню я теперь, по камню пошел... С деревом начисто покончил...
Уровень поначалу снова гыгыкнул, потом глазами так заработал, что они, будто лопасти, на четверть повернулись,
- По какому такому камню? - спросил он осторожно и опасливо по сторонам глянул.
- Начал по кирпичу, красному и силикатному, но это, брат, пока, временно.
Не понял Уровень, хотел плюнуть - да домой. Но задело за живое уж больно.
- Чего язык-то стружишь? Вон телевизир на гвозде смотришь, кобели по двору шастают, как по улице... А тоже в дурь - по кирпичу! Красному, силикатному! Да ты его в руки брал хоть раз? Обленился ты, Карнаухов! Обленился - на пеньзии. А как на курохт съездил - совсем выходи строиться... Труха посыпалась! У меня мозоли на руках - во какие, глянь! С детишками весовую ставлю. Нет чтоб товарищу верному помочь - так он еще фантазии разводит... Запаршивел ты - и весь тут мой сказ!..
- Уровень, - мирно сказал Карнаухов, - я всегда тебя подозревал. Замечал и раньше, что ты колун колуном... Да ты сядь и послушай, не дергайся, как живчик. Послушай! Вот сижу я на лавке - и думку думаю. А ты порешил, что бездельничаю. Нет, брат! Как бы не так... Сорок лет мы с тобою плотничали да столярничали, от хаты к хате ходили, от свинарника к свинарнику, деревню после войны ставили... Правильно я говорю?
- Ну и что? - нетерпеливо спросил Уровень.
- А вот покажи-ка ты мне, плотничек, где оно, наше-то, осталось?.. Не перебивай... Две хатенки всего - твоя да моя - и те валятся, с завалинок гниют. Остальных - нет. Нема уже их! Редко даже какая закутком для козы стала. Другие так просто в печках сгорели. Дымом истекли туда, в небушко, Уровень! Истекли, Уровень! Да сам ты погляди кругом. Вот у Панковых - знаю, что халтурщики кладку вели, а поди в мастерах ходят, в почете жизня ихняя. И помрут - все поминать будут, мол, вот были такие в Редких Дворах... Да это что! Так я и раньше подумывал, а как съездил в Сестрорецк... Да что там слова! С тех пор и решил на кирпич перейти. Научусь как следует, потом - на камень! Есть такой - дикарь называется, на горах да под землей растет...
Карнаухов вздохнул тяжело и как-то лукаво посмотрел на Уровня.
- Сдурел ты, товаришочек! Обленился... - прошептал Уровень. - Вроде ты и не намного старше меня, а заплошал как!
- Может, оно и так, может, и заплошал, только мне хорошо так жить и строить так хорошо... Вот повозили нас там - насмотрелся... И знаешь, что удумал: отсюда, где сидим теперь, поведу я аллею - липовую и кленовую - до самой Катьки Райковой. В два ряда аллею, Уровень... Довожу, значит, до Катьки - поворот направо, дальше-то лужок сплошной...
- Почему ж направо? - перебил Уровень.
- Да потому и направо, что там лужок сплошной. Задумал я там поставить фонтан - из мрамора. Тоже камень такой, только шибко культурный... Ох, и любил же его Расстрелий! Так вот, повернул я - и по бурьянам - до Ольховского колодезя... На месте колодезя ставлю я беседку и стадион для детей рядом. Крытый такой весь, ну как в телевизоре - видел? Это когда на коньках катаются - прыгают и разные ласточки выделывают... Простенки у меня белые, а внутри - облицовка разноцветная, стекло кругом, чтоб солнце не задерживать... Так обидно мне стало, Уровень, как посмотрел я на Расстрелия! Обидно оттого, что мы - вот такие, что всю жизнь хаты рубили - все чтоб пониже, чтоб окна - как дырки в скворечнике... И ответ за это на нас с тобой, Уровень!
- Для чего ж, если не секрет, беседка твоя? - закричал неожиданно Уровень. - Для чего ж все эти глупые фантазии?
- Чтоб пришел ранним утром и посидел. А то и вечером...
- Как это? Посидел, говоришь? Хе... Посидеть и тут можно, за шею не капает, чай? А как дождь повалит - чего ж сидеть на сквозняке да насморку ловить?
- Ну, так просто - посидел, подумал, побеседовал мирно с кем-либо...
- Ты не то, Карнаухов, загибаешь, не то язык твой дурной стружит. Стадиона ему захотелось. Это мы-то с тобой кататься будем? Или как?.. Я включу телевизир и смотрю с бабкой мирно да ладно, оно мне и приятно, а хоть и задремлю все ж на диване... А у тебя антенна с зимы валяется, телевизир на гвозде смотришь...
- Ладно тебе кривить. На - гвозде! Потому и валяется, что задумался я серьезно...
- Шелевку бить некому! - закричал Уровень. А он задумался. Ученый какой сыскался!
- На шелевку другого поищи, я по камню теперь, понял?
- По камню, по камню! Короедная твоя душа... Тьфу, связался, аж, затошнило от дурацких слов! Пошел я, не о чем мне с тобой болтать, сарай надо ставить... А тебя я десятой дорогой теперь обходить буду, Ишь, Расстрелин какой...
И пошел Уровень с топориком под мышкой. Пошел доски приколачивать - где взакрой, а повыше, подальше от бабкиных глаз - как придется...
Карнаухов остался один. Ведет он свой узор - то веерком раскинет камень на перекидном мостике, то фонтан лепкой украсит.
Звезды высыпали густо-густо, и фонари на ферме вспыхнули.
- Интересно, да, очень интересно, - думает и прошептывает Карнаухов. - Как это через сто лет будут говорить обо мне? Вот, мол, был один большой строитель - звали его Карнаухов... Любил он камень дикий. И культурный. И кладку вел, какую теперь не ведут... А может, и не вспомнят? И говорить не будут? Какую ж там кладку, когда топор взял в руки...
Он прикинул, когда взялся за ремесло свое плотницкое и столярное. И поежился, будто от ветра, ледяного и жгучего.
- У Панковых шестеро было, кажется... Осень дождливая, а в землянке - вода по щиколотки. И Антон пришел с Перекопа без ноги и с шеей порубленной...
И так явственно вспомнил его голос Карнаухов:
- Давай, парнишечка, зови приятеля своего, - хатенку поможете поставить. Христом богом прошу, пропадают детишки...
- Не умею я, дядя Антон, ничего не умею! - кажется, так ответил ему тогда Карнаухов.
- Я, сынок, тоже не умел драться за народную жизню, а вот пришлось, - не посрамил имени своего и общества нашего деревенского...
И кривенькая вышла та хата, больше на тарный ящик смахивала, чем на жилище, но выходили из нее несгибаемые Панковы - трое на поле бранном полегли под Курском, и остались трое, и новые народились...
Хорошо думалось Карнаухову, когда звезды высыпали густо-густо и весь небосклон заполонили...
Жили в Редких Дворах два плотника. Вместе домишки ставили, колодезные срубы венец в венец вели, вместе цигарки раскуривали и по рюмахе пропускали вместе... И жил в городе Санкт-Петербурге мастер Растрелли...
Другие произведения автора:
Следующие материалы:
Предыдущие материалы:
МАКС БЕССОНОВ- ВИТАЛИЙ ВОЛОБУЕВ
- МАКСИМ ЗАКОРДОНЕЦ
- ОЛЬГА КНЫШ
"Я видела: падает лист..."- "Я просто живу в музее..."
- "Я люблю, когда ты просто
дома..."- "Небесный свод над нами
- синий-синий..."
- Плясунья
- "Я не Бог, но все к тебе
- вернется..."
- "Все так неправильно, так
- сложно..."
- "Я никак не возьму в толк..."
- "Когда женщина пишет
- о бывших..."
- Рецидив
- "Люди обычно ломаются..."
- Кофе со счастьем
- "Спасибо за плечо,
- подставленное в горе..."
- "Мне кажется, что я могу
- влюбиться..."
- "Ты даже не знаешь, какой ты
- опасный..."
- Маме
- Санки. Детство
- "...и как-то не хочется помощи
- НАТАЛЬЯ КОНДАУРОВА
- ОЛЬГА КУСТАВИНОВА
- АЛЕКСАНДР ОБЕРЕМОК
- СЕРГЕЙ ПОСОХОВ
- АЛЕКСАНДР САВИЦКИХ
- ОЛЬГА ШАХРАЙ
- ЕКАТЕРИНА ШЕВЧЕНКО
- "В маленькой столовой на краю
- пустыни..."
- Элегия
- Все спать легли
- "И ты, ненастье, в клетчатом
- платке деревенском..."
- "В том заботливо-разрушенном
- краю..."
- "Ночь вырастет из зерна в
- теченье часа..."
- "Я объяснялась на мрачных
- лестницах..."
- "В руки которой весны свой
- живот предадим..."
- "Москва, стеклянная голубка..."
- "Не обижай огней зелёных,
- слабых..."
- Письмо с Итаки
- "По крикам ворон я
- представить могу, не вставая..."
- "Посиневшие ногти покойной
- зимы..."
- "Пойдём со мной на край
- послушать флейту..."
- "В самом сердце осени,
- у печки..."
- "Жизнь, меняльная лавочка,
- всё ты звенишь..."
- "Кто небом проходил, взмутив
- лазурь, как воду..."
- "Переделкино пахнет
- веснушчатым снегом
- февральским..."
- "Я отказалась от счастья..."
- "Кажется, нет, не поможешь..."
- "Поздней ночью в потоках
- дождя..."
- "Замирающий центр. Ничего
- не узнать..."
- АЛЕКСЕЙ АЛЕКСЕЙЧЕНКО
- "Ждет бабуля моя ответ..."
- Восторг
- Учёба
- На погосте
- "Февраль. Над пажитью летают
- "Живу на этом белом свете..."
- Россия
- Законы природы
- В жизни
- Брак
- У белого дома
- Не приведи Господь
- Паденье
- Одиночество
- Валентина
- Разговор с дочерью
- Вера. Надежда. Любовь
- "С захода солнца до рассвета..."
- "Какие ясные картины!.."
- Все было...
- Вина
- Люди
- Разговор
- Поэту всё прощается
- Стих
- АНАТОЛИЙ ФОРОВ
- Памяти Анатолия Форова
- "Эти старые звуки осеннего
- вальса..."
- "Ещё вчера дожди шумели..."
- "Дождями осень отрыдала..."
- "Ещё листва сполна не облетела
- "Запылали щёки у рябин..."
- Осень
- "На Белгородчине зима..."
- "Над родимой сторонкой..."
- "Январь. Крещение. Опять..."
- "Споткнулся день о горизонт..."
- "Какая русская зима!.."
- Последний снег
- "Уже рассвет издалека..."
- "Какое утро зарождается!.."
- "Спасибо вам, скворцы,
- спасибо..."
- Ливень
- "Ночка, ливню радуясь..."
- "Какая нынче благодать!.."
- Родник
- "Расстегнула ночь халат..."
- "Сжигаю я вчерашнюю листву
- "Скатилось солнце на покой..."
- "В ранний час по холодку..."
- "Как приятно бродить
- раздольем..."
- "Ну вот и задождило..."
- "Вот и лето моё отзвенело..."
- "Закат клубничный над
- холмами..."
- "Я бегу по листве за кричащей
- последнею стаей..."
- "Когда весенний грянет гром..."
- АЛЕКСАНДР ХАРЫБИН
- АЛЕКСАНДР ЯМПОЛЬСКИЙ