НИКОЛАЙ ГЛАДКИХ

Я СЕБЕ НА УМЕ КАПИТАН ...
Из опубликованного на сайте «Stihi.ru» (2009)



*  *  *

Слепые ливни чёрным пологом
Накрыли тыщу деревень,
И молний голубые сполохи
Бросают наземь мою тень.

Летит за мною небо-небище
На чёрных крыльях заварух.
А это значит, жив во мне ещё
И Русью пахнет русский дух!

Нависли тучи над Россиею,
И я терпеть её молю.
Мне сказкой велено спасти её,
Царевну горькую мою!

*  *  *

Над холмами, над пустошью пожни,
Подымаясь в заоблачный свет,
Чёрный ворон парит по-стрибожьи,
Допотопный, как первый завет.

А на склонах — стада и отары,
Пересвист пастухов верховых.
А в долине бескрайней и старой
Упокой берегов вековых.

Над речушкою в поисках устья
В изваяниях дыма жильё,
Человечьей души захолустье,
Заповедные дали её.

И всё выше — один в поднебесье —
Чёрный ворон на всхожем тепле.
Уходящего века ровесник,
Он ещё поживёт на земле.

Он другие увидит заставы
На рассвете, в закатном дыму
И кого-то вот так же заставит
Удивиться пути своему.



*  *  *

И голос, и маски, и свиту,
И страны, и судьбы меняя,
Ни часа, ни места не зная,
Искал я свою Маргариту.

— Услышьте, скажите, ответьте! —
Взывал я и к ветру, и к солнцу. —
К какому идти горизонту
И где мне искать свою ведьму?

— Иди, — отвечали — на грех свой,
Лови свою душу на слове!
И часто, казалось, везло мне,
Но губы не лгали мне — Гретхен!

Но вот предо мною однажды
Она на метле приземлилась
И о всепрощенье взмолилась
В заоблачном приступе жажды.

И полные чаши я налил,
Её обожжённый ладонью.
О, эту беспутную донью
Вы знали и даже познали!

И я потерял своё тело,
Волшебной обласканный мазью,
Она позвала меня — Мастер! —
И в небо со мной улетела!



*  *  *

Всё сначала — подлог и забава,
И цветы, и вино, и слова.
Пей и смейся, пока не упала,
Как на плаху, на грудь голова.

После будет уже не до шуток.
И наряд наш по-райски убог,
И восторг безутешен и жуток,
Как его и замысливал Бог.



*  *  *

Я себе на уме капитан,
Три ступени ещё до полковника.
Мне по чину и жребий воздан —
От штабного льстеца до любовника.

Я на службе державных мужчин.
Что прикажете, ваше величество?
Виночерпие — общий почин,
Остальное — по знакам отличия.

Но везенье — божественный дар,
И во мне он когда-нибудь сбудется,
Как Россия под игом татар.
Всё зависит от русской распутицы!



*  *  *

Осенний день уводит караваны
Печальных птиц, вскормлённых на земле.
И вспомнил я, что есть на свете страны
И города, лежащие во мгле.

Час добрый вам, пернатые цыганы!
Ваш путь высок и тучами укрыт.
Я остаюсь в своём краю курганном
Не оттого, что робок и бескрыл.

Над нами жизнь, как лёгкий сумрак тает,
И холодеет под ногами твердь.
Как хорошо, что ваш вожак не знет,
Что есть на свете родина и смерть.



*  *  *

Из чаши бытия по-нищенски лакая,
Я говорю себе: — Ещё не пробил час!
Рождённый от отца, умру от коньяка я,
Когда на сердце бед почувствую запас.

Я в сотый раз умру, как нищий и калека,
Как Пушкин умирал, тая в себе картечь.
Прилягу на снегу по праву человека,
Прилягу насовсем, как захочу прилечь.

А если я умру, когда не будет снега,
Я в травах утону иль припаду к реке.
Я в сотый раз умру бродяжьей смертью века,
С безумием в глазах, с бутылкою в руке.

Я смерть свою вдохну, как трепетное эхо
Той жизни, что звучит в любой моей строке.



*  *  *

Деревенские старушки
Уверяют горячо —
Будут на Руси пирушки,
Свадьбы или что ещё.

Эти древние старушки
По селу разносят весть:
У поэта нету кружки,
А у няни кружка есть!

Эти вечные старушки
В Царском слышали Селе —
На Руси без заварушки
Никому не веселей!



*  *  *

Мой скудный ум — приют большой науки,
Вдруг ужаснулся в тишине ночей
Неумолчной вражде прямых речей,
Мои дознанья взявших на поруки.

Был Пушкин. Были тёмные убийства.
Распутин был. Промеж добра и зла
Россия испокон веков была
Страною шарлатанства и витийства.

Всё помнить — есть такое ремесло.
В стране с названьем Царское Село
Исчерпаны запасы благородства.

Весна опустошает закрома.
Но лёд безволья и огонь юродства
Неистребимы в час. Заспорим, а?



*  *  *

Надо мною, любимая, смилуйся,
Сделай так, чтоб ты больше не снилась мне!
Выпей чары свои
через губы мои,
Сделай так, чтоб ты больше не снилась мне!

Моя нежность тобою пропитана
И тобою ещё не испытана.
Так испей же до дна,
до последнего сна,
Что тобою ещё не испытано.

Никому потревожить не велено,
То вино, что от времени зелено.
Веря в милость твою,
никому не даю,
Я вина, что от времени зелено

Хорошо ль тебе, милая терпится
Без меня, твоего виночерпия?
Средь ночной тишины
только горькие сны
На губах твоего виночерпия.

Надо мною, любимая, смилуйся,
Сделай так, чтоб ты больше не снилась мне...



*  *  *

Пусть ты меня почти не знаешь,
Не уходи, не уходи!
Ты мне уже напоминаешь
Царевну, спящую в груди.

За неизбежные разлуки
Ты не убий, не укради
Уже познавшую все муки
Царевну, спящую в груди.

Ладонью прикоснись к ладони
И поцелуем награди,
Услышь, как дышит и как стонет
Царевна, спящая в груди.

Лети и под ноги, как лебедь,
С крутого неба упади.
Я твой грядущий королевич,
Царевна, спящая в груди!



БЕЛЫЙ ТАНЕЦ

— Прошу! — сказали вы упрямо
И громко, чтобы слышал зал.
И я стоял, как сын Приама
Перед Еленою стоял.

Вы предложили белый танец.
И стукнул звонкий сапожок.
И я, отпетый самозванец,
За вами медленно пошёл.

О, мне хотелось, я не скрою,
Чтоб это были, были вы!
И мы кружили перед строем
Недоуменья и молвы.

Но ваш благословляя выбор,
Я с тихой грустью осознал,
Что из игры теперь я выбыл,
И этот бал уже не бал.

Теперь закружит белый танец
Уже бессильных нас с тобой,
В котором бывший самозванец
На трон сажается толпой!



*  *  *

И огонь, и стужа поцелуя
Как молитва перед скорой казнью.
На губах взрывается и гаснет
Лишний мир, который не люблю я.

Слышу я неотвратимость злую
Райских нег и Божьей неприязни.
Только нет иной во мне боязни —
Я боюсь лишь ту, кого целую.

Господи! Тебя не посрамлю я
Верою в слепое постоянство
Исполненья человечьих таинств!

Умирает на глазах пространство,
Время, словно лёд, на душах тает,
И ликует бездна. Аллилуйя!



*  *  *

Во мне любовь уже сильнее страсти.
И страсть ещё сильнее, чем любовь.
Они друг друга, как слепые, дразнят.
Как ты и я. Как мы с тобой.

Ты вся во мне. Но как ты неблизка мне!
И надвое расколота тоска.
Я, как холодный дождь, упал на камни
Горячие и — снова в облака!

Живёт во мне неслыханная нежность,
Внезапная, как радость или гнев.
Горит огонь, сжигающий одежды...
Но мне не сгинуть в том огне!



*  *  *

Россия! От судьбы континентальной
Ты долго шла к далеким берегам
Через века, окутанные тайной,
За новый перевал и перекат.

Ты шла туда, где редкие народы
В горах, на побережьях и в степях,
Отнятые от матери природы,
Не посчитали мачехой тебя.

Ты шла туда, где горы и пустыни
Остановили щумный бег равнин
И корни в землю древнюю пустили
Осколки Чингисхановой родни.

Ты шла туда, куда глаза глядели
Отчаянных твоих поводырей,
Куда жар-птицы по небу летели —
За сказочные тридевять морей.

Ты шла туда, куда тебя не звали
И звали, если было невтерпёж,
С иконой «Утоли мои печали»
И без икон — на мировой дебош.

Ты шла и шла — такие были веки
В развернутых просторах бытия,
Чтобы однажды опрокинуть вехи
И возвратиться на круги своя.

Тебе уже не возвратиться с миром
К престольным дням и праздникам твоим.
Так воротись к своим мечам и лирам,
Дай захлебнуться кровушкой кумирам,
Которых мы, безумные, творим!



*  *  *

И медное солнце в большой синеве,
И белые тучи с багряным подбоем
Застыли, стоят голова к голове
И резкие тени бросают на поле.

И нету нигде проторённых путей.
И я, помолившись и небу и Богу,
Вхожу в этот день, как седой иудей
Заходит в пустую свою синагогу.

А там — ни свечи, ни печальных икон,
Ни сладкого хора, ни светлого вида.
Один довременный холодный закон.
Стезя Моисея. Эпоха Давида.



*  *  *

Предрассветный побег тишины
Возврашает мне внутренний голос.
Сплав безмолвья и пальцев расколот
О серебряный волос струны.

Звук за звуком на поступь утра
Откликаются тайны глагола.
Льётся день из металла какого?
Что случилось со мною вчера?

Разбивается призрачный век
О воздушные звонкие рифы.
Не поверив в исход и побег,

Остаются созвездья и мифы,
Племя вдов и душевных калек.
Остаются поэты, сизифы.



*  *  *

Три седых старика из соседней станицы
Мне на новой стерне повстречались вчера.
Горький дым городов опалил им глазницы,
И слезой в них застыла огней мишура.

Я им руку пожал, угостил их махоркой
И стоял и вослед им смотрел за версту.
А они уходили по жарким пригоркам
С узелком за спиною и жаждой во рту.

И плыла им навстречу вселенская кипень,
И дарили им сень кучевые кремли.
Это старая Русь уходила на гибель,
А пригрезилось мне, будто то короли
За ближайшую рощу в соседний Египет
На сладчайший поклон ко Младенцу пошли.



*  *  *

Приходил к нам заносчивый хан.
Забредал привередливый лях.
Вырастали цветы на лугах,
И росли Покровы на Нерлях.

Где-то рушится Спас на Крови,
Где-то мшеет заброшенный скит...
И какой-нибудь мудрый раввин
Лапоточки плетёт из ракит.



*  *  *

В хаосе, наполненном без края
Светом и безмолвием стихий,
Землю многошумную карая,
Мчатся к ней чуть слышные стихи.

И когда их, брошенные наземь,
Подымает шёпотом поэт,
Предстаёт он с ними перед князем,
И обоим утешенья нет.






Наталья Дроздова, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016