НИКОЛАЙ ГЛАДКИХ

ЭТА ДЕВУШКА В БЕЛОМ
Из книги «Царевна, спящая в груди» (1998)


*  *  *

Эта девушка в белом
Из далёкого сна
Мне сказать не успела,
Что в меня влюблена.

Предрассветные грозы
Пробудили меня,
И рассыпались розы
Лепестками огня.

Огнеокая туча
Мне махнула крылом
И исчезла в грядущем,
И пропала в былом.

Опалила мне очи
Голубая гроза,
И не смыслю с той ночи
Я в любви ни аза.

Запорошены пеплом
Оглашенного сна
Губы девушки в белом,
Что в меня влюблена.

*  *  *

Октябрьских созвездий весы
Рассветные взвесили тяжбы.
Куда ещё ниже росы
Упасть было, свету хотя бы?

Была ненасытною зябь,
Как власть на веку торопливом.
Чуть раньше, неделей хотя б,
И я родился бы счастливым.

Но зыбкие чаши свои
Расставил октябрь под купели.
И в рощицах, как соловьи,
Скворцы перелётные пели.

И было в домишке темно.
Я ожил таинственным криком.
Старушки крестились в окно,
Как семьи в ковчеге великом.

Угодник глядел из угла.
Рассвет поклонился до пола.
Судьба же мне имя нашла
Давно. Приближался Никола.



*  *  *

Я был в летах Ромео и Джульетты.
Я не ходил, а словно на весу
Витал, как Дух, не видящий внизу
Сквозь колыханье туч своей планеты.

И по тому, какие силуэты
Ваяла ночь из уличных огней,
Я понимал, что ты уже во мне,
Еще не зная кто, не зная где ты.

И мне являлись чудные приметы.
Счастливых лет в звенящей тишине
Кукушка отсчитала тыщу мне.

И ночь меня едва валила с ног.
И были ветры в дрожь листвы одеты.
Я был один — и не был одинок.



*  *  *

Стая туч за ветрами метнулась
Неизвестно в какие края.
Так ушла и уже не вернулась
Сингарела — цыганка моя.

А вослед над равниной широкой
В моросящих оплывах свинца
Скачут птицы в далекий Марокко.
Помашу им рукою с крыльца.

Увядает под серой громадой
Рощ багряных скудеющий шёлк.
Почему я с тобою, ромалэ,
Босоногий, тогда не ушёл?

В ту страну, где горячее небо
Не звенит от лебяжьей тоски,
Где мерцают, как быль и как небыль,
Миражи да сухие пески...



*  *  *

В садах за аллеями злое безлюдье.
И в старой усадьбе темно.
И плачи и смех чистой флейтою льются
В открытое настежь окно.

Здесь вечер настоян на красках шалфея.
И в доме печальном, одна,
Творит свои звуки печальная фея
И гонит их прочь от окна.

Не знаю, не ведаю, кто она, эта
Владычица чистых реприз.
Проходят мои одинокие лета,
А я всё ни нищий, ни принц.

Качается вспрыгнувший на подоконник
На шёлковой шторе сквозняк.
И в небо уносят крылатые кони
Сомкнувшего веки меня.

И ветер весенний по тёмной аллее
Бредёт от скамьи до скамьи.
И к звёздам летят, заблудившись во флейте,
Слепые надежды мои.



*  *  *

Опять, словно анестезия.
Бесчинствует сон. И во сне
Вертинская Анастасия
Приходит на берег ко мне.

Из тёмных глубин океана,
Любви и тоски не тая,
Зову я вдову Ихтиандра,
Который, конечно же, я...



*  *  *

Звезды лазурны и редки
В южном краю небосклона,
Где еле слышные ветки
Шарят в безмолвии сонном.

Как соглядатай, коварен
Месяц. Но что здесь такого,
Если летит с наковален
В тёмную бездну подкова!

И тополя, и усадьбы
В золоте звёздного света.
Вот где полночные свадьбы
Ведьмам играть среди лета!

Сердце, куда же бредёшь ты
В полубезумном восторге?
Мало ль на Боговы кошты
Сыграно дьявольских оргий!

Ну-ка, пошарьте в карманах,
Нынче гуляли не вы ли
Там, где на тёмных курганах
Дремлют незрячие вии?

Ночь высока и прекрасна.
Мысли пьяны и беспечны.
Время не знает пространства.
Звезды лазурны и вечны.



*  *  *

Городскою непогодой
День замкнул свой серый круг,
И ты стала непокорной,
Ускользнула из-под рук.

Так внезапно и узнал я,
Что такое пустота,
Будто кто вина мне налил
В дни Великого поста.

Дождь серебряные перлы
На ресницы нанизал.
Мы уходим. Чур, я первый!
Мне лететь под небеса.

Ты совсем иное дело,
Путь твой неисповедим.
Ты сейчас уйдёшь всем телом
И душою в дождь и дым.

Как, одной тебе известно,
Объяснить ты им должна,
Ты замужняя невеста
Иль на выданье жена.



*  *  *

Ты являешься мне в сновиденьях.
Это значит, что ты — не моя.
Это значит, из небытия
К нам приходят земные хотенья.



*  *  *

На эту даль посмотришь — и ослепнешь!
Простор сверкает снегом молодым.
Нет ничего зимы великолепней,
Одетой в подвенечно-белый дым.

И лёгкие до головокруженья,
Идущего охватывают вдруг
Круговороты встречного движенья,
Дрожащих теней зыбкий полукруг.

Бросать дела, бежать, теряя зренье,
В пустыню света, в обморок воды,
Читать наощупь в белом оперенье
Следы зверей, Снегурочки следы!



*  *  *

Я как вор в своём китеже.
Настежь окна и дверь.
Стали тени навытяжку
У акаций и верб.

Ночь, бесстыжая странница,
Восвояси ушла.
Ей какая тут разница,
С кем была, с кем спала.

Смотрят смуглые дачницы
Сквозь расхристанный зной
На мою бесприданницу,
Что скучает со мной.

Кто ты есть, полуночница,
Вспомнить мне помоги,
Одалиска? Заложница?
Что-нибудь мне солги!

Где ты, рыцарь мой каменный,
Долгожданный мой гость?
Как и чьими руками мне
Задушить свою злость?

Ветер похотный, кто ж ещё,
Снова будет не прочь
На губах её, торжищах,
Унести эту ночь.

Эти губы, что померли,
Выпив за ночь меня,
Будут пущены по миру
На все стороны дня.



*  *  *

Терпкий чай с облепихой.
Чистый воздух садов.
Как таинственно тихо
За чертой городов!

Чуткий маятник сердца
Не услышит едва ль,
Что живёт по соседству
Озорная вдова.

Закачается властно
То туда, то сюда,
В направленье соблазна,
В направленье стыда.



*  *  *

Вороны на ветках
Сварливо галдят
И, как с того света,
К нам в окна глядят.

А звуки в миноре
Чисты и легки.
Вы рядом со мною —
И так далеки.

Манящие ритмы
Звучат и звучат.
О чем говорить мне
И как мне молчать?

А он всё взывает,
Ревнивый минор.
Я в зеркале вами
Любуюсь, как вор.

Моим нетерпеньем
Любуетесь вы.
...Мне долго теперь не
Поднять головы...



*  *  *

По небу белые башни
Тихо куда-то плывут,
Сеют на дальние пашни
Золото и синеву.

Оборотни голубые
Бьются о землю, и вот
Мчатся хромые, рябые
Вихри над зеркалом вод.

Кто это, злой или добрый,
Там, где белеют кремли,
Бледной Снегурочки образ
Дымом развеял вдали.'

Света высокие сходни
Манят подняться туда,
Но не подняться сегодня
В детские мне города.

Я из ребячьей забавы
Песни слагаю давно.
Верное сердце Купавы
Мне на земле суждено!



*  *  *

У реки на крутом берегу
Расцветает черемуха в мае.
И представить себе не могу,
Что бывал от неё без ума я.

И опять над рекою весна,
Что напомнила эту любовь мне.
Ты, сегодня чужая жена,
Кем была мне тогда? Не припомню!

Снег да пыль безымянных дорог,
Листопады да вешняя паводь
За спиной. Кто подумать бы мог,
Что меня подведёт моя память.



*  *  *

Розовые звёздочки левкоя
И друзей неотвратимый суд
Не спасут от майского запоя
И от бед желанных не спасут.

Буду я выведывать по рощам
С чьею-нибудь ветреной женой,
Лежа на черёмушьей пороше,
Что случится с нею и со мной.

И бредя однажды к полустанку,
Я опять отчаянно солгу,
Что сегодня от неё устал я
И что завтра видеть не смогу.

И она, глумливая, ответит,
Ложь мою читая по глазам,
Что со мной уже никто на свете
Не пойдёт шататься по лесам.

И умчит её железный ящер,
Извиваясь на стальном пути.
И костёр черёмухи дымящей
Будет чахнуть на её груди.

Вновь её обнимет серый город.
И любовь на счастье променяв,
Охладеет женщина и скоро
Вовсе позабудет про меня.

Только я не обрету покоя.
Не дадут мне в мае отрезветь
Голубые звёздочки левкоя
И лесов черёмуховый свет.



*  *  *

Ночь была темна и слякотна.
И в окне маячил свет,
Где меня малина-ягода
Ожидала. Или нет?

А меня сейчас прохожие
Сторонились, как огня.
И спина гусиной кожею
Покрывалась у меня.

Но боялся я не полночи,
Из которой выйдет тать,
Мне присвоит имя сволочи,
Станет что-то вымогать.

Я боялся только случая,
Что не ждёт меня она,
Эта ягода колючая
В маяке того окна.

И какая-нибудь грешница
Молча встанет на пути
И назавтра станет грезиться,
Хоть убей, хоть пропади!



НЕВЕСТА

Молодая, но строга не по летам.
Обжигаясь, ходит солнце по устам.
В белой шапке, с беглым росчерком бровей.
Жизнь ещё не затуманила очей.

Жадно слушает она, а что же там,
За высоким эхом праздничных речей?
Не хотела — нетерпенье как назло
Губы в нежную улыбку ей свело.

И стоит в лебяжьем пухе и огне
С непонятною судьбой наедине.
И не знает, кто придумал столько слов
И зачем они в её прекрасном сне...



*  *  *

Она служила поварихой,
Конторы здешние мела,
Бывала сватьей Бабарихой
И бог весть кем ещё была.

Ей было только восемнадцать.
И в эти щедрые года
Она была из тех, что снятся
Как долгожданная беда.

И ни один в округе леший
Того не стал бы отрицать —
Она была из тех, кто лечит
Мужские робкие сердца.

И очень долго вся округа
Пила постылый самогон,
Когда она нашла супруга
И с нею вдаль уехал он.

И лезли пьяные ревнивцы
Друг перед другом на рожон,
И вспоминали ту, что снится,
И проклинали верных жён.



*  *  *

Ты уходила не по-женски.
Я уходил не по-мужски.
Ты мне грозила каждым жестом,
А я лишь плакал от тоски.

Ты убежала без оглядки,
Как Золушка, без слов и слёз.
И ветерок упал на грядки
Увядших за день колких роз.

А я, как принц, корпел над чаркой,
Покуда вечер не продрог.
И тень отчаянья овчаркой
Скулила тихо подле ног.

Луна стальною гильотиной
Висела над моим окном.
И я головушкой повинной
На плаху пал, казнённый сном.

И с воскресеньем небосвода
Опять воскрес и понял я,
Что это — новая свобода,
Коварная, как полынья.

И я вкусил её блаженства!
И сердце рвалось на куски.
Ты уходила не по-женски.
Я уходил не по-мужски.



*  *  *

Эта ночь роковою была,
Что пришла не ко мне, а за мною.
Бледный месяц упал со стекла
И как раб целовал твои ноги.

Осенённый оконным крестом,
Я припал к милосердным коленям
И молился на самом святом
Из огней, чтобы нас не жалел он.

И качал он ту ночь до утра
На своих непорочных качелях,
А когда наступила пора
Расставанья, спросил я:
— А чей я?

Ты в ответ прошептала:
— Ты мой!
И не знала, когда отвечала,
Что останется вечною тьмой
Эта ночь без конца и начала.


Источник: Гладких Н. Д. Царевна, спящая в груди. Лирика. — Белгород: «Крестьянское дело», 1998. Стр. 7-30





Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016