ТАТЬЯНА РЫЖОВА

РОДНАЯ СТОРОНА
Из книги стихов «Ветка бересклета» (1993)
.

ЛУНА

1.

Высокая, как нота «си»,
красивая как белый голубь,
торжественно луна висит
на небе голом.

И хочется ей нежно петь,
летать над рощею не спящей,
и мир отчаянный согреть
душою горячей.

2.

Желтая капля луны
вдребезги оземь разбилась:
Я не боюсь темноты —
я к ней давно приучилась.

Я не боюсь тишины —
крика боюсь и упрека.
Желтая капля луны
тоже, как я, одинока.


* * *

Когда мне очень плохо,
когда надеждам крах,
то вместо слез и вздоха,
и вместо крика «ах»
я, как вином вишневым,
дурманящим меня,
накачиваюсь снова
мечтами до пьяна.
И, как дитя больное,
не верю в смерть детей,
и строю планы, строю
отчаянней, вольней.


НА СТАРОМ МОСТУ

Еще держится старый мосток,
хоть скрипуч и подгнили основы.
Ни весенний кипучий поток,
ни груженый дровами возок
не сломали. Он трудится снова.

Аист шествует не спеша,
длинным клювом трещит невпопад,
И пушинки летят с камыша,
и отходит от горя душа,
и нет силы уехать назад.


* * *

В июле так хотелось солнца,
цветов, простора, красоты,
но, как назло, все льется, льется
дождь с сине-черной высоты.

На гнездах птицы присмирели,
разочарован пчеловод,
и вместо иволги-свирели
петух рассерженный поет.

Нам Бог судья, и все дается .
здесь по заслугам и делам...
В июле так хотелось солнца
и счастья — нам.


* * *

Сижу рядом с тихою Ворсклою
на травке, что пуха нежней,
и долго любуюсь на розовость
закатного неба над ней.
И слушаю, слушаю трепетно,
как в темно-зеленой волне
подъязи и окуни медленно
подходят поближе ко мне.
Я их не спугну преднамеренно:
— Плывите, глядите в глаза!
Я так же, как вы не уверена,
что завтра не грянет гроза,
что вся эта милая розовость —
не признаки пасмурных дней...
Сижу рядом с тихою Ворсклою
на травке, что пуха нежней.


* * *

После мокрых и пасмурных дней,
после грязных дорог и крылечек,
засиял над деревней моей
праздник солнечных чудо-колечек.
Раскатились они по буграм,
по присыпанным пудрою крышам,
и звенят, и балуются там,
и морозной свободою дышат.
Хоть бери и на палец надень
и к венчанью иди в воскресенье...
Что за прелесть — сегодняшний день,
что за милое наважденье!


РОДНАЯ СТОРОНА

Укройся белым одеялом,
моя родная сторона.
Тебя жалели очень мало,
тебя любили не сполна.

А ты такая золотая,
такая хрупкая, как сон,
как свет, что радость излучая,
из отчих брызжется окон.

А ты такая недотрога —
любое зло в душе горит,
но мы надеемся на Бога,
что он спасет и сохранит.

Укройся белым одеялом —
его тебе снега сплели.
Тебя жалели очень мало,
да и себя не берегли.


* * *

Ты не любишь эти дали,
Не лелеешь этих снов,
А тебя ведь здесь встречали,
Как положено сынов.

Что тебе до пашни здешней,
И до песен, и до гроз?
Ты сказал, что ты — приезжий,
Иль залетный, словно дрозд.

Ты не видишь звезд в колодце,
Не забьешь в забор гвоздя...
Может быть, сюда вернется
Тот, кому без нас нельзя?...


* * *

Село мое тонет в сирени,
И пчелы его сторожат,
В полуденной неге и лени
Они над цветами дрожат.
Намазаны крылья нектаром,
Осколочек солнца в глазах,
И веет медовым угаром
От хат, от людей и от плах.
И нет веселей этой хмели.
Продлись, май пчелиный, продлись!
Село утонуло в сирени,
И радуги переплелись.


РОДНИК
                    Сестре

Чудо-домик у самой дороги
крышу-крылья сложил и стоит.
Кто б ни ехал, но здесь, хоть немного,
с благодарной душой погостит.

Вот и мы не проехали мимо —
слишком много встречалось невзгод,
отдохнуть было необходимо
в этом храме живительных вод.

Значит, жизнь еще не на исходе,
значит, можно мечтать и любить,
коль еще удается — находим
родников путеводную нить.


ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ

Ты вскрикивал по ночам
и бился во тьме о стенку,
охрипшим голосом звал
погибшего друга Генку.

А мама шептала: — «Сынок,
ты дома, родной, ты дома!»
Но рушился потолок
и бой грохотал знакомо.

Хоть не было больше сил,
но рвался опять помочь ты.
И пить по-афгански просил
среди непроглядной ночи.


* * *

Беда живущим на земле,
одна беда да горе:
То нету хлеба на столе,
то не стихает море.
То войны губят, то болезнь
свирепствует упрямо,
то неоправданный арест
и с номерком пижама.
То революция в стране,
то революция в сознанье,
и все недаром, все в цене,
и все нам в наказанье...
Но несмотря на этот крест,
я утверждаю, (странно?);
Жизнь никогда не надоест —
она всегда желанна.


* * *

Купола для того существуют,
чтоб у нас были к небу мосты.
Вместе с птицами звезды целуют
на заре золотые кресты.

Лишь ударит малиновым звоном
наша церковь на пять деревень,
подчиниться извечным законам
будет душам уставшим не лень.

В этих росписях древних и светлых
я кажусь тебе вдруг неземной,
а на Троицу — нежною веткой,
а на Вербу — пушистой серьгой.

Иль молитвой, что вдруг зачарует,
этот мир — колыбель красоты...
Купола для того существуют,
чтоб у нас были к небу мосты.


* * *

На фоне церквей уцелевших,
на фоне плакучих ракит,
деревня трубой почерневшей
устало на небо коптит.

Последние силы растратив,
последнюю веру пропив,
добротным шумит она платьем
из диких цветов и крапив.

Ни радости нету, ни скуки,
ничто уже здесь не болит.
И Бог сквозь озонные люки
с усмешкой на землю глядит.


* * *

Поутру поет соловушка,
лишь опомнится заря,
золотое свое горлышко
дню весеннему даря.

Не щадит себя нисколечко,
как все гении земли,
чтоб разбитых чувств осколочки
снова цельность обрели.


* * *

За все свои деяния,
уж так устроен свет,
несем мы наказание
и держим свой ответ.

Для жертвы и виновника —
всегда один венок
колючего терновника,
да не в один часок.


* * *

Люблю, когда без передыха,
с самозабвением уже.
природа будто бы портниха
сшивает раны на душе
дождем размеренным и нежным,
и бесконечным, как река,
что даже нервная рука
пожатием чарует прежним.
И только краешком, ресничкой,
любовь печалью золотой
тревожит белую страничку
рифмованною чепухой.


ЖЕЛАНИЕ

Мне надо, чтоб луна
над крышею качалась,
чтоб куст сирени цвел
у дома моего.
Мне надо, чтоб река
текла и не кончалась,
и больше ничего,
и больше ничего.

Мне надо, чтоб рука
моя твоей касалась,
чтоб было мне тепло
от сердца твоего.
Мне надо, чтоб любовь,
судьбою называлась,
и больше ничего,
и больше ничего.

Мне надо, чтоб земля
всегда была зеленой,
чтоб черный цвет исчез
из памяти ее.
Мне надо, чтоб народ
жил добрым и веселым,
и больше ничего,
и больше ничего.


Источник: Рыжова Т. М. Ветка бересклета. Стихи. «Крестьянское дело», Белгород, 1993. Стр. 23-33

На страницу Татьяны Рыжовой

Виталий Волобуев, сканирование оригинала, подготовка и публикация, 2024