ОЛЬГА БЕСПАЛОВА

НЕ ЗОВИТЕ МЕНЯ ПОЭТОМ

КАРТЕЧЬ
Из жизни учителя

На мягком языке неожиданно остро — шипучка-конфета.
В щёку брызнула (ой, мамочки) и застреляла — в нёбо, в зубы.
Смешно, как ребёнку, щекотно во весь рот, а они ждут ответа.
Вот: развели училку, выложат потом на свои ютубы.

Доедаю, не подав вида.
— Вкусно?
— Конечно, вкусно, ещё бы!
— И не почувствовали ничего?
— Должна была? Сладко очень.
(Кисло, долго царапает послевкусие училково нёбо).
Недоумение повисает. Ручка красно скользит меж строчек.

— Так. «Бородино». Глоссарий к тексту. Что такое картечь? Кто знает?
— Это у папки, в ружье, патроны... Как было в нашей конфете!
— Да, — киваю машинально, — так же.
Замирают. И класс взрывает:
— Вы нас обманули! Вы всё чувствуете!

Чувствую. Всё. Дети...

НЕ НАДО

Не надо со мной об утратах, прошу, не надо.
Чем старше, тем чаще думаешь: быть беде.
И стали тревожить будущность листопада
И рябь на когда-то гладкой речной воде.
И голая правда зеркала ненавистна
И в правом плече работы застрявший гвоздь...

Ты помнишь июль? Как солнце было лучисто!
И рохлой морошки в кружке каталась горсть.


* * *

У каждого свой путь, своя истома,
Свои ошибки, страхи, блажь своя...
Я ухожу из маленького дома
В немаленькое море бытия.

И мама смотрит на меня с улыбкой,
Благословляя дрогнувшей рукой.
И сердце в рёбра брякается шибко
И падает в живот. И мыслей рой

Мешает слушать, слышать. Отчего-то
Печально-зябко в новеньком пальто.
А мамин взгляд тревожно просит что-то,
Но я тогда не понимаю что...


НИТОЧКА КОЛЮЧАЯ

Мне когда-то виделось:
                                    бабушка прядёт,
тянет цепко ниточку
                                    старая щепоть,
нитка из куделюшки
                                   тянется, как жизнь, —
ниточка колючая,
                                    ой, не оборвись.
Смочит пальцы в блюдечке
                                   бабушка и вновь
тянет невесёлую
                                    песню про любовь.
Приустанет, фартучек
скрутит, постоит:
«Чтой-то, девка, ветрено,
                                    ставень колотит.
Стой ты, заполошная,
                                    тёмно во дворе,
уж сама я, нечего
                                   о такой поре...»
Трогаю куделюшку —
                                    мягче пуха,
что ж
.             ниточку колючую,
бабушка, прядёшь?
.                               То и пальцы скрючены,
грубы, что кора...

Что ты, ставень, стукаешь
                                в сердце до утра.


ПАЛЬЦЫ
                         Маме

Эти пальцы не знали яркого лака
И перстней и колец золочёных не знали,
Надо — делали уколы соседке Але,
На моей дурной больной голове лежали
И не давали плакать.

На сломанной руке жили, варили суп,
Мыли, пекли, вязали и листали книжку,
Ждали со мной детей — доченьку и сынишку,
У зеркала всё быстрей поправляли стрижку,
Научились включать Ютуб.

Им бы почерком крупным округло-дерзким
Впору писать о жизни своей большой роман,
Но они от холода прячутся поглубже в карман.
И уже не указывают поспешно на мой изъян,
Чтоб не обидеть движеньем резким.

Чтоб продолжали любить.


ОНА

Она любит легкий, пошитый по выкройкам штапель,
И пьёт витамины со вкусом анисовых капель,
И тихо живёт, не особо других раздражая,
Почти незаметная, странная, вечно больная.
От острой мигрени — за шторы и под одеяло —
Подальше, поглубже — совсем бы отсюда — бывало,
Но это проходит. И хочется сыра на ужин.
И мужа.


ТУРГЕНЕВСКОЕ

В этом безумном мире
Средь суеты крикливой
Тихо запрусь в квартире
Фенечкою счастливой.

Буду качать ребёнка,
Супчик варить и кашку,
Будет чиста пелёнка,
Весел сынок Ивашка.

Пусть нигилист Евгений
Где-то не верит в Бога —  
Я подметаю сени,
Коврики — у порога.

Возле окна с вязаньем
Сяду. Дом тих и светел.
Ситцевым колыханьем
Тронет его лишь ветер.

Сладко сопит мальчонка
В тёплой своей кроватке.
Если чиста пелёнка —
Значит и мир в порядке.


МУЖУ

Мы, похоже, из разного теста: я из пшеничного, ты из ржаного.
Я тебе улыбаюсь — прямо плюшка с изюмом,
Ты брутально пожимаешь плечами: «Такую — с супом? Хреново.
С супом — черняшку, с чесночком да салом, с аджикой — тоже дело.
А это что? Пышное да и только, а тело будто не ело.
Тебя — с чаем, маслицем помазав или вареньем малиновым.
Изюм — излишек.
Плюшки — это не сила, это не для крутых мужиков и мальчишек».

Только к вечеру, насытив брутальность свою картошечкой изначально,
Ты потягиваешься довольно, достаёшь масло и наливаешь чаю.
А тут я. С изюмом.


* * *

Розовая дымка, тёплая весна.
Мне сегодня память сделалась тесна.

Силюсь и не вспомню, было или нет:
Умирал от жажды маленький букет.

В вазочке бесцветной больно стебелькам:
Срезанная воля — смерть любым цветам.

Без воды — быстрее. Уходить — так враз.
Срезанное сердце кто водою спас?

Кто за эти муки был потом прощён?
Дом мой — стёкла, стёкла с четырёх сторон…

Розовая дымка, судорога слов…
Милый, не носи мне никогда цветов.


ОДИНОКОЕ

Сер теперь мой белый парус,
Скуден солнца луч,
Блёкл холодных вод стеклярус
Под стеченьем туч.

Глубока и одинока
Бездна подо мной.
Ты не знаешь, как далёко
Пьяный кормчий мой?

Где его, бродягу, носит
Леший или чёрт?
По вискам скребётся проседь,
В спину дышит норд.

Мне не страшно — в шторм, в пучину —
Мало ли чего…
Если надо сгинуть — сгину.
Страшно — без него.


ПРОШЛО

Прошло. И не дрожит звезда
на омутной воде:
мне ничего и никогда
уже не дать тебе.
Всё. В омуте моём покой —
так, что чертям тоска.
Я прядку бледною рукой
поправлю у виска,
и полоснёшь с досадой ты:
«О, стерва и беда —
все сплетни про тебя верны!»
И я отвечу:
«Да».


ПЯТНИЦА

Пятница — время бокала сухого вина,
Теплой руки твоей, жадно меня зовущей.
Как я хочу — желанной и вездесущей,
Чтобы была неприметна моя вина:

Я, как обычно, неделю чужая — не
Рядом с тобою, чья-то, другим нужнее.
Милый, сегодня я буду к тебе нежнее
В тысячу раз. Иди же, иди ко мне.

Не говори, прошу... Как легка рука,
Я доверяюсь ей до мурашек кожи…
Время, остановись, я прошу. Не можешь.
Господи, как суббота уже близка!


ЧЕТВЁРТОЕ ЯНВАРЯ

Когда собака,
прижавшись белой спиной,
греет с утра твою ленивую ногу
и ждёт завтрака,
ты понимаешь,
что этим неранним утром
в спящей ещё квартире,
среди тишины послепраздничной,
гостей, домочадцев и бардака
ты — самый желанный,
щедрый,
большой
человек
в мире.

А потом понимаешь,
как хорошо,
что собака
любит
гулять.


ПОСЛЕЗИМНЕЕ

Оттаявшим сердцем лечу я навстречу апрелю,
Люблю неустанно, надеюсь безмерно и верю,
Что жизнь зазвучит во мне новой певучей строкою,
Что вербная почка пушистая станет листвою,
Что после метелей и вьюг, неуюта и страха
Пробьются иголочки трав из вчерашнего праха,
Что плющ будет виться упрямо по летним беседкам
И божья коровка с ребячьей ручонки отправится к деткам...


ПЕРВОЕ ЯНВАРЯ

Ночь пузырьками выдохлась
и прошла.
Круг совершило
хрупкое колесо.
Выпавший снег,
умиляясь,
метёт метла.
Первое.
Девять.
Хочется править всё.

Хочется всё начать
с чистоты листа.
Только
его невинность
страшит опять.
Вот карандаш.
И я считаю до ста...
И снег
с дорожки знакомой
иду сметать.


О ПОЭЗИИ И О СЕБЕ

Нет, с жалостью в поэзию нельзя:
Она всегда безжалостна по сути
И, эшафотом автору грозя —
Не пальчиком, — выводит перед люди.

И тут нельзя хихикнуть в кулачок,
И матюкнуться ти?хонько, в полслова,
И спрятаться за печку, как сверчок,
И быть игрушкой рода заводного.

А я, себя жалея, всех и всё
Боюсь обидеть словом и робею.
И потому не понимаю, что
Мне делать с этой лирикой своею.


ПОЭТУ

Littera
scripta
manet.*
Робко твоё перо?
Станет тебе,
не станет
легче —
не всё ль равно,
если с душой нет лада,
если совсем невмочь,
горечью
словопада
ночью закровоточь.
Голос пусть неизвестен,
сбивчив
и неказист —
правое троеперстье
крестит
и крестит
лист.
Несовершенству граней
этих крестильных строк —
littera
scripta
manet —
будет назначен срок.

* Littera scripta manet — написанная буква остаётся (лат.).
Русский эквивалент пословицы — «Что написано пером, не вырубишь топором».


НЕ ЗОВИТЕ МЕНЯ ПОЭТОМ

Не зовите меня поэтом —
Просто автором этих строчек:
Ничего не писалось летом —
Лишь мечталось средь белых ночек,
Только бегалось по болотам
Да качалось в траве былинкой,
Куковалось: а завтра — что там?,
Лепетало в окне осинкой,
Чайкой белой по-над Двиною
Вод неспешных едва касалось,
Отуманенное луною
Целовалось, ох, целовалось...

Ничего не писалось летом.
Только утром сегодня, в восемь,
Неуютным, сентябрьским светом
Разбудила вдруг душу осень.


2021

Публикуется по авторской рукописи

Вернуться на страницу автора

Ольга Беспалова, Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2021