АПЕЛЬСИНЫ ПОД ПОДУШКОЙ
Надорвал мороз край небесной перины и посыпался снег… Летел и летел из холодной тишины да в шум новогодних улиц – считал этажи высоток, заглядывал в праздничные окна – слушая сказку наступающего вечера… Зацепился за пленную девушку-ель, которую связал и бережно нёс весёлый подвыпивший дядька в большой меховой шапке… Упал и растаял на бледном кончике носа мальчишки. Тот вылетел птицей из клетки школы в расстёгнутой куртке и вдруг застыл, глядя вверх… На другой стороне улицы, у дверей кафе, дружно курили подростки, и снег на короткое время исчезал в облаках дыма и послушно ложился на ступеньки… На повороте дороги, рядом с киоском «Роспечать», визжала шинами «Газель», пытаясь въехать в незаметные ворота Центрального рынка, но буксовала и скатывалась задом в переулок между зданиями… Выстрелом хлопнула металлическая дверь подъезда и тут же громко замигал фарами снежный сугроб… И только ветер никуда не торопился. Сел сорванец под окно первого этажа и начал с интересом разглядывать перекопанную местность приостановленной новостройки. С кем бы Новый год сегодня встретить?
В глубине двора двухэтажный старик из бурого кирпича, склонив свою седую голову, прислонился побитым шифером к фундаменту панельного юноши и пустыми глазницами оставшихся окон, исподлобья смотрел на проявляющиеся огни немых строений. У крайней его стены два нижних окна были застеклены… Ветер заметил эту особенность – мгновенно пересел на мрачный карниз и взглянул в темноту…
Ильич, шестьдесят четыре года, смотрел из этого окна. И сейчас он неожиданно вспомнил, что точно так, на том же самом пригорке буксовал первый автомобиль, который он видел. Когда же это было? Наверное, после войны? Мальчишки, мужчины, все принялись толкать это «чудо» под горку…
Ильич ухмыльнулся в бороду и, глянув на широкий подоконник, оторвал у алоэ сухой отросток. «Завянет скоро…» Затем прошёл на цыпочках по комнате – осторожно присел. Кресло всё равно скрипнуло. Старик прищурился и посмотрел на кровать. «Спит лапуля, набегалась…» Откинувшись на спинку, его глаза сами прильнули к синему пламени. Он вдохнул тяжёлый воздух – хотелось уловить запах хвои… Дуэт газовых конфорок уютно урчал, стараясь обогреть помещение с высоким потолком. Это всё, что удалось восстановить из былых благ цивилизации. Только вот голова стала часто беспокоить. Летом, когда здесь были строители, помогли старику с электричеством, но…А случилась обычная беда.
Супруга умерла при поздних родах… Сын утонул, купаясь пьяным… Старость пришла к нему – в одиночество, когда… Дом на слом… Неместная, одинокая девчушка с дочкой… Вдовый старик с жилплощадью… Ордер на новую квартиру – неожиданно превратился в дорогостоящий миф… Исчезновение юной мамаши… Возвращение с «внучкой»… И полуразрушенное пенсионное существование… Разберутся… Конечно, разберутся. Ведь и те люди не виноваты, что купили чужую квартиру. Разберутся… А пока тишина, темнота, да синий огонь с рыжей короной.
Ильич тихо крякнул и решительно поднялся на ноги. Скрипя половицами, подошел к вешалке и достал из кармана болоньевого плаща потрёпанный кошелёк. От кровати послышался глубокий детский кашель. «Простыла она что ли? Полдня каталась с крыши на санках. Не дай бог…»
Старик знал, что после того, как они накупили дешевых продуктов – от пенсии ничего не осталось, но хотелось ещё раз убедиться, а вдруг да завалялось…
Посередине комнаты на круглом столе возвышалась ёлка. При свете дня сквозь цветную мишуру наряда можно было различить, что это просто ветки от колючего дерева, найденные на мусорке и ловко прибитые гвоздями к швабре.
Старик взглянул на тёмный силуэт своего творения, загадочно улыбнулся щербатым ртом, и словно что-то решив, торопливо стал застёгивать на себе шерстяную женскую кофту. «Города выстроили, дома возвели, а бугор перед базаром срезать не могут. Ну-ну, буксуйте…» Ильич оделся, взял свою палку и вышел.
Плотно прикрытая дверь, обитая ватными одеялами, оставила нежный след полукруга на заснеженном пороге. Мужчина почесал бороду, наблюдая лебяжью забаву зимы, и побрёл в сторону сверкающего огнями рынка.
Ветер не выдержал частых хлопков подъездов, и ему стало тихо. Чтобы как-то развеять эту грусть, он взметнулся шляться по балконам… На седьмом – лизнул майонез на оливье, на тринадцатом – долго смотрел в белые блины холодца, но пробовать не стал, на шестнадцатом – повисел в модных джинсах на верёвке, и вниз… На третьем этаже, распугав синиц, заглянул в окно… Кухня. Женщина кричит на мужчину. Кастрюли на печи парят. Брр, поёжился ветер и укусил авоську, висящую на окне. Хрустнули пакетики. Хозяйка обернулась, а он уже разглядывал одинокие следы, ведущие к полуразрушенному дому…
Ильич прислонился к вешалке и тяжко засипел лёгкими, стараясь поймать свободное дыхание. Когда глаза привыкли к темноте и тело почувствовало тепло, от острой боли в голове сумерки комнаты поплыли куда-то, но он сдержал позыв рвоты. Стараясь не шуметь, покачиваясь, прошёл к креслу. Сел. И только тогда понял, что не разделся. Шапку потерял, палку тоже…
Он осторожно коснулся пальцами облысевшей макушки и поморщился. «Не проснулась… спит… умаялась деточка… Ох ты, чем же это меня…» Прикрыв глаза, старик полез в карман. «… Грех, конечно, грех… Неужели всё…» В ладони появился апельсин. Ильич приподнялся, сделал шаг к кровати и осторожно засунул под подушку спящей девочки маленькое оранжевое солнышко. Она разметала редкие волосики по тёмной простыне и мирно сопела на деда. «Спит моё солн…»
Неожиданно включился свет и в комнату ворвался семилетний мальчишка. За ним гналась женщина.
– Отдай игрушку, разобьёшь… – весело говорила она, гоняясь вокруг круглого стола за сыном, и пышное накрахмаленное белое платье её шуршало по-доброму. Мальчик взвизгнул и нырнул под стол, чуть не сдёрнув с него скатерть. Бокалы наверху празднично зазвенели. Мама нагнулась и посмотрела вниз.
– Илья Ильич, скоро гости придут, а у нас ещё ёлка не прибрана, извольте выйти?
Ребёнок громко застучал коленками по полу и, бодая скатерть с жёлтой бахромой, показал своё круглое личико с алым румянцем на щёчках.
– Ма-ам, а папа скоро приедет?
– Скоро, – тепло улыбнулась молодая женщина и, чуть согнувшись, обняла сына двумя руками. – Папа у нас красный командир, – зашептала она в маленькое ушко, – и поэтому ему нужно закончить ещё много дел после войны, чтобы их никогда больше не было. И если Илюша не будет меня слушать, придётся написать папе письмо, отвлекать его, и так он вообще никогда не вернётся. Понял, счастье моё?..
– Угу.
– И чудесно. А теперь давай наряжать ёлку…
Глубокой ночью мальчик почувствовал, как что-то колыхнулось, но он не проснулся… Под подушкой появился апельсин.
За стеной тихо играл патефон и поскрипывал пол от танцующих ног. В сумраке детской спальни, у изголовья постели, стояла мать и задумчиво, ласково, поглаживала ладонью латунный шар на спинке кровати…
Она сидела на перине и, размахивая худыми ножками в белоснежных гольфах, вертелась.
– Ну-у, душечка, будь покойна, пожалуйста, – протянула тонким голосом маменька.
Полная женщина в нижнем белье и ночном чепчике на голове расплела детскую косичку и тяжело поднялась с кровати.
– Всё, милочка, спать… Спокойной ночи вам, Анна Дмитриевна… Если вы, барышня, будете шалить, то ангелы могут опоздать…
– Как папенька? – испуганно посмотрела девочка своими голубыми глазками.
Женщина нежно поцеловала ребёнка в лобик и перекрестила.
– Спи, лапушка, папенька на службе…
Когда маменька задула свечу и вышла из комнаты, она стала размышлять о рождественских ангелах. Понравится ли им ёлка, которую они так старались нарядить с горничной. Оставят ли под подушкой гостинец, как говорит маменька? Как бы их увидеть…
За окном раздались выстрелы. Один…другой… совсем близко ещё один…
Ребёнок проснулся и, отодвинувшись к стене, прикрылся подушкой. Когда шум во дворе затих, девочка обнаружила на постели апельсин. Схватив его, она спрыгнула с кровати и босиком подбежала к окну.
– Деда, смотри, снег перестал… Как это мы с тобой прозевали Деда Мороза? Он мне апельсин принёс…
Стоя коленями на табуретке, девочка разглядывала заснеженный двор, по которому тихо прогуливалось утро. Она держала в ладошках оранжевый фрукт и розовой капелькой язычка лизала кожуру. Непричёсанные волосики мелко подрагивали на голове.
– Дедуль, просыпайся, ну? – оглянулась она на старика, замершего в глубоком кресле. – Когда спят, надо раздеваться… Ой-ой, дедуль, гляди котик побежал… Я щас…
Девочка спрыгнула на пол, поискала глазами войлочные сапожки и выбежала. Скрипнула дверь, и в неё залетел сонный ветер. Он коснулся редких стариковских волос. Ворот кофты и плащ сзади пропитался запёкшейся кровью…
Скоро прибежала девочка с котёнком, и они, чтобы не беспокоить дедушку, забрались на широкую кровать и стали играть апельсином. Ждать, когда он проснётся…
Внезапно дом загудел под сильным ветром, жалобно завыл, словно с досадой оплакивал кого-то… И началась пурга.
Другие произведения автора
Комментарии
RSS лента комментариев этой записи.