АЛЕШКИНА НАЙДА
Думал пойти дождь… Долго думал…
Шептался с небом о мелочах погоды…
Но передумал…
Серые тучи ушли за горизонт, и солнце продолжило играть с землей в жаркую жизнь…
Здесь, на гектарах городской свалки, даже ветер ходил осторожно, порывами. От бесконечно-смрадного дыма отходов жизнедеятельности солнечные лучи высоко задирали взоры и, преломляясь, брезгливо бежали в лесопосадку, за которой раскинулся одноэтажный посёлок с тупиковой веткой железнодорожного полотна. С раннего утра до раннего вечера подъезжали грузовые машины с мусором, выгружались и торопились уехать в чистый город…
Алёшка слышал их и вначале надеялся, но за это время у тринадцатилетней надежды сначала пропал голос, а затем голод выгрыз ночь-день так тщательно, что даже тупая боль в теле стала казаться мамкой. Мальчик, как придавленный щепкой червь, упирался на изодранные локти, и пытался сделать движение. Ему удавалось проползти несколько сантиметров…
Сегодня свою скорость он определял по свисающему из кучи хлама медицинскому бинту. Обползая терриконы мусора, Алёшка грезил, что шум жизни приближается, но потом всё путалось, и он сиплым стоном отчаянно звал Найду. С дворнягой мальчик познакомился, когда пришёл в сознание…
Недавно они с ребятами и местными бомжами пили горькую жидкость. Ему стало хорошо, весело, и совсем не хотелось есть. Он растягивал конопатое лицо глупой улыбкой и, подбирая за взрослыми окурки, курил, ругался как они, ловко цыкая слюной. Только что старая бродяжка Верочка, мгновенно опьянев от «бормотухи», упала в костёр и загорелась. Мужики, хохоча, вытолкнули из огня это полено в лохмотьях кофт и пальто, начали тушить. Алёшка хоть и не хотел, но за компанию расстегнул ширинку. Верочка молча шипела под струями мочи, коротко дёргая чёрной рукой к опалённой голове.
Все опять подошли к ящикам, где стаканами стояли обрезанные пластиковые бутылки и бидон коричневой жидкости. Алёшка, дождавшись своей очереди, выпил – и тут уже ему стало плохо… Он, чтобы его не видели друзья, отбежал от пляшущих над обугленным телом, встал на четвереньки и принялся часто дышать, с криком выбрасывая из себя нехитрую закуску. Из глаз прыснули слёзы… Мальчик лёг на половинку искореженного дивана и почувствовал, что засыпает… Вечернее небо утекало куда-то влево, а пирамиды мусора взлетали ракетами вверх… Вскоре раздался шальной детский смех, но его никто уже не слышал…
За доли секунды до того, что случилось, он открыл глаза, но было слишком поздно. Колесо проехало по правой ступне, краем задело бедро и остановилось между задними карманами джинсов. Рванувшийся крик ребёнка запутался в паутине рёва грузовика и грохота падающих строительных отходов…
Быть может, это почудилось ему, но, очнувшись в кромешной темноте, Алёшка услышал: «Уходим! Быстро…»
Мальчик открыл глаза… Солнце… Боль… Бульдозером отодвинуло вглубь и, если бы не кусок дивана, то ему не выбраться из кучи… Кричал он долго, звал на помощь, но из образовавшегося шалашика пришлось выбираться самому. На ноги смотреть не хотелось… Хотелось пить… Недалеко на боку валялась газовая печь с открытой искореженной дверцей. Ему вдруг показалось, что доползи он туда и его найдут, но дополз он только до куска резинового мяча, в котором была вода. Мальчик пил и пил, пока на зубах не захрустел рыжий песок…
Холод и солнце уже вцепились голодным зверем в лицо ребёнка, и Алёшка стал есть куски обоев, жевать целлофан. Потом ему попался детский кожаный сандаль, который он принялся грызть, сосать… До печки Алёшка не добрался, не хватило сил…
Так он лежал на спине, разжёвывая ремень башмачка, и, глядя в низкое синее небо, тонко скулил. Слёз не было. Изредка собирал дух по закоулкам детского искалеченного тела и сильно кричал: маааамааууукаа!!!
Убегал день и надолго появлялась злая ночь.
Однажды утром мальчик очнулся от дремотной муки и понял, что его кто-то пытается утащить за ноги. Алёшка тяжело приподнялся на одном локте, и прищурившись, посмотрел. На него настороженно уставились два чёрных собачьих глаза.
– Брысь, пошла, – испуганно зашипел он и яростно завертел головой, – кыш, фу!
Собака, на секунду оскалив клыки, тихо зарычала и, поджав хвост, вцепилась в изуродованную плоть зубами, потащила на себя. На ноге не было кроссовка, и сквозь порванный носок торчала кость.
– Хыыррыы!! – захрипел человек, и этот страшный, будто последний выдох погибающего отпугнул бродячего пса. Тот взвизгнул и опрометью бросился прочь.
Оттащило Алёшку метра на два. Он выл от страха, скорчив грязное лицо, и редкие слёзы по щекам делали чистые дорожки. И тут мальчик нашёл этот пакет. Серый, из толстого целлофана, крепко завязанный. Алёшка разгрыз его зубами, разорвал ногтями и внезапно понял, что может подниматься на локти и смотреть вперёд…
Внутри оказались пищевые отходы, куриные кости, кусочки зелёного хлеба, чёрные сухари, обломки печенья. Он, не разбирая, засовывал всё в рот, прикрывая его ладонью, и, оглядываясь по сторонам, свободной рукой крепко обнял находку, словно боялся, что могут отобрать…
Скоро мальчик познакомился с Найдой. Это он её так назвал…
Отца Алёшка помнил смутно. Помнил, что приходил огромный человек к ним в дом и, громыхая голосом, начинал шутить. «Так хочется кушать, что Найду покормить нечем…». Потом отец уехал за каким-то товаром и его не стало. С работы, где мамку уважительно называли по имени-отчеству, сократили, и вскоре она стала пить. Сначала устроилась продавцом на вещевой рынок, а потом… Сейчас не хотелось вспоминать о взрослых пьянках дома, о скандалах, о ночных громких шагах людей в милицейской форме… Совсем недавно он мечтал о том, чтобы всё было как прежде. Чтобы звонили по телефону и спрашивали мамку по имени-отчеству, чтобы папка громыхал непонятными словами о какой-то Найде… Узнав, что мамку можно вылечить от водки за сто долларов, Алёшка пошёл с товарищем на свалку. Много можно было продать из выброшенного, но нужно найти. Местные поначалу прогоняли и отбирали у этого шустрого белобрысого пацана даже пластиковые бутылки, но Алёшка всё же прижился среди случайного и порою жестокого контингента. Он стал таким же. В школу этот год уже не ходил, а только иногда появлялся дома, чтобы узнать, что мать живёт по-прежнему.
Ему удалось насобирать половину суммы, как обрушилась новая беда. Кругом говорили, что кончается век, а Алёшкина мать попала в больницу. После очередной пьянки ей вдруг почудилось, что за окном стоят не деревья в снегу, а мёрзнут розовые фламинго, и ей захотелось согреть их своим телом… Сын потратил все деньги на лекарства, да ещё пришлось занимать у Верочки. Вот вроде и долг отдал, и мамка снова дома плачет над стаканом, и дело пошло с продажей металла, а тут…
Алёшка жевал горькую куриную кость и палкой пытался отгонять вялых мух и мошек от своих ног. Раньше они роились у самых ступней, а теперь кружились возле детского паха. Он изловчился и начал поддевать щепкой из носка бледных червей, но затем, приглядевшись, оставил эту затею. Их там уже было много…
Солнце нещадно палило, будто в последний раз. Казалось, это оно подожгло за мусорными холмами то, что так едко режет глаза. Мальчик тяжело закашлялся, не хватало воздуха и пришлось прижаться к земле. И тут Алёшка запаниковал. «Ветра не будет, и я задохнусь от этого дыма…» Крепко закрыв глаза, чувствуя нарастающую нехватку кислорода, стал дико кричать про себя: «Боженька! Миленький! Хорошенький! Помоги мне! Ну помоги, пожалуйста…»
Неожиданно прямо на грудь что-то надавило и стало лизать шею, глаза, и громко скулить… Это была Найда. Сука чёрно-белой масти, среднего роста. Она села на задние лапы перед лицом и восторженно запылила хвостом по мусору, бесстыже показывая полные, отвисшие розовые кнопки сосков.
Алёшка осмотрелся и понял, что сизая копоть дыма пролетает теперь стороной. Он осторожно поднялся на локтях, и чтобы не испугать собаку, полез под куртку, где был спрятан пакет с остатками объедков. Псина весело смотрела на ребёнка, словно искала его всю жизнь. Мальчик протянул ей горсть костей. Собака еле повела мордой, есть не стала, но поднялась на лапы и, принюхиваясь, начала обходить тело. У ног долго тыкалась влажным носом и всё же лизнула. Алёшке показалось, что его снова будут грызть, он даже рот открыл для крика, но собака осторожно лизала и лизала алым языком, иногда выкусывая что-то из ног, которые он уже не чувствовал.
К вечеру Найде стало плохо. Она, оскалившись, всем телом выталкивала из себя жидкость, приседая на все лапы сразу.
Ночь напомнила о прохладе. Алёшка отчистил рукой землю возле себя, поранив ладонь какой-то склянкой, и собака, словно зная, что для неё освободили место, легла рядом и положила морду на лапы.
Небо обкидало болезненной сыпью звезд, и только луна белой операционной фарой освещала маленькую точку из двух живых существ в океане мусорных волн.
Найда тихо рычала во сне, один раз даже вскакивала – тонким лаем прорывая тихое пощёлкивание, потрескивание, шипение… Быть может, она вспоминала своих четверых щенят, которых раздавили вчера бульдозером, а может радовалась, что одного всё-таки нашла…
Утром, выбравшись из забытья сна, с трудом разлепив веки, мальчик обнаружил перед своим лицом розовое в редких волосах собачье брюхо. Найда лежала на боку, далеко откинув голову, и, прядая ушами от назойливых мух, томно щурилась солнцу. На вкус молоко оказалось чуть сладким, но во рту оставляло терпкую горечь. Собака взвизгнула, когда Алёшка неосторожно прикусил сосок, но не убежала, а лишь сердито рыкнула, как подавилась – начала строго осматривать мусорный горизонт. На край разбитой ванны сел ворон. Шагнул в одну сторону, потом в другую, низко опуская голову, будто вглядываясь. И когда Найда резко метнула страшный взгляд в птицу, ворон обиженно каркнул и лениво взлетел…
Ползти было тяжело, мешал мусор, и постоянно – Найда. Алёшка задумал выбираться на слух, в ту сторону, откуда доносились звуки двигателей, но собака упорно тянула в другую сторону. Мальчик вначале сопротивлялся, отпихивал её и сердито сипел. Найда отпрыгивала, а затем, опустив морду к земле, заливисто осуждала лаем и продолжала своё. И он скоро поверил, что, наверное, собака тянет его в правильном направлении, ему теперь чудилось, что шум идёт как раз оттуда. Алёшка доверился Найде, и они повернули обратно.
Днём она убегала куда-то, и мальчик карабкался один. Спина быстро уставала, локти пронизывали нитки боли, и нестерпимо ныла шея. Он останавливался, заваливался на спину и думал о мамке. Как там она без него? Мамку было жальче всего. Алёшка решил, когда выберется, сразу не будет показываться на глаза. Врачи его обязательно вылечат, и однажды они с Найдой подойдут к родному дому…
Собака всегда появлялась неожиданно. Застынет рядом, вскинет голову и стрижёт хвостом. На этот раз она принесла загрызенного голубя. Оставила возле тела и бросилась на верх ближайшей кучи. Мальчик спрятал под куртку тушку птицы и продолжил ползти. Вскоре подбежала Найда, ухватила зубами за ворот и начала тащить…
Так, разыскивая фарватер между холмов, иногда попадая в тупики, они возвращались и снова двигались. Один раз удалось забраться на невысокую вершину, но разглядеть – куда ползти точно, мальчик не мог. На высоту чаще забиралась Найда, окидывая своим взором округу, понимала, что путь их правильный, и спускалась к ребёнку…
Другие произведения автора