-     Опять эта чёртова собака! - голос Клары походил на прощальный гудок парохода. - Марк, где ты? Марк!

В небольшом фруктовом садике за домом Марк, сидя в плетёном кресле, курил свою обычную вечернюю сигарету. Рядом с ним на дереве, которое никогда не плодоносило, неутомимый ткач паук мастерил свою сеть. Марк выпустил дым сквозь паутину, тем самым заставив паука поджать лапки. «Удивительно, - подумал Марк, - я когда-то слышал, что нить паутины гораздо крепче стальной нити такой же толщины. И всё же... - он коснулся сигаретой края паутины, отчего один угол провис, - всё так хрупко.»

-     Марк! - рядом прогудел пароход Клары. Марк от неожиданности дёрнулся. - Вот ты где! Марк, эта собака снова гадит на нашей лужайке!

Соседская собака имела странную привязанность к их газону, причём играла, кувыркалась и носилась она на территории её хозяина, господина Кларка, а гадить всегда прибегала к соседям. По этому поводу у Марка с господином Кларком всегда возникали неприятные беседы. Неприятными они были именно для Марка, так как он, будучи человеком довольно мягким, разговаривал с соседом так, будто бы сам и был виноват в том, что эта собака избрала его лужайку для своих ежедневных испражнений. Если бы не жена, то Марк даже и не пытался бы выяснять отношения и улаживать конфликты с Кларком - ну что ему стоило по вечерам убирать за собакой? Это же совсем не трудно - взял веник и совок, раз-раз - и готово. Но Клара.

-     Да оторвись ты наконец от кресла! Ты меня слышишь? Эта несносная псина опять нагадила!

Спустя минуту Марк обречённо брёл к соседу. Кларк стоял у своего дома, словно давно ожидал его визита. Он широко улыбался.

-     Господин Кларк! - голос Марка звучал несколько заискивающе.

-     Привет, Марк! - широколицый Кларк обходился с соседом по-свойски. - Почему такой невесёлый? Небось, на службе проблемы? Ничего, ничего, всё обойдётся! Когда-то, лет эдак десять назад, я работал в одной компании.

-     Ну да, ну да. - Марк снял очки и достал носовой платок. Не протерев, он сунул очки в карман. - Тут вот какое дело.

-     Что, Марк, с женой поссорился? - предположил Кларк. - Ничего, это у всех бывает. Вот, помню, прихожу я как-то домой, а моя вторая жена. Нет, третья. Или вторая? Точно, третья! Так вот, прихожу я домой.

-     Ваша собака, господин Кларк, - наконец-то приступил к делу Марк.

-     О, у меня отличная собака! Умная, как тот профессор. Скажешь ей утром - надо тебе, мол, тапочки - мигом принесёт! Да и поесть недурна. А ласковая! Сядет, бывало, у ног, смотрит на тебя, а глаза-то, глаза.

-     Она снова нагадила... там.... у меня на лужайке...

-     Я же говорю - поесть недурна. Уж ест так ест! Не мопс или пекинес какой-нибудь, - Кларк громко засмеялся, - уж этой подавай! Будьте любезны! Но, скажу я тебе, Марк, кормёжку свою она отрабатывает! - Кларк поднял вверх указательный  палец. - Уж эта ни одного воришку в дом не пропустит, будь уверен! Бывало, идёт кто-нибудь мимо.

Домой Марк вернулся через час. На следующий день соседская собака снова нагадила на его газоне.

Жизнь Марка была скучной и однообразной. Не то чтобы в ней ничего особенного не происходило, но из ряда вон выходящего уж точно не было. На работе одни и те же лица сотрудников, знакомые до мельчайших морщин и прыщиков, дома - постоянно чем-то недовольная, сердитая и очень большая жена Клара, чьи телеса иногда даже немного устрашали Марка, горообразно нависая над ним в минуты гнева. И если от надоевших лиц сослуживцев можно было отвернуться, посмотреть в окно или уткнуться в бумаги, то от скандалов с Кларой деваться было некуда, хотя Марк старался, как мог, их избегать. Он никогда, по его мнению, не подавал повода к ссоре - являясь ценным служащим, Марк зарабатывал хорошие деньги, которые всегда отдавал жене до последней монетки; с работы приходил вовремя, причём от него никогда не пахло ни спиртным, ни духами другой женщины, а воротничок рубашки никогда не был испачкан губной помадой. Но Клара. Клара всегда находила, к чему придраться.

И всё же он понимал, что, по большому счёту, она часто была права. «Если разобраться, то дело совсем не в ней, - думал Марк. - У Клары это возрастное, это пройдёт. По-видимому, корень всех наших семейных проблем крепко засел во мне». Марк считал себя человеком, из которого более сильные личности могут лепить, как из пластилина, всё, что им заблагорассудится. Во всём был виноват он и только он. Вот если бы с самого начала всё сложилось немного иначе. Если бы с рождения рядом с ним находились другие люди, то и вся его жизнь оказалась бы совершенно иной. Если бы он воспитывался в другой семье, жил в другом месте (или, как вариант, в другое время), то и события происходили бы с ним не совсем такие, а может быть, и прямо противоположные. Он не был бы таким слабым и вялым, а так.

Однажды летом, ещё в пору своего ухаживания за Кларой, загорая с нею на загородном пляже, Марк смотрел на розовое, уже начавшее обгорать тело своей возлюбленной, лежавшей на розовом же покрывале, и думал о том, что было бы очень хорошо стать мужем этой женщины. Он живо представлял себе залитую нежарким утренним солнцем террасу, плетёный столик с белоснежной скатертью, щебечущих детей (их обязательно будет двое - мальчик и девочка) и мягкие, большие руки Клары, накрывающей на стол; именно в этой розовости заключалось благополучие их будущей семейной жизни.

Марк потел от жары и часто протирал очки. Время застыло на месте, словно было накрепко привязано к неподвижному воздуху. Марк уже позволил себе поверить, что всё так и случится, как он представлял, что он введёт молодую жену в небольшой, но уютный домик, что равновесие мира уже ничем не нарушить.

-     Привет, Марк! - резкий голос за спиной покачнул космические чаши весов, а хлопок ладони по плечу Марка придал совершенно неуместное ускорение его очкам, отчего последние, желая поиграть с хозяином, успешно затерялись в песке.

-     Загораешь, Марк? А это кто - твоя подружка? Ух ты, какая красавица!

Марк неуверенно шарил руками вокруг, чувствуя холодок вверху живота - явный признак надвигающейся беды.

-     Девушка, пойдёмте с нами купаться! - пьяные голоса были знакомы, но разглядеть сквозь пелену тумана хотя бы что-нибудь не удавалось - без очков Марк был абсолютно беспомощен.

-     Мы уже скоро уходим, - голос Клары звучал спокойно.

-     Какая невоспитанная девушка, - у пьяных, видимо, были собственные представления о воспитанности. - Девушка, а почему вы нам так грубо отвечаете?

-     По-моему, грублю здесь не я, - парировала Клара.

-     А кто? - и через секунду: - Марк! Ах ты, грубиян!

Марк, справившийся с поисками, торопливо цеплял сопротивляющиеся дужки очков за уши. Занятый этим, он не успел уловить смысл сказанного, но, услышав своё имя, поспешил натянуто улыбнуться. Со стороны он выглядел довольно глупо.

Пьяных было двое, тощий и коренастый. Марк знал их в лицо, но не помнил имён. Ранее он никогда с ними не общался, хотя непременно кивал головой при встрече. Их развязное поведение было неприятно Марку, но это никак не отражалось ни на его лице, ни в его действиях. Собственно, и действий никаких не было - он всё сидел на сбившемся покрывале и продолжал улыбаться. Клара приподнялась и надела солнцезащитные очки. Тем временем пьяные сбросили с себя одежду, и тощий присел рядом с Кларой и положил ей руку на плечо, уговаривая идти купаться. Клара отвела его руку, встала и начала укладывать вещи.

Коренастый обнял Клару сзади и потащил к реке. Она оттолкнула его и, гневно взглянув на Марка, потянула покрывало, на котором он сидел. Марк должен был встать, но он всё же сидел на месте, тупо глядя на Клару. Спустя несколько секунд он вскочил, но глупая сцена с его участием не прошла незамеченной, и довольные зрители громко засмеялись.

Возвращались молча. У Марка звенело в голове - то ли от жары, то ли от злости на пьяных и на себя. Позже в его памяти часто всплывал этот день - ярким, душным и болезненным видением. Он ненавидел себя за проявленную трусость и нередко проживал всё заново, словно вспоминая, - вот он подходит к тощему и, не говоря ни слова, бьёт его кулаком в лицо, отчего соперник падает в воду. На Марка нападает второй враг, но получает удар ногой в живот, сгибается, и Марк бьёт его коленом в лицо. Ещё удар - и противник падает в реку, увлекая за собой начавшего было выходить из воды тощего. Марк Победоносный обнимает Клару, и. Дальше возможны несколько вариантов воспоминаний.

Но ничего подобного память всё же не сохранила. Марк ещё в тот день понял, что всю жизнь будет ведомым, понукаемым и безропотным, что изменить что-либо он уже не властен - глубокая чёрная пропасть будущего открылась ему.

Свет смешно отражался на бугристой лысине Ковача. Вместо обычной круглой или овальной, пятно имело форму то ли гипертрофированной амёбы, то ли растекающегося куриного яйца. Марк курил, пил пиво и наблюдал, как при каждом повороте собеседника световое пятно ползает по выпуклостям головы. «Наверное, я уже безнадёжно пьян, - подумал Марк, допивая далеко не первый бокал пива. - Чёрт меня дёрнул зайти в эту забегаловку с Ковачом, ещё, не дай бог, кто-нибудь из нашей фирмы увидит. А Клара? Что она скажет? И откуда только взялся этот Ковач?»

Ковач был дальним родственником Клары, таким дальним, что Марк даже точно не знал, кем он приходится супруге. «Надо будет как-нибудь спросить её об этом. Женщины всегда лучше мужчин знают все эти тонкости родства. У Ковача с Кларой и национальности-то разные».

Тем временем Ковач, не то серб, не то хорват, подозвал официанта и заказал ещё пива. Марку уже не хотелось пить, но то ли его скромность, то ли неповоротливость не позволяли ему отказываться.

В этот день после работы Марк спешил домой, но случайно встретившийся на улице Ковач обнял его, как брата, и затащил в это заведение. Не виделись они немногим более года, с тех самых пор, как никем не приглашённый Ковач явился на юбилей Клары без подарка, но с двумя бутылками превосходного шотландского виски. Через полчаса после появления он фамильярно беседовал с надменным господином Кранцем, главным бухгалтером фирмы, в которой работал Марк, а через час уже танцевал с женой Кранца, полной крашеной блондинкой, вызывая сначала недоумённые, а затем и гневные взгляды толстого главбуха.

-     Вообще-то он добрый малый, - говорил тогда раскрепощённый алкоголем Марк нервно дующему время от времени в усы Кранцу. - Но иногда бывает излишне того. Словом, неудачник.

Окончания фраз терялись где-то в винных парах.

-     Ой, что же это он. Вот и сейчас напился, - разведя руки в стороны, констатировал хозяин дома, глядя, как Ковач неловко потянул со стола скатерть, и бутылки с тарелками попадали на пол, зазвенели, растрескались, разбились, разлились.

Кончилось всё тем, что вдребезги пьяный Ковач был выдворен Кларой прочь из дома. Конечно, ничего страшного в случившемся не было, но всё же Марк винил Ковача в том, что ему, Марку, до сих пор приходится ждать повышения по службе, обещанного ещё перед юбилеем Клары.

Ни Марк, ни сама Клара не знали, где и кем работает их родственник, да и откуда было знать, если за тридцать два года их супружеской жизни Ковач был у них в гостях пять или шесть раз, появляясь на чей-нибудь день рождения, причём всегда он приходил уже немного навеселе.

-     О чём задумался, Марк? - мелкие глазки Ковача словно сверлили Марка.

-     Да я вспомнил скатерть. Помнишь, ты пришёл. Виски.

-     Что? Что ты говоришь? Виски? Официант! Бутылку виски!

-     Марк, мы же с тобой родственники, тем более сто лет не виделись, поэтому просто обязаны выпить за встречу! Расслабься, Марк, ну почему ты такой хмурый? Что, небось, Клара не даёт никакой жизни? Так мы сейчас всё быстро исправим, устроить это не сложно. Как насчёт девочек, Марк? Ты кого предпочитаешь - блондинок или брюнеток? А, Марк? Лично мне больше по вкусу азиатки. Они такие. Ну чего ты смутился? Выпей, Марк, выпей и расслабься. - Ковач налил виски. Марк выпил и скривил лицо, словно съел лимон.

Хотя они с женой уже давно не спали вместе, Марк никогда не думал об измене, он просто не смог бы изменить Кларе - в этом было что-то нечистое, противное его природе. Даже если бы это и произошло, как бы он потом смотрел жене в глаза? Семья была основой, самым важным в его жизни, и без жены и, к сожалению, редко посещавших его и Клару детей, Марк просто не смог бы жить.

Но виски постепенно делало свою работу. Когда Ковач предложил Марку поделиться «по-родственному» своими бедами, проблемами и заботами, Марк, путаясь в словах и часто повторяясь, попытался излить душу и впервые в жизни наговорил кучу гадостей о Кларе, одна половина из которых являлась преувеличением, другая - попросту вымыслом. Марк плакал и пытался обнять Ковача, тот мягко отстранялся и подливал ещё. Словом, через несколько минут Ковач уже имел некоторое представление о несчастном Марке и его никудышной семейной жизни.

Когда Марк умолк, Ковач, потерев обеими руками лысину, словно приглаживая несуществующие волосы, тихо произнёс:

- Слушай, Марк. Ты тут так много говорил. О себе и о Кларе. Я подумал - а что если тебе попробовать всё изменить? Изменить радикально, переиначить и перекроить всю свою жизнь? А, Марк? У меня есть одна замечательная идея.

Ковач налил вновь, и Марк уже не спешил домой, им овладело то известное любителям выпить состояние, когда хочется сидеть на одном месте и не двигаться, а лучше всего - уснуть. Ковач ещё что-то спрашивал о жене, детях, и Марк с трудом и невпопад пытался ответить, но выходило нечто неразборчивое: его собственный голос доносился откуда-то сверху и был совсем не похож сам на себя. Слова наскакивали одно на другое, словно вагоны потерпевшего крушение поезда. Ковач же всё понимал, кивая бугристой лысиной, и подливал виски. Когда Марк уже собрался с духом и решил ехать к девочкам (Едем! Едем! Ещё виски, Ковач, и едем!), стол вдруг стал наваливаться на него и бить по голове.

- Клара, - сказал Марк и хотел было уже укладываться спать, но Ковач растормошил его и о чём-то попросил, затем сунул в карман Марка свою визитку и сказал, что пора домой. Марк звал Ковача в гости, говорил, что Клара будет очень рада, плакал, целовал Ковача в лысину. Когда Ковач и официант погрузили его в такси, он сразу же провалился в глубокий чёрный колодец, где внезапно обнаружилась его спальная комната. Там к лежащим в постели Марку и Кларе лез Ковач в застиранной пижаме. У него были длинные тараканьи усы, хотя в жизни он их никогда не носил.

Утром было тяжёлое воскресенье с головной болью и рвотой. Жена ворчала на порядок громче обычного, от этого становилось ещё хуже. В голове торчал всаженный Ковачом лом, который вибрировал от каждого слова Клары. К вечеру Марку стало немного лучше, и он вспомнил, что что-то обещал Ковачу, но что именно - оставалось тайной, спрятанной от него за густым табачным дымом вчерашнего заведения и пульсирующей головной болью. Когда он думал об этом дыме, то к горлу подкатывала тошнота. «Визитка», - вспомнил Марк и попытался встать с постели, но силы были не равны, и абстинентный синдром хуком справа одержал победу нокаутом в первом же раунде. Слабым, дрожащим голосом он позвал Клару и кое-как объяснил, что ему нужно.

-     Опять этот Ковач, чёрт бы его побрал, - сказала супруга, мельком взглянув на визитку. Марк взял небольшую карточку и прочёл: «Господин К. Ковач, юрист». Ниже был адрес и телефон. «Ничего не помню, -        подумал Марк, - что же я обещал? То ли приехать, то ли позвонить. А вдруг ему действительно нужна моя помощь? Надо же было так напиться, - повторил Марк последнюю фразу беспрерывно ворчащей жены. - Что ж, нужно будет завтра всё непременно выяснить».

Понедельник был намного лучше воскресенья, хотя тупая боль, сменившая острую, всё ещё не покидала голову Марка. Придя на работу, он сел за просмотр накопившихся деловых бумаг, но буквы плясали, держась за руки и весело подпрыгивая, сливались, иногда исчезали совсем. Марк успокоил их крепким кофе, и хотя они ещё шевелились, но уже подлежали прочтению. Рабочий день шёл медленно, нехотя передвигая ноги-часы. Едва он ступил на землю восьмой раз, Марк с невероятным облегчением выдохнул густой и тягучий воздух.

Из своей конторы он позвонил по указанному в визитке номеру. Долгое время никто не отвечал, но затем в трубке раздались треск и шипение, и сонный голос произнёс:

Марк представился и сообщил, что хотел бы поговорить с Ковачем. Едва на том конце провода услышали фамилию Марка, как сразу же стали требовать, чтобы он немедленно посетил офис Казимира Ковача, после чего, не ответив ни на один вопрос, отключились. Ничего не понимая, Марк решил поехать по указанному в визитке адресу.

Поиски нужного места затянулись более чем на час. Марк приехал в незнакомый ему район, состоящий из рабочих кварталов. Сам он жил на другом конце города, в престижном районе, населённом исключительно преуспевающими людьми, поэтому о таких местах, где вечером было опасно появляться не только для кошелька, но и для жизни, знал лишь понаслышке.

Но вот дом был найден, нашлась и квартира, и Марк, со смешанным чувством облегчения и тревоги, позвонил. Долго никто не открывал, и Марк продолжал давить кнопку звонка, теребя пуговицу. Наконец дверь открылась, и потный маленький толстячок в расстёгнутой рубашке, обнажавшей волосатую грудь, тупо уставился на гостя. Марк быстро и тихо произнёс:

-     Его нет, - сказал толстяк визгливым голоском. - А что вы хотели?

-     Да вот, мне Ковач дал визитку. Я вам звонил...

Лицо толстяка расплылось в улыбке, словно натянутые в стороны и вверх кулисы. За кулисами виднелись жиденькие декорации - ряд мелких, редких и острых зубов.

-     Проходите, проходите, пожалуйста, - засуетился толстяк, - мы всегда рады гостям господина Ковача. А я-то думал... Проходите... А оно вон оно... Пожалуйста... - толстяк то и дело останавливался и оборачивался, так что в тёмном коридоре Марк натыкался на него. - А я всё думаю, кто это... А оно...

Пластинка в горле толстяка заела, и Марку пришлось, в очередной раз наткнувшись, пихнуть его немного сильнее. Толстяк сразу же замолчал, включил свет в гостиной и усадил Марка в кресло. Сам он уселся на диван, на котором, видимо, только что спал.

-     Вы хотите приступить к сеансам сегодня же? - спросил секретарь и, не дождавшись ответа, продолжил:

-     Подождите минутку, я предупрежу семью. - Толстяк с неподходящей его комплекции скоростью вскочил с дивана.

-     Но я... - хотел что-то сказать Марк, но секретаря уже и след простыл.

«Чёрт знает что, - подумал Марк, взглянув на часы. - Куда я попал? Какая семья, какой сеанс? Как только этот чудак появится, я уйду», - твёрдо решил он.

Но чудака всё не было, и Марк, заметив полную окурков пепельницу, закурил. Вдруг открылась дверь, и толстяк появился на диване так же быстро, как и исчез.

-     О, я вижу, что вы уже освоились. Ничего, ничего, - успокоил Марка секретарь, -курите, да и вообще, чувствуйте себя как дома.

-     Послушайте, - сказал Марк, - я не понимаю, что происходит.

-     Ах, вы о задержке? Понимаете, у них никого не было дома, пришлось оставить сообщение, вот, мелом на двери. - толстяк показал испачканные мелом руки, которые он тут же вытер о штаны.

-     Цена? - перебил секретарь. - Цена подходящая, вас вполне устроит. Но для вас сделаем скидку.

Он начал рассказывать о ценах, о почасовой оплате, так что Марку оставалось одно - ждать, когда секретарь выдохнется. Через несколько минут толстяк устал.

-     Послушайте, - снова начал Марк, но толстяк выбежал на кухню.

-     Извините, в горле пересохло, - сказал он, вернувшись.

-     Послушайте, - твёрдо заявил Марк, - я ничего не хочу знать ни о ценах, ни о сеансах, ни о... чёрт его знает, о чём ещё! - Молоточки в висках застучали сильнее.

-     Меня пригласил сюда Ковач, уж не знаю, зачем я ему понадобился, но раз его здесь нет, то я, пожалуй, отправлюсь домой!

Марк хотел встать, но толстяк, вскочив, словно на пружине, усадил его обратно.

-     Вот видите, вам нужно успокоить нервы, а вы отказываетесь, - затараторил он. - Разве господин Ковач вам ничего не объяснил? Что ж, так даже лучше, я сам люблю поговорить с клиентами.

-     Господин Ковач приглашает вас посетить наше шоу, - не обращая внимания на слова Марка, секретарь начал вводить его в курс дела, - которое не только расслабляет и снимает усталость, но ещё и... Впрочем, обо всём по порядку. Впервые это шоу демонстрировалось в Японии. Ох уж эти японцы, мастера выдумывать всякие штуки! Так вот, это первый салон подобного рода услуг в Европе, сам господин Ковач (толстяк поднял глаза и руки вверх) открыл его!

Толстяк заложил руки за спину и принялся прохаживаться по комнате.

-     Итак, перейдём к сути вопроса. Наше шоу называется «Семья». Вы заходите в квартиру, в специально отведённую для этого комнату, удобно устраиваетесь и наблюдаете за жизнью некоторой семьи. Они ходят, разговаривают, едят, ну... сами знаете. В общем, живут своей жизнью, а на вас не обращают ни малейшего внимания, будто бы вас там совсем нет! - толстяк даже присвистнул от удовольствия. - Знаете, они у нас уже всё хорошо отрепетировали, так что за весь сеанс на вас никто ни разу не взглянет!

-     Нет, нет и ещё раз нет! Это... бесподобно, это похоже на увлекательный сериал, правдивый, жизненный, безо всяких там придуманных киношных историй. Это театр, доставляющий огромное эстетическое удовольствие от игры актёров (потому что они совсем не актёры, и играть им не нужно) и приносящий непередаваемое ощущение покоя и гармонии. Японцы ходят на это шоу регулярно, чтобы расслабиться после напряжённого рабочего дня. Они часто посещают такие салоны группами, что имеет две выгоды - во-первых, можно меньше платить за наблюдение, во-вторых, есть с кем впоследствии обсудить увиденное. Иногда на шоу приходят семейные пары, чтобы разобраться, глядя на других, со своими собственными домашними делами. Но чаще всего приходят несчастливые в браке мужчины, чтобы, посмотрев на довольно частые в наблюдаемых (как и в любых других) семьях скандалы, выплеснуть все негативные эмоции. В общем, сеансы являются как приятными, так и полезными. Согласны?

-     Что же вы? Через два-три сеанса вам уже не надо будет торопиться, вы почувствуете свою силу и покажете, кто в доме хозяин!

-     Вперёд и только вперёд! Нас уже ждёт возрастающая сила духа! - пафос слов подчеркивала поза толстяка: он выпятил живот и вытянул руку с указующим перстом. - К тому же люди уже предупреждены, - добавил он, раздвигая руки в стороны: мол, ничего не поделаешь.

Зазвенел телефон. Секретарь поднял трубку, молча что-то выслушал и повернулся к Марку:

-     Ладно, только недолго, - согласился Марк. Он уже был согласен на всё, лишь бы скорее уйти отсюда.

-     Э, нет, - возразил неугомонный секретарь Ковача, - минимальная продолжительность сеанса - два часа.

-     Два часа?! - поднявшийся с кресла Марк опустился обратно.

Марк встал и безвольно побрёл к выходу. Толстяк на коротких ногах суетился вокруг него.

-     Единственное условие - вы ни одним словом не должны привлекать к себе внимание.

Они вышли из квартиры.

-     Сюда, наверх, - толстяк указывал путь. - Вы должны молчать и смотреть, вот и всё. Запомните - вас там нет! Если вам понравится наш пробный первый сеанс, то мы заключим с вами контракт, где укажем сумму, которую вы обязуетесь нам выплатить, а также количество необходимых вам для наблюдения часов. И учтите - если вы промолвите хотя бы слово, то шоу «Семья» будет вынуждено прекратить... сюда, пожалуйста, прекратить сотрудничество с вами. Вот мы и пришли.

Они остановились у двери с табличкой «Шоу «Семья». Секретарь нажал на кнопку звонка, зачем-то высунув язык. Дверь открыл длинноволосый бородатый мужчина неопределённого возраста в огромных очках.

-     Проходите, - невнятно сказал хозяин квартиры.

Толстяк пошлёпал вслед за бородачом, беспрерывно оглядываясь и улыбаясь Марку.

Комнаты в квартире шли последовательно, дверей между ними не было. Так как вторая предназначалась для наблюдающего, то он мог видеть, что происходит и в первой, и в третьей комнате. Кухня, туалет и ванная видны не были.

Первая комната, гостиная, была также и столовой. Во второй, куда усадили Марка, была спальня шестнадцатилетней девочки, в третьей - спальня её родителей.

Для Марка было приготовлено удобное и мягкое кресло. За ним стоял диван - на тот случай, если ему захотелось бы прилечь. Высокая ширма закрывала детскую кровать.

Толстяк что-то пробурчал, приложил палец к губам и удалился.

Марку было неловко, ему хотелось только одного - чтобы всё скорее закончилось. Он упрекал себя за проявленную слабость и раскаивался в том, что позволил толстяку обмануть себя. Немного погодя он понял, что обман секретаря был лишь следствием, а причиной являлся самообман. «Видимо, - думал Марк, - я всё-таки чего- то жду от этого шоу».

Тем временем отец и дочь сели за стол в гостиной, мать внесла жареную рыбу с гарниром, и Марк впервые за день почувствовал, что очень голоден. Бородач, которого звали Карлом, ел медленно, то и дело останавливаясь совсем, словно забывая о еде. «Его что-то угнетает, - подумал Марк - Интересно, что его заставило дать согласие участвовать в этом шоу?» Жена Карла, Каролина, была напряжена и сосредоточенна - видимо, она ещё не привыкла к тому, что за нею и её родными пристально наблюдает посторонний человек. Их дочь, Кристина, успевала вертеться и кривляться, её почему-то смешил внешний вид отца. Иногда она искоса поглядывала на Марка, что являлось, по словам толстяка, грубейшим нарушением, но Марку это очень нравилось.

«Всё как у нас когда-то, - думал он, - когда дети были маленькими. Теперь мы никогда не ужинаем вместе. Как давно это было...» Глаза увлажнились, с ресниц была готова упасть первая слеза, и Марк, боясь быть уличённым в сентиментальности, поспешно вытер глаза носовым платком. Подперев подбородок рукой и опустив глаза, он подумал о том, что вся эта идиллия к нему, к сожалению, совсем не относится. Марк чувствовал себя брошенным, одиноким и чужим всем людям, всему миру. К тому же ему казалось, что сейчас все члены этой семьи считают его жалким ничтожеством и испытывают к нему презрение.

Каролина убрала со стола, а Карл включил телевизор.

-     Папа, переключи на другой канал, - попросила Кристина.

-     Доченька, я хочу посмотреть футбол, - сказал отец. Его голос показался Марку знакомым.

-     Но, папа, там же моё любимое ток- шоу! - капризничала дочь.

-     Кристина! Этот матч очень важен для наших, и я должен за них болеть! - было видно, что Карл настоит на своём.

-     По-моему, ты уже болен, - заявила Кристина и ушла в свою комнату.

-     Как ты смеешь так разговаривать с отцом! - вмешалась мать. - Извинись сейчас же!

«Вот так и моя дочь часто просила меня о чём-нибудь, - подумал Марк, - но я всегда уступал ей».

Кристина тихо плакала, так тихо, что её слышал только Марк. Он тоже плакал, но совершенно беззвучно. Безвозвратно ушедшие годы жизни выдавливали из глаз слёзы, словно сок из лимона. Ему казалось, что безразличное ко всему на свете жизненное течение занесло его куда-то далеко-далеко много лет назад, и с тех пор он живёт в одиночестве на необитаемом острове, вдали от накатанных теплоходных трасс. Дочь давно вышла замуж и уехала в другой город. Она посещала родителей один раз в год - на Рождество, да ещё два раза приглашала их на дни рождения детей. Сын уже много лет жил за границей и желания увидеть ро¬дителей совершенно не испытывал. «Как быстро летит время, - сокрушался Марк. - Мы идём по жизни пешком, а оно про¬носится над нами на самолёте».

Чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей, Марк заставил себя слушать телевизор. Счёт был 1:1, а за ширмой было тихо. Кто-то коснулся его плеча. Это был толстяк, он пришел сказать, что два часа уже прошли и пора заключать контракт. Марк встал и поплёлся за ним как лунатик. Войдя в квартиру на два этажа ниже, он упал в кресло и закрыл руками лицо. Толстяк сунул ему какие-то бумаги, которые Марк подписал не глядя.

Холодный ветер на улице слегка его успокоил. Марк поймал такси и назвал адрес. Таксист удивлённо посмотрел на него, но всё же завёл двигатель, и машина тронулась.

Всю дорогу до самого дома Марк видел перед собой заплаканное лицо Кристины.

-     Знаешь, Марк, - начал Ковач, - вчера ты не пришёл на шоу, и я подумал, что, может быть, всё это не пришлось тебе по душе. Я решил встретиться с тобой и переубедить. Дело в том, что мой помощник, Кирилл, не удосужился объяснить тебе самую главную идею проекта.

В среду, в конце рабочего дня, Ковач заехал в офис к Марку и предложил вместе поужинать. Они сидели в небольшом уличном кафе и ели пиццу, которую Ковач заливал изрядным количеством пива.

-     Нечего ходить вокруг да около, я сразу начну с главного. Твоя проблема, Марк, заключается в том, что ты полностью попал под массивный каблук Клары и выбраться оттуда у тебя нет никакой возможности. Нет, нет, не перебивай и не отпирайся - я же знаю, что всё так и есть.

Ковач закончил с пиццей и достал сигареты. Марк продолжал медленно жевать.

-     Не знаю, что привело к этой ситуации, - сказал Ковач, выпуская дым. - Видимо, ещё будучи женихом, ты, Марк, был недостаточно жёстким в общении со своей невестой. Что бы там ни было, надеюсь, ты согласишься с тем, что создавшееся положение вещей нужно менять, причём менять радикально.

-     Я предлагаю тебе, вернее, даю тебе шанс стать настоящим мужчиной, - с напускной важностью сообщил Ковач.

Ковач посмотрел прямо в глаза Марку.

-     Я дам тебе возможность выползти из- под каблука Клары. Ты снова посетишь шоу «Семья», но теперь не в качестве наблюдающего. Ты будешь влиять на ход событий в этой семье с помощью различных сигналов, регулируя поведение наших «актёров» по собственному желанию. Ты ведь не хочешь, чтобы Кристина плакала, верно?

-     Ну вот. Ты сможешь управлять ими, словно марионетками. Ты станешь полноправным хозяином их судеб. Ты будешь говорить их голосами, делать что-либо их руками, а вскоре научишься даже влиять на их мысли. Спустя некоторое время беспредельная власть над этими людьми изменит тебя и твоё отношение к жизни до такой степени, что ты сам себя не узнаешь. Ты станешь решителен и смел, напорист и быстр, словом, нечего объяснять, ты меня прекрасно понимаешь.

-     Да, я понимаю, но... Я ведь лишу их свободы.

-     О, Марк, к чему эти сентиментальные бредни! - Ковач закинул ногу за ногу и подозвал официанта, чтобы заказать ещё пива. - Свобода! Да знаешь ли ты, Марк, что такое свобода? Человек - это стадное животное, которое только и мечтает о том, чтобы его кто-нибудь лишил этой самой свободы. Да все, даже самые высокие человеческие чувства - любовь, например, - разве это не ущемление прав объекта любви, не ограничение его свободы? Ну что, согласен, Марк?

-     Ну вот и хорошо, - воскликнул Ковач, словно не услышав этого «но». - Моделирование житейских ситуаций - это, я полагаю, единственный выход для тебя. - Ковач достал очередную сигарету и предложил закурить Марку. - А теперь я расскажу тебе об основных шагах, которые ты обязан сделать для того, чтобы добиться успеха.

Ковач достал из внутреннего кармана ручку и блокнот и протянул Марку:

-     Нет, пиши, это чрезвычайно важно, - настаивал Ковач.

Марк приготовился записывать, а Ковач начал диктовать.

-     Пять ступеней к успеху. Записал? Итак, первая ступень - серьёзное отношение к делу. Это, кстати, касается не только моделирования, а применимо к любой жизненной ситуации. Надеюсь, подробнее объяснять не надо?

-     Отлично. Тогда вторая ступень - быть готовым ко всему. Ты должен научиться предвидеть все неожиданные события и заблаговременно к ним подготовиться.

-     А когда ты этому научишься, то легко выполнишь следующее необходимое условие. Записывай, третья ступень - полный контроль ситуации. Никакой паники, никаких лишних эмоций, только хладнокровное и методичное продвижение вперёд.

-     Вот ты и должен сделать так, чтобы не пошло. Не волнуйся, ты быстро всему научишься, главное не робеть, не расслабляться и в точности следовать инструкции. Помни, что пять ступеней разработали лучшие психологи Европы.

Ковач промочил горло пивом и продолжил:

-     Четвёртая ступень - цель. Ты ни на мгновение не должен забывать, зачем тебе всё это нужно, иначе можно просто сбиться с пути и завести себя в тупик.

-     Непрестанное самосовершенствование. Моделированию нужно помочь, и оно само заставит тебя стать лучше, твёрже и сильнее. Ты должен полностью подчинить себя ему, а его себе. Я думаю, что ты справишься, Марк.

-     Конечно. Всё, что ты хочешь получить от этого шоу, ты получишь. А знаешь почему? Потому что каждый найдёт в нём то, что ищет, увидит то, что хочет увидеть.

Марк задумался. Всё это напомнило ему магический театр Пабло из «Степного волка». Наверно, он пробормотал свои мысли вслух, так как Ковач сказал:

-     Именно. Только всё в реальности. И никакой мистики.

Всего лишь год назад на идею Ковача о моделировании Марк бы не откликнулся. Тогда ему всё это показалось бы глупым и бесполезным. Сейчас же слова Ковача упали в душу Марка, словно зёрна в благодатную почву, и тут же дали первые всходы. Всему виной, как ни странно, были сослуживцы Марка, с которыми он почти не общался.

Дело в том, что в скучную, сонную атмосферу городских контор проник, как писали газеты, «офисный вирус». Буквально все - от простых клерков до генеральных директоров - стали вступать в тайные организации, и чем таинственнее было общество, тем престижнее оно считалось. Эпидемия охватила весь город - открывались всевозможные клубы, возрождались из небытия масонские ложи. Всё вокруг было окутано тайной, все играли в заговорщиков. Служащие показывали друг другу какие-то знаки, известные, как они считали, лишь им одним. Все только и говорили об оккультизме и алхимии, причем делали это с таким видом, будто они и только они являлись истинными и единственными посвящёнными. В этих условиях слово «эзотерика» износилось и обветшало. Те, кто не был мистиком, но всё же был заражён «офисным вирусом» (либо просто не смог попасть в «престижное общество»), посещали различные клубы по интересам, причём диапазон этих интересов был широчайший. «Кругом одни розенкрейцеры», - думал Марк, глядя, как лысоватый и толстеющий «вольный каменщик» с потными руками уговаривает молоденькую секретаршу посетить свой клуб, изображая при этом Великого магистра ордена тамплиеров.

Марк и сам бы вступил в какой-нибудь клуб, но его необщительность, обусловленная в большей мере застенчивостью, закрывала перед ним все двери. Именно поэтому нынешнее появление Ковача в его жизни давало Марку шанс открыть свой собственный клуб или хотя бы его подобие.

Однажды вечером, когда Марк уже лежал в постели и слушал размеренный и жизнеутверждающий храп Клары, он вдруг понял, почему его так тянет в ту квартиру в рабочем квартале. Посетив её ещё раз, он надеялся полностью избавиться от чувства вины, незримо сопровождавшего его все годы отцовства. «Теперь я могу всё изменить. К тому же я подписал контракт, - с радостью вспомнил он. - Нужно его тщательно изучить». Слёзы Кристины окончательно выбили его из колеи жизни, в ней появилось что-то важное, значимое.

То, что его жизнь войдёт в новое русло, Марк ощущал почти физически. Сам себе он напоминал больного ревматизмом, чувствующего скорую перемену погоды. Он с нетерпением и немного непонятной тревогой ожидал звонка Ковача, обещавшего предупредить о том, когда система управления будет установлена. И вот через два дня Ковач позвонил.

В голове Марка не было ничего, кроме мыслей о моделировании. «Каждый найдет то, что ищет, увидит то, что захочет увидеть, - иногда повторял он вслух. - Я найду, обязательно найду. Но для этого мне понадобятся деньги».

На следующий день Марк зашёл в банк и снял некоторую сумму. Поймав такси, он поехал в рабочий квартал.

Толстяк в этот вечер был менее болтлив, его глаза имели красноватый цвет, а в квартире стойко держался неистребимый запах вчерашней попойки. Небритый и с взлохмаченными волосами, Кирилл сунул Марку контракт, предварительно смахнув с него хлебные крошки. На бумаге отпечатались два размытых круга, оставленных стаканами. Внимательно прочитав контракт, Марк узнал, что ему предоставляется право десятикратного двухчасового посещения шоу «Семья».

Секретарь Ковача, ещё недавно такой любезный, бесцеремонно предложил Марку водки, но тот решительно отказался и потребовал незамедлительно начать сеанс. Кирилл выпил сам, громко икнул и поплелся к выходу, зачем-то засунув рюмку в карман брюк.

-     А он звонил только что, - ответил Кирилл. - Из аэропорта. Летит в Японию по важному делу. Оно-то, конечно, того... - и, махнув рукой, пошёл дальше.

На этот раз Марк чувствовал себя намного спокойнее. Он уверенно сел в кресло, рядом с которым на столике стояла клавиатура аппарата управления. На ней было всего семь разноцветных кнопок, шесть из которых располагались по кругу, а седьмая, белая, находилась в центре.

-     Как же работает этот аппарат? - поинтересовался Марк.

-     Очень просто, - ответил Кирилл, подключая систему к сети. - Каждая из кнопок включает лампу аналогичного цвета. Наши актёры меняют своё поведение в зависимости от того, какая лампа загорелась.

-     А что означает каждый из цветов? - спросил Марк, но тут в гостиную вошла Каролина, и Кирилл, приложив палец к губам, мгновенно исчез за дверью.

Марк снова попал на семейный ужин. Только сейчас он рассмотрел, что Каролина была милой, даже красивой женщиной, внешне напоминающей испанку или итальянку. «Кармен, - восхищался Марк, - ей бы в волосы алую розу.». Лицо Каролины само просилось на полотно, и Марк впервые в жизни пожалел, что не стал художником. Он живо представил себе, с каким наслаждением и восторгом выводил бы плавные линии её тела,           черты лица - немного выдающиеся скулы, нос с едва заметной горбинкой, глаза. Каролина была полной противоположностью Кларе - крупной женщине нордического типа.

Каролина убрала со стола, и вся семья по предложению Кристины села играть в лото. Марк глядел на них, а сам видел небольшое селение у моря; Клару в летнем платье, возвращавшуюся с местного рынка с корзиной персиков; себя, полулежавшего в шезлонге с приятной сигарой; детей, собиравших каштаны; южное полуденное солнце. Едва Марк собрался откусить от крупного плода, Кирилл тронул его за плечо и прошептал, что сеанс окончен. Марк тихо удалился, так и не попробовав ничего смоделировать.

Дома, конечно же, не обошлось без скандала. Мало того, что Марк, подлец, испортил Кларе самые лучшие годы жизни, так он ещё, в его-то возрасте, начал ходить по девкам, негодяй! Марк клялся в своей верности, говорил о том, что ничего подобного у него и в мыслях не было и что в последнее время на него навалилось много работы, сплошная писанина - отчёты, мол, накладные и договора.

-     Как ты смеешь врать мне, Марк! - кричала Клара. - Подлец! Я звонила тебе в офис, там мне сказали, что уже давно все разошлись, а ты, негодяй, ушёл раньше всех!

-     Милая, у меня появились срочные дела, я потом тебе всё объясню. Немного позже. Сейчас не могу. Но очень скоро, обещаю, ты всё узнаешь.

Некоторое время гнев Клары Марку удавалось сдерживать, но дни шли, а «скоро» никак не наступало. Клара начинала понимать, что муж водит её за нос.

Тем временем зелёный свет собирал наблюдаемую семью по вечерам в гостиной. Кристина придумывала игры, Каролина читала вслух. Белая лампа вносила в комнату невероятное умиротворение и покой. «Актёры» повиновались каждому сигналу Марка, он вполне поднаторел в моделировании и научился заводить поток беседы в нужное ему русло.

И всё было бы хорошо, если бы однажды Карл не пришёл домой пьяным. Он сказал, что корпоративная вечеринка несколько затянулась. Карлу было очень плохо, и Каролина, любящая жена, суетилась вокруг него. Марк, воспринявший ситуацию по-своему, включил нужную, по его мнению, лампу. Каролина, недоумённо взглянув в сторону Марка, принялась исполнять роль, вынуждаемая фиолетовым светом. Она бросила таз и мокрое полотенце и, уперев руки в бока, с итальянским темпераментом принялась отчитывать Карла. Последний стонал и охал, прикрывая уши руками, - чего ему в тот момент хотелось от жизни, так это тишины. Каролина продолжала упрекать его, но уже тише и реже - она не умела этого делать, да и не обладала нужным запасом бранных слов. Ситуация очень не нравилась Марку.

«Красный?» - подумал он и нажал кнопку.

Каролина, словно сомнамбула, медленно наклонилась и подняла с пола брошенное полотенце. Мокрая тряпка ударила по плечам Карла, отчего он застонал ещё громче. Каролина ударила еще раз, потом ещё и ещё.

Вечер был безнадёжно испорчен, и Марк понимал это. Он, конечно же, чувствовал, что допустил грубейшую ошибку, но всё-таки пытался оправдать свои действия желанием сохранить сложившийся порядок в семье, а лучшего способа он придумать не успел. «Быть готовым ко всему и научиться полностью контролировать ситуацию», - вспоминал Марк слова Ковача. Да, над этими правилами ещё работать и работать.

И лишь спустя некоторое время, уже направляясь домой, он с удивлением и ужасом признался себе в том, что сквозь стыд за свои действия из глубины его сознания выползает чудовищное довольство собой. Полярные чувства - стыд и тщеславие - охватили его, и Марк, закрыв глаза, прекрасно осознавал, какое из чувств было сильнее.

-     Ну и где же ты пропадал на этот раз, а? - недовольно спросила Клара, едва Марк прошёл на кухню, где жена суетилась у плиты.

Марк начал обычные оправдания, но Клара, обернувшись к нему, сделала резкий жест рукой:

-     Хватит с меня этих сказок! Если тебе по вкусу порченые девки - скатертью дорога! Тебя здесь никто не держит! - Клара говорила очень громко, едва не переходя на крик.

-     Но, милая... - тихо сказал Марк, садясь за стол.

-     Да нет у меня никого! - Марк ответил немного громче обычного.

-     Ага, так мы ещё умеем голос повышать?! - Клара распалялась всё больше и больше. - Полный неудачник - а всё туда же! Ты же ничего не можешь! Наверное, у тебя и с ними ни черта не получается?

Сначала Марк побледнел, потом у него сработал чисто мужской рефлекс - обвинения в импотенции обидят кого угодно. Что было сил, он ударил рукой по столу, а другой смёл на пол тарелки.

- Хватит! Надоело! Ты можешь помолчать хотя бы минуту?

Клара остолбенела. Бунт на корабле оказался в новинку. Она привыкла к тихому и покладистому мужу и теперь, растерявшись, не знала, как реагировать.

Марк же, ожидавший любой реакции - ответной ругани, рукоприкладства, даже полного молчания, - никак не мог предвидеть такого поворота. Клара просто-напросто заплакала. Даже нет, она заревела, как десятилетняя девочка, размазывая слёзы по лицу обеими руками. Марку было ужасно стыдно. Он не знал, что делать, он впервые в жизни видел свою жену плачущей. Марк снимал и надевал очки, пытаясь подобрать нужные слова, но все они разбились вместе с тарелками. Он так и не успел ничего сказать - Клара, стыдясь проявленной слабости, выбежала из кухни. Марк собрал осколки в мусорное ведро. Мысли разбегались - их собрать не удавалось.

Кончилось тем, что Марк, вернувшись домой на следующий день, обнаружил, что Клара превратилась в записку на столе: «Я уехала к дочери на два дня. К моему приезду чтобы духу твоего в доме не было! Живи со своими девками, подлец! Котлеты в холодильнике. Не забудь накормить кота. Негодяй!» Слово «негодяй» не вместилось в строку, и Кларе пришлось написать его несколько ниже, отчего получилось очень похоже на подпись.

Марк ходил по дому, повторяя: «Что же это... Как же так...». Он не понимал, как могла уйти Клара, если он ей ничего не объяснил. Поступок жены казался ему слишком поспешным, к тому же он не совершал ничего, за что его можно было нака¬зать подобным образом. Не за тарелки же!

Полночи Марк просидел у окна, нервно теребя записку Клары и тщетно надеясь на то, что она вернётся. Утром невыспавшийся, с отёкшим лицом, он сжимал трубку телефона и не решался набрать номер дочери. Марк не хотел, чтобы она, а не Клара ответила на звонок - боялся быть непонятым, да и вообще, никому постороннему (в данном случае дочь можно было назвать таковой) ничего объяснять не хотелось. Задача была простой - поговорить с Кларой, но именно эта простота пугала своей невероятной сложностью. Что говорить, как обо всём рассказывать, с чего начинать?

Марк закрыл глаза и попытался сосредоточиться на чём-нибудь хорошем - и тут же перенёсся в уже ставшее любимым кресло, увидел смеющуюся Кристину и грустно улыбающуюся Каролину. Они были здесь, совсем рядом, и солнце, заглянувшее в распахнутое настежь окно, приятно согревало лицо и руки. Как хорошо быть счастливым! Для этого надо так мало. Почему же в жизни всё происходит так, а не иначе? Ведь можно быть счастливыми вместе. Всем вместе.

Марк набрал номер. К телефону подошла Клара.

-     Я знала, что ты позвонишь. Послушай, Марк, я не хочу с тобой говорить, и вообще...

-     Дорогая, выслушай меня, пожалуйста, не клади трубку. - Марк говорил очень быстро. - Я должен тебе всё рассказать. Поверь, ничего предосудительного я не сделал. Не могу говорить по телефону, мне нужно видеть тебя. Я расскажу всё, с самого начала, с той самой встречи с Ковачем, помнишь? Ты всё поймешь, и всё будет как раньше.

Некоторое время Клара молчала, затем произнесла:

- Хорошо. Я подумаю.

Разговор состоялся на следующий день.

Клара сидела в кресле, а Марк, взявший у жены обещание не произносить ни слова, пока он не закончит, нервно ходил по комнате и говорил, говорил. Он рассказал ей всё: об идее Ковача, о смешном толстяке Кирилле, о пяти ступенях к успеху, о возможном всеобщем счастье. Ему казалось, что Клара обязательно всё поймёт, она не может не понять, ведь всё так просто, и счастье - вот оно, рядом. Чем ближе к концу подходил рассказ, тем увлечённее Марк говорил, и тем мрачнее становилась его жена. Когда речь зашла о Каролине, на глаза Клары навернулись слёзы, а когда Марк высказывал идею о всеобщем счастье, Клара уставилась в одну точку. Могло показаться, что она ничего и не слышала вовсе, тем не менее, она всё прекрасно воспринимала, а её поза и взгляд выражали одно - она уже всё твёрдо решила. Когда Марк замолчал, Клара встала, обозвала его сумасшедшим и потребовала, чтобы Марк навсегда избавил её от своего присутствия. Это был крах, катастрофа, полное и окончательное разрушение семьи.

Через два дня Марку пришлось переехать на новое место жительства.

Марк снял небольшую комнату в рабочем квартале. Это было постоянно сырое помещение с отклеившимися и почерневшими обоями, где из мебели стояли только шкаф без полок, продавленный диван, шатающийся стул и стол, служивший и письменным, и обеденным. По ночам за шкафом возились мыши, а по утрам Марка будили соседи, начинавшие скандалить с шести часов словно по звонку будильника.

Но зато у этой комнаты был один плюс, который перевешивал все вместе взятые минусы - она находилась в соседнем с «другой квартирой» (так называл Марк квартиру Карла и Каролины) доме, поэтому, приходя с работы и наспех перекусив, Марк сразу же бежал на шоу «Семья». Времени для моделирования теперь было предостаточно, и Марк появлялся в квартире новых друзей (а он их уже считал друзьями) ежедневно, а по выходным проводил там целые дни. Само собой разумеется, что контракт был продлён на неопределённый срок, во всяком случае до тех пор, пока Марк смог бы оплачивать сеансы.

Но мысли о своей семейной драме не давали спать по ночам, бессонница истязала Марка. Утром была работа, затем - ставшая родной семья Карла и Каролины, но ночь наступала неотвратимо, как смерть.

Занятые своими делами сослуживцы обратили внимание на неопрятный вид прежде всегда ухоженного Марка. Естественно, состоялся разговор с директором фирмы, и Марку пришлось рассказать о том, что его бросила жена, и теперь он очень плохо спит. Директор вошёл в положение Марка и предложил уйти в отпуск. Марк принял предложение с плохо скрываемой радостью, но утром следующего дня понял, что на работе ему было бы легче - там он никогда не оставался один на один со своей болью. Марк ожидал увидеть в одиночестве свободу, но в одиночестве была лишь зависимость от тяжёлых мыслей. «Прав был старик Сартр, - думал Марк, - свобода действительно лежит по другую сторону отчаяния».

Словно чувствуя состояние Марка, «актёры» хуже повиновались световым сигналам. Каролина необоснованно «пилила» Карла, скандалы участились. Марку казалось, что кто-то намеренно мешает ему. Иногда у него появлялись сомнения - один ли он моделирует жизненные ситуации в этой семье или нет? Возможно, тот, другой, путает ему все карты? Марк испытывал бешеную ревность. Ему казалось подлостью приводить кого-либо в этот дом. Хотя наблюдающих за этой семьёй могло и не существовать, Марку хотелось быть уверенным в этом на сто процентов. Чтобы не дать никому из потенциальных клиентов ни единого шанса, он предложил Кириллу баснословный гонорар, предупредив его, что не потерпит присутствия посторонних в «его» семье. Толстяк кланялся, шаркал ногой, был угодлив и любезен.

Марк же, не доверяя Кириллу, при последующих сеансах искал следы пребывания других людей в гостях у его семьи, но, конечно, не находил их. Чувство, что его обманывают, не покидало Марка. «Никому нельзя доверять», - думал он. И Марк сделал решительный ход.

Прежде всего, он забрал в банке все свои сбережения. Следующий его шаг был странен, но полностью оправдан перед самим собой долгими ночными размышлениями - подозревая, что Кирилл не сдержит обещание, Марк бросил работу. Не контролируемой оставалась только ночь, но, имея на руках приличную сумму, можно добиться потрясающих результатов. Значительная часть денег тут же перекочевала в волосатые руки Кирилла, и в тот же день Марк вселился в «другую квартиру». Проблема питания была решена так же легко - за отдельный солидный куш Марк купил право на трёхразовое питание за одним столом с семьёй. Единственным, чего ему добиться не удалось, оставался запрет на разговоры - этот пункт контракта не продавался.

Теперь Марк выходил из квартиры довольно редко, в основном чтобы пополнить запасы сигарет. Однажды в толпе он заметил лысину Ковача, но Кирилл сказал ему, что сегодня утром Ковач звонил из Монтевидео, поэтому оказаться здесь он никак не мог.

Как-то Каролина, уходившая за покупками, вернулась позже обычного более чем на два часа и сообщила мужу, что встретила своего давнего приятеля, с которым вместе училась. Они посидели в кафе, вспоминая студенческие годы. Этот эпизод прошёл бы незамеченным, если бы не поведение Марка.

Мягкий жёлтый свет резко сменился на агрессивный красный. Карл, оторвавшись от газеты, недоумённо посмотрел в сторону Марка:

Марк был непреклонен.

Тогда Карл обернулся к жене:

Каролина замерла и ответила еле слышно:

-     Да, это уж слишком! - Карл вошёл в роль. - Целых два часа вспоминали прошлое! Может, у вас с ним было что-то, а? А может, сегодня вы не только вспоминали?

-     Да, могу! И вообще, дорогая, - ехидно продолжал Карл, - что-то ты слишком часто стала прихорашиваться в последнее время.

-     Ты ревнуешь? Это же просто нелепо, Каз... Карл!

-     Пусть нелепо! Но с этих пор ты будешь отчитываться передо мной за каждую минуту, проведённую вне дома!

Карл коротко размахнулся и влепил жене пощёчину. Каролина, закрыв лицо руками, выбежала на кухню.

-     Папа, не смей трогать маму! - заплакала Кристина.

-     Что ты, доченька, это ведь игра такая, понимаешь? - успокаивал дочь Карл. - Это всё неправда, пойми.

Марк был ошарашен. Ситуация вышла из-под контроля, и на какое-то короткое время Марку показалось, что он сходит с ума. Он ничего не понимал - ни где он, ни что делает, ни кто он такой. Марк даже не задавал себе эти вопросы, настолько он был ошеломлён. Единственным, что связывало его с этим миром, был плач Кристины, и уже от этого плача, от этой отправной точки Марк начал возвращаться к действительности. Восстановить цепь событий было сложно - сначала он вспомнил пощёчину, затем, когда память проявила, как фотоплёнку, его собственные действия, Марку стало плохо и его стошнило. Дальше он ничего не помнил.

На следующий день Марк пришёл к Кириллу. Ему нужно было срочно поговорить с Ковачем, но тот снова отсутствовал. Как оказалось, накануне вечером Ковач звонил из Каира и обещал скоро вернуться. Марк ушёл домой и двое суток не выходил из комнаты - ему требовалось многое обдумать. Что же он делает не так? Последствия его поступков были ужасны, причины не ясны. «Успокоиться, сосредоточиться, Фрейда вспомнить, наконец, - говорил Марк своему отражению в зеркале. - Но если быть честным, я боюсь, что истинные мотивы могут быть страшными для меня. Так что не стоит ничего искать, надо просто исправлять ошибки».

И он начал исправлять.

Промахи Марка не прошли бесследно. Он видел, что Карл всё чаще приходит домой пьяным, а Каролина надолго пропадает, а возвращается уставшая и счастливая. Всё это, конечно, не могло нравиться Марку. Он понимал, что проблемы в «его» семье начались с его появлением, и уже не надеялся повлиять на ход событий.

Его взгляд опустел, руки повисли. Бесконечная апатия завладела всем его существом. Хотелось всё забыть, вычеркнуть из памяти, даже обвинить во всём Ковача. Того сладкого чувства опьянения моделированием не было и в помине - оно ушло безвозвратно и было погребено под обломками рухнувших надежд.

И вот прошёл год с того дня, когда Марк впервые переступил порог «другой квартиры». Именно в этот день Кристина, не имевшая права обращаться к Марку, грубейшим образом нарушила контракт. Она только что с большим трудом затащила на диван вернувшегося с прогулки отца - тот открыл дверь и упал в коридоре. Матери дома не было.

-     Ты хотя бы понимаешь, что ты наделал? - кричала Кристина прямо в лицо Марку. - Ты имеешь представление о том, до чего ты довёл отца и мать своим вмешательством? Он же безбожно пьёт, а она гуляет, как кошка! Ты что, не видишь?

Каждое её слово вонзалось в Марка, как нож, каждый упрёк бил прямо в сердце, бил беспощадно и наверняка.

-     Или для тебя это просто забава? Игра, как когда-то говорил отец. Ты же маньяк, сумасшедший, вообразивший себя великим кукловодом. Но это жизнь, а не спектакль, понимаешь? Жизнь! И никто не вправе заставлять других жить так, как хочется ему. Ни за какие деньги! Чёрт бы вас всех побрал с этим вашим дурацким шоу!

Конечно же, о контракте в этот момент Марк не вспоминал. В один момент всё рухнуло, всё закончилось. Шоу в первоначальном варианте больше не существовало. Была растаявшая иллюзия, было разбитое счастье. Марк понял, что теперь уже ничего не спасти. Подчинившись страсти, он разрушил жизнь этой семьи, даже двух семьей - в напряжении последних месяцев Марк почти не вспоминал о Кларе. И теперь, уничтоженный и раздавленный, он решил поставить точку. Сил у него уже не осталось.

Едва дождавшись вечера, когда Кристина куда-то ушла, а Каролина ещё не возвращалась, Марк встал со своего кресла, прошёл на кухню и взял нож. Ему была нужна верёвка, но ничего подходящего не попадалось. Проходя мимо своего привычного места, он вдруг остановился и ухмыльнулся. Ему показалось символичным повеситься на сетевом шнуре от аппарата, который стал причиной всех его бед и несчастий. Шнур был короток, но его хватило на петлю, и, подставив стул, Марк привязал конец шнура к люстре. Вот и всё. Марк вспомнил, что самоубийцы оставляют предсмертные записки, в которых объясняют причины, побудившие их сделать свой последний выбор. Но как на листе бумаги расскажешь о том, что ты оказался слабаком и неудачником, да ещё так сильно навредил другим людям? Как разъяснишь то, что жизнь просто не удалась?

Он толкнул стул, и шнур больно ударил в шею. Дыхание перехватило, Марк хрипел, его ноги сами искали опору. Он хотел схватиться за шнур, но тот так впился в шею, что зацепиться за него было невозможно. Марк пытался поймать люстру, но она выскальзывала из рук. В глазах начало темнеть, что-то замельтешило, будто на голову опустилась стая мошек. Промелькнула мысль о том, что не может всё это длиться так долго. И тут же следующая - нет, нет, схватиться, что-то сделать, жить, так хочется жить! Его тело вдруг потеряло вес, Марк поплыл... и умер.

На том свете всё было точно таким же, как и на этом: та же комната, то же кресло. Даже аппарат был без шнура. Марк лежал на полу, а над ним возвышались двое - видимо, ангелы. Один из них ходил туда-сюда по комнате и нервно теребил что-то в руках. Другой бил Марка по лицу и приговаривал:

Марк закашлялся, и ангел сказал:

Карл сходил на кухню и принёс стакан воды.

Он приподнял голову Марка и поднёс стакан к его губам.

-     Что же ты, дурак, надумал? С чего это ты вешаться решил?

Марк, хлебнув воды, ничего не ответил. Он был жив, и значит, контракт ещё действовал. За год этот пункт он не нарушил ни разу.

-     Да говори ты, чего молчишь? - злился Карл. - Или у тебя совсем крыша поехала?

Случай был исключительный, но если уж на разговоры наложено табу. Марк упорно молчал.

-     Где ты ходишь, тут такое... Этот идиот вешаться вздумал, - сказал Карл. - Если бы я не услышал, как он хрипит, всё, выносили бы покойничка.

-     Да не говорит он ничего! Видимо, головой стукнулся, когда я его из петли вытаскивал.

-     А, это. - Карл почесал затылок. - Ничего не понимаю.

Каролина присела около Марка.

-     Марк, да разве сейчас можно думать о каком-то контракте? Вы же были на волосок от смерти! Вас же с того света вытащили! Вы чуть не умерли!

Марк всё молчал, и только появившиеся слёзы выдавали его внутреннее состояние.

Утром все делали вид, будто бы ничего не произошло. Карл читал газету, Каролина с дочерью хлопотали на кухне. А Марк сидел в кресле с отсутствующим видом. Он был противен сам себе. Всё вышло не так, как он хотел, ведь в его мечтах Карл был ему братом, Каролина - невесткой, а Кристина - племянницей. Марк более не представлял жизни вне «другой квартиры», поэтому вёл себя тихо, как мышь, чтобы ничто не послужило поводом для его изгнания. К тому же ему было очень, очень стыдно.

В тишине и покое Марк прожил несколько дней. И может быть, спустя время всё плохое ушло бы, жизнь наладилась, но. Всё когда-нибудь заканчивается, и однажды наступил момент, когда Марк с ужасом обнаружил, что у него совсем нет денег.

Это случилось в тот вечер, когда Кристина привела домой своего жениха. Марк, только что осознавший, что за завтрашний день ему платить нечем, думал о том, что ему удастся обмануть Кирилла и протянуть некоторое время, но что делать дальше?

-     Не обращай внимания, - сказала Кристина своему парню, - это мой дядя, он глухонемой и немного не в себе.

Родителей дома не было. Кристина достала бутылку вина, порезала фрукты, зажгла свечи. Марк, погружённый в свои мысли, не замечал того, что Кристина и её молодой человек пили вино, танцевали и целовались. «Как же быть, - думал он, - что же мне теперь делать? Скоро день рождения Каролины, а я не смогу быть здесь. Как же я преподнесу ей свой подарок? Подарок. Какое красивое платье я подарил Кристине!

Вот оно, висит на ширме.        

На ширме? Почему оно на ширме? А на полу мужские джинсы...»

У Марка перекосилось лицо, и он ринулся вперёд. Отбросив ширму в сторону, он схватил голого парня и стащил его с постели. Обнажённая Кристина кричала, парень неумело отбивался, а безумный Марк душил его. Неожиданно появился Кирилл с куском колбасы в руке, и вдвоём с парнем они скрутили Марка. Тот плакал, рычал, умолял отпустить и ругался. Спустя полчаса он пришёл в себя в квартире Кирилла, после того, как толстяк влил в него полбутылки виски.

-     Что ты наделал, Марк! - визжал Кирилл. - По условиям контракта я про¬сто обязан прогнать тебя из квартиры. Но, учитывая наше...

Кирилл налил и себе, выпил и продолжил, но уже тише:

-     Учитывая наше давнее сотрудничество, я согласен закрыть глаза на этот инцидент. Естественно, это будет стоить некоторую сумму.

-     У меня больше нет денег, - сказал Марк. - Совсем нет.

-     Что ж, - с большим сожалением сказал Кирилл, - это меняет дело.

Когда дверь за Марком захлопнулась, из спальни с сигарой в руке вышел Карл.

Спустя минуту к ним присоединились Каролина с дочерью.

-     Слава богу, всё закончилось, - сказала Кристина. - Мне это ужасно надоело...

-     Мне тоже, - поддержала дочь Каролина, - в следующий раз, Казимир, найми актёров.

Ковач подошёл к окну.

-     Ну и кто из нас неудачник? - сказал он, снимая парик и отклеивая усы и бороду. - Кто?

И, поглаживая бугристую лысину, добавил:

-     Ладно. С этим покончено. Кто там у нас следующий?

Кирилл почесал за ухом и ответил:

-     Список у нас длинный. Банкир. Владелец ресторана. А вот ещё интересная личность - финансист. Тюфяк тюфяком.

-     То-то же. Кирилл, пора расширять бизнес. Завтра же снимешь три квартиры. Съездишь в театральный. Нет, актёров я найму сам.

Тем временем Марк вышел из дома. От выпитого немного кружилась голова. Марк решил отложить свои проблемы на завтра - ему требовался отдых. Недалеко был парк с широкими скамейками, и он прилёг на одну из них, благо летний вечер был довольно тёплым. Засыпая, Марк вспомнил, что после пощёчины, полученной от Карла, Каролина, убегая из комнаты, странно улыбалась. Он начал всё понимать, но через минуту ему уже снились Ковач и шотландский виски.

На следующее утро... впрочем, следующего утра не было.

Другие произведения автора 

Добавить материал