АЛЕКСАНДР ФИЛАТОВ

ЛОСИ
Рассказ

Как на сучок наткнулся, как на изгородь, — не прорвёшься сразу. Постоял, подумал — впереди маячит нехорошо тёмное тело, испуганное и хищное. Лось попробовал забрать влево, тёмное тоже метнулось влево, вправо попробовал — справа тягучее пятно.

— Пошёл! — скомандовал себе лось, лизнув окровавленную ногу. Язык не принял, противно стало.
— Пошёл! — снова скомандовал. Голова отброшена, и глаза чуть в бок смотрят.

Опрокинул острыми копытами преграду и рванул махами, давя кусты боярышника и тёрна.

Раздуваются брезгливо ноздри — какой запах дурной, а увлекает запах, несёт дальше. Передняя нога приотстаёт, остановиться надо, только бы на одно колено привалиться, понять, осмыслить, смыть снегом дурной запах! Да голоса вдалеке, крики громкие, и будто труба поёт... Вслушался — поёт!

Лось выскочил на залысину ската. Огляделся кругом, потом на ногу смотрит. Ещё лизнуть надо — кровь капельками падает на снег и шариками скатывается в давнишнее копытце, словно в лузу. Брезгливо, как брезгливо, а надо лизнуть — так делала старая мать, так другие лоси делали...

Лизнул-таки. И снова глаза, будто пятаки калёные, — жадные и свирепые, и правая нога, что в мякоть там провалилась, дернулась, и рога звякнули о сжатый воздух.

Оглянулся на шум по снегу. Так и думал — прорвалась и подруга. Вот след в след идет, прыжки тяжёлые, голова низко зависла. Дождался.

— Что с тобой? — шепнула лосиха, переведя дыхание.
— Нога, — сказал он и на колени встал.

Она начала лизать рану, мягко касаясь языком и тёплым дыханием обдавая... Как окровавленный бинт, протянулась полоска зари. Посредине пятно солнца. Кругом по горизонту печные трубы источали белые столбики дыма. Ранний мальчик по лыжне пошёл...

За густым кустарником нудно заскрежетало железо, потом трубой расшевелили прихваченный морозом покой, ещё... ещё...

— В погоню! — донеслось до лосей.— В погоню...

Трёхосный вездеход хватил снег — и без разгона пополз вверх по крутизне мелового холма. Где провернёт колесами вхолостую, где зацепится крепко.

— Давай! Давай! — кричали в кузове несколько голосов, — Газани!.. Нажми! Он далеко не уйдёт, так его... По следу дуй, по крови!.. На равнину гони, на равнину!..
— Как же это ты его, а? — спрашивали другие голоса.
— Два их было... С первой — не свалил, в ногу, кажется, попал... Рука потом скользнула, да и ствол второй осечку дал. Не успел... Хотел на дерево, дотянулся было... А он, сволочь, пошёл… Сбил! Второй, лосиха, кажется, вдоль огородов, левадами...

Первое, что подумал лось, увидев машину, махнуть по кустарнику да в гору, через пахоту. А там он знал такие овраги, что никому не пробраться. Прикинул — далеко. Машина наперехват пойдёт. Нет, не проскочить. Лосиха тяжело дышит — с косогора не сойдёт на рысях, телёнок задавит, упадёт... Значит, на равнину путь. Час хода до леса, там отстанут. Он втянул воздух, подтолкнул лосиху. Пошла, выбрасывая тело повыше, голова низко...

— Жми! Давай! — кричали на кузове. — Теперь не уйдёт! Гони по низине... На косогор не пущай! На косогор...
— Я слезу, не хочу, — сказал блондинистый бородач.

Ружьё выбросил, ногу занёс над задним бортом.

— Ты чего это? — спросили в несколько голосов.
— Не по мне это всё... — и выпрыгнул из машины.

Лось огляделся, увидел одинокого человека. Подумал — затевается что-то... Догнал лосиху, склонил немного голову, идти попросил.

— На дальний лес, к горизонту! Я отвлеку, — говорил он, судорожно вздрагивая от боли в ноге.

Потом рванулся чуть вправо — к косогору, будто знал, что за ним погонятся, знал будто, что добивать пойдут, по закону охотничьему...

Машина тормознула и тотчас забрала вправо. Гладкая стерня, выветренный снег, и уже дыхание почти слышит лось за собой. Вот выстрел должен грянуть, вот — минута осталась, а может, меньше минуты? Не знал, что с машины не посмеют, что выпрыгнут из кузова — этикет соблюсти... Двадцать шагов осталось. Отбросил голову — глянул. Тормоза поют. Визгливо! Сжался — да как праща — влево, ещё левее, овраг, дна не видно. Зажмурился, прыгнул... Сошло всё! Ложбиной пошёл. Снег в клочья разметал, за копытами пыль белая-белая — и ничего больше.

— Эх, упустили. Хитёр больно, сволочь! И попался же на наши головы! Пропала лицензия, пропала... Зря! — говорил один сокрушённо, провожая взглядом скачущего вдали лося.
— Обойти надо! Обойти! Он на дальний лес лосиху поведёт, это ж и дураку понятно!
— Может, отбить её? Тогда возьмём...— кричал шофёр. — Не за ним, за лосихой гнаться надо.
— Она в запуске — нельзя! Если что — отвечать придётся, — сказал осторожный человек.
— Кто узнает-то?..
— Кончай травить! Сказано — обойти, значит — обойти! Он точно на дальний лес пошёл. Садись быстро. На дорогу! На дорогу — сам придёт в руки...

Заря расползалась всё шире по небосклону, и солнце уже пожелтело, только йодистые тучки плотнее нависали козырьками. Редкие снежинки падали на уши, ложились на глаза. Было хорошо и было одиноко. Отлежаться надо, только отлежаться, а там он легко догонит подругу, уведёт в глубокие балки за дальним лесом. Там солнце прожигает снег на южных скатах, а прогалины пахнут новой травой... Да, вот мальчишка ранний по лыжне идёт, прямо на него, торопится — по палкам видно...

Шире открыл глаза. Кто-то лижет пылающую ногу. По дыханию понял — лосиха. Её ясные глаза смотрят в упор, добрые глаза в рамочке длинных ресниц...

Попробовал встать — получилось. И легкость, и силу почувствовал, как шаг опробовал.

А мальчишка всё на палки напирает...

— Идём в дальний лес, — сказала нежно подруга, — Мне страшно одной, а уже пора, пора уже... Я боюсь!

Потянула воздух, снежинки вдыхая.

След в след пошли по равнине. Впереди лосиха, голова приподнята навстречу спасительному лесу под козырьками йодистых туч...

[1986]

Публикуется по авторской машинописи






Виталий Волобуев, подготовка и публикация, 2016