ПО ВОЛНАМ МОЕЙ ПАМЯТИ

Автор: Валентина ЦОЛЛЕР (БЕЛЕЦКАЯ)

Газета «Белгородские известия» от 25 марта 1998 года

      Стылым мартовским вечером, возвратясь домой, я нашла записку сына: «Мама, позвони Оле Истоминой, у неё для тебя есть очень хорошая новость». И я, еще не набрав знакомый номер, сразу же поняла, что единственно радостной за многие месяцы вестью для меня может быть только выход долгожданной книги поэта Александра Филатова, моего любимого учителя.
     И вот передо мной эта книга: Издательский дом «Шаповалов». А. Филатов. «Я воскресну в травах спелых». Избранное. Первое, что бросается в глаза — это удивительно простое и ёмкое художественное решение юной художницы Юли Алутиной: белый переплёт и в тонких черных линиях прозрачные рисунки. И я ловлю себя на мысли: «Да, всё точно, ведь сам Филатов, обращаясь к художнику С. Косенкову, писал: «Живописуя свет и тень... Не доверяй обилью красок. Тут два начала: ночь и день. Всё остальное — бремя масок».
     С волнением открываю первую страницу и встречаю до боли знакомый, добрый и мудрый, чуть ироничный взгляд Александра Константиновича Филатова, такого живого и близкого, как будто и не было этих долгих десяти лет разлуки.

Я воскресну в травах спелых,
В каждой нитке повилики,
На снегах иссиня-белых
Неземным и сердоликим...

     Я начинаю читать и... не могу — глаза застилают слезы. Ведь всё, о чём так пронзительно писал Филатов, так дорого и близко мне, одной из сотен его учеников той далекой, теперь уже «бездетной» Топлинской школы, где преподавал литературу и русский язык Александр Константинович.
    Всего короткой строкой вписан в биографию Александра Филатова период учительства в Топлинке. Но для многих из нас, его учеников, годы учёбы у него стали главными в жизни. Именно встреча с Филатовым, неординарной личностью, человеком высочайшего интеллекта и большой души, стала определяющей для нашего становления. Его вдохновенные, наполненные радостью творчества уроки литературы были для нас уроками жизни, добра и любви. Любви к прекрасному, к людям, родной земле...
     Я перелистываю страницу за страницей новой книги и вместе с Поэтом как бы плыву по волнам своей памяти. Вот я, совсем юная деревенская девочка, слушаю его завораживающий голос на уроке литературы или иду через лес с полной сумкой книг из его домашней библиотеки, или с трепетом несу ему свои первые неумелые стихи. И слышу его голос:

— Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком...

      Я помнила эти слова всю жизнь: когда уходила за порог школы, когда рожала детей, когда собирала осколки разбитого счастья, когда...

     Открываю следующую страницу, и мой Учитель вновь, как тогда, ведёт меня по знакомым тропинкам детства и отрочества, и вместе с ним

Я читаю раскрытую книгу осеннего леса
И ответы ищу на мучительный, долгий вопрос...

      Эти мучительные вопросы он задавал себе всю жизнь и учил нас не уходить от них, искать свои ответы.

    Поэзия Александра Филатова не может оставить равнодушным, как не был равнодушным человеком он сам. Если определить главную тему его творчества, то, наверное, такой связующей нитью будет Любовь: к природе, родному селу, к сыну, жене, к жизни... Филатов знал и понимал, как надо любить Родину, потому что сам любил её до боли, до слёз. Для него Родина — это прежде всего его родная Топлинка, которой он посвятил столько проникновенных строк и за спасение которой так неистово боролся с чиновниками разного ранга и просто равнодушными людьми, а не достучавшись, принял вместе с ней мученическую смерть. Родина — это и черноземная земля:

А сколько раз в распутицу, ненастье
Тебя хулят, невинную виня.
Земля моя, своею чёрной мастью
Непостижимо трогаешь меня.

Любовь к Родине звучит и в стихах, посвященных Полтаве: «Полтава смотрится со стороны....» Вновь читаю эти строки, и вспоминается ночной разговор в Полтавской степи, когда мы, счастливые девятиклассники, награждённые колхозным правлением за ударную работу на свекольном поле поездкой в Полтаву, сидим у костра со своим классным руководителем и любимым учителем Александром Константиновичем, и он читает нам свои стихи:

Над белыми вратами Кочубея,
Среди дубрав и выкошенных нив
Высокая гроза, паря и рея,
Прошла нежданно, воздух освежив.
И в стороне, поверженный нелепо,
Дымился дуб от веток до корней...
И сквозь листву глядел живой Мазепа.
И плакал в листья мёртвый Кочубей...

    Наверное, только так можно научить детей любви к Родине, её истории и настоящему.

    Любовь к народу для учителя и поэта Филатова лишена ложнопатетической окраски, в ней нет никакой фальши. Он любит своих земляков-односельчан:

В моей деревне — так легко,
В моей деревне — всё по-русски...

      Любовью пронизаны строки, воспевающие «нелёгкий труд людей, прекрасный — столь же и не новый». Сам поэт говорит о своём древнем родстве с ними:

Закваска древняя во мне
И столяра, и стогомёта...

      Особой нитью вплетена в творчество Филатова тема войны. Рождённый в грозном сорок третьем, он с молоком матери впитал и боль утрат, и ненависть к врагу. Об этом его строки «Я видел уходящего врага...» Потрясают своей пронзительностью стихи «Слышал на братской...», «Говорят, тюльпаны из Европы». Здесь нет ни ложного пафоса, ни гневно-обличительного тона, а лишь

Засажу тюльпанами окопы,
Укрощу зловещую войну.
Расцветут — я срежу осторожно
Красную слезиночку войны...

     Удивительно добрые и мудрые строки Александр Константинович посвящает сыну Саше: «Прочитай, мой малыш, эту книгу Добра и Печали...», без назидания, терпеливо, с любовью он учит сына читать Книгу Жизни, распознавать Добро и Зло, Свет и Тьму:

Бери и не бойся: вот книги, а вот
Живая струя ускользающих вод.
Вот горстка земли: перегной и зола
Всеплодностъ добра и бесплодие зла.
...............................

Но сам выбирай по душе и уму —
Хоть свет на свету, хоть ползучую тьму.

      Страница следует за страницей и как будто вместе с ними я перелистываю годы... Стихи знакомые и незнакомые, время далёкое и близкое... И вот передо мной последняя поэтическая глава книги — «Поле моё», где собраны неизданные при жизни поэта стихи. Я читаю их и не могу понять, почему так становится больно, почему не проходит мучительный ком в горле? Оттого ли, что на всех этих строках такая печать утраты, такое предчувствие беды, такая неизбывная печаль?

     Не стало Топлинки, ушли на гнилое дно «рукотворного» моря тропинки к родной школе, погибла криница...

Последний угол старины,
Последний дом в глубинах сада...
Легко на всё со стороны
Глядеть, когда рыдать не надо.
Но если в крик душа болит,
Но если в сердце зреют слёзы.
Как мне глядеть на груды плит,
И в землю втоптанные розы?..

      Мы не виделись долгих семь лет. Но для меня они были целою вечностью, безвременьем. Я работала, растила детей, училась в аспирантуре, но, как мне казалось, вовсе не жила, верней, не так жила. Временами мне казалось, что я потеряла ту единственную, самую дорогую мою дорогу — дорогу к Филатову, моему Учителю, по которой я могла прийти к нему через пургу и весеннее половодье в надежде на встречу, поддержку, сопереживание...
     Но нет, не потерялась эта дорога. Она привела меня к Филатову спустя годы, правда, уже в городскую квартиру, как он говорил, «коммуналку», где так было тесно и неуютно ему, «рыбаку и сельскому поэту». И я не могу себе простить, что пришла к нему слишком поздно! Жить ему оставалось немногим больше года.

     Последняя наша встреча состоялась за месяц до его смерти. Мы, несколько одноклассников, пришли к Александру Константиновичу, когда смертельный недуг уже сковал его тело. Но как светились его глаза, как радовался он вместе с нами, как смеялся, когда вспоминали мы Топлинку, наши школьные шалости, рыбалку, Полтаву... и лишь иногда лёгкой грустной дымкой подёргивались его глаза... Я читаю филатовскую «Дорогу к Толстому» (лучшее его прозаическое произведение), и для меня вдруг так ясно видится, что это я — та девочка-девятиклассница за второй партой, и это мне мой Учитель говорит:
     — Толстой мешает быть уверенным, самоуспокоенным... Не быть уверенным, «быть вполне хорошим» — значит поискать, помучиться, найти...
     И для меня так естественно выстраивается ряд: Толстой — мой Учитель — я. Он понял, мой Учитель, понял главное и сумел передать мне: «Объединить всех в одном чувстве: с собою, друг с другом, потом с целым миром. Объединить в осмыслении «фальши-нефальши», «можно-нельзя».
     Я закрываю последнюю страницу, но наш разговор продолжается...

Знаю, что уйду наверняка
В те миры, где все подвластно свету,
Где совсем другие облака
Освежают знойную планету,
Где звезда вечерняя горит
В глубине вселенского тумана
И с Землёй спокойно говорит
Языком, не ведавшим обмана...

ВАЛЕНТИНА ЦОЛЛЕР (БЕЛЕЦКАЯ),
кандидат филологических наук,
доцент кафедры русского языка БГУ,
выпускница Топлинской средней школы 1973 года

Добавить материал

Следующие материалы:

Предыдущие материалы:

<< НазадВперёд >>

У Вас недостаточно прав для публикации комментария