Людмила Чумакина. САША СНИТСЯ МНЕ ВСЕГДА ИДУЩИМ...

ЛЮДМИЛА ЧУМАКИНА

САША СНИТСЯ МНЕ ВСЕГДА ИДУЩИМ...

Источник: Газета «Зебра-Курьер» от 21 октября 1998 года

Чумакина Людмила Ивановна (Радковская по мужу),1949 г. р., место рождения — Алтай; в Белгороде жила с 1970 по 1983 год; с 1986 г. живёт в Москве; с 1991 г. — свободный художник; поэтесса, критик, автор короткой прозы. Автор книг стихов и прозы: «Стук в дверь» и «Оттенки» (Воронеж, 1978 и 1982), «Днесь» (Москва,1993), «И никакой подмены» (Киев, 2002), соавтор книги «Воздушные чернила» (9 поэтов, Киев, 2000), вошла в критический раздел 3-х томного издания «Русская литература, XX век» (Москва, 2001). Ни в одном из писательских Союзов не состоит.

Десять лет молчу о Филатове. Тема не из тех, что «раз-два взяли!» С какой буквы ни начну — не та буква. В прошедшем времени всё как-то предательски звучит... И кажется, что слышу Сашин сокрушительный вздох, типа: «Перестань, Люд! Ты же всё понимаешь...» Но я уже слишком испорчена, чтобы перестать. Единственное, что обещаю Филатову, — никакого «стиля», никаких надгробных речей, никакого прошедшего времени. Что-нибудь попроще, покороче... Со вторым сложно: расстояние от 75-го до 88-го («от» и «до»), эта чертова дюжина, эта прорва времени уже не просто личное время, а (как ни глупо звучит) — история, эпоха, то с лёгким дыханием, то с одышкой.

Тот 88-й год мне дорого достался: зимой хороню двухмесячного ребёнка в Москве и после еду к Филатову. Что-то крепкое пьём, а у него всегда всё крепкое — чай, водка, кофе. Просит рассказать о смерти подробно — рассказываю... Весь вечер других тем он касаться не хочет, возвращая меня к «той последней черте». До октября ещё далеко... Но он наступил. К моему дню рождения — Сашины похороны... Вышла из подъезда, купила свои любимые белые хризантемы ему и себе одновременно (огромные, как вздох по Саше) и пока шла всё прокручивала ахматовское — «И была для меня та тема, как раздавленная хризантема на полу, когда гроб несут...» Теперь все октябри звучат этими строчками...

А с Филатовым я связана с первого дня особыми узами, особым образом. Это — момент совпадения, когда по каким-то законам два существа обнаруживают, что к вещам в пространстве у них один и тот же подход, что о неназванном у них одни и те же догадки, что мир и жизнь им интересны по одним и тем же причинам, что в конце концов у них одна и та же способность по-настоящему любить только то, что чётко не обозначено, и чего здесь...

Слово «инвалид» Саше не шло, да никто так и не думал! Я бы здорово удивилась, услышав тогда это слово и тем более приняв его смысл...

Саша снится мне всегда идущим, всегда в полный рост, которого я никогда не знала. То, что его ноги «номинальны», у нас считалось особой отметиной особого существа, числящегося в особом Божьем списке... И только. Когда Филатову за порог тащили грязь и мелочность, он и это терпел, молча стыдясь, опуская глаза и жалея человека... за его тощие представления о Вселенной, сочувствуя его неразвитости, без упрёка.

Я часто приезжала в его топлинские владения — к реке, лесам, оврагам, кострам. Обычно с ночёвками... Младший Филатов бежал первым встречать последний белгородский автобус к разбитым брёвнам моста, и я появлялась... с обязательной чёрной шоколадкой. Из темноты приближались — Саша «на колёсах» и неизменно за его спиной — Зина: двужильная, верноподданная, самоотверженная, не претендовавшая на равенство с Поэтом, его бытовая твердь, его жена, его друг. Усталость отодвигалась на потом. Вначале — только радость, предвкушение разговора... до утра.

Мы сроду не вели с ним обыденных речей. Наши застолья не хотелось унижать вязкими смыслами о досужем, о поденщине и рабстве, которые и без того съедали жизнь. (О рабстве мы говорили позже, когда я... поумнела). В темах числились: Бог, хаос, стихия. Но начинали всегда с литературы и заканчивали ею. Движение от невежества по-настоящему у меня началось именно в филатовском деревянном доме.

Виталий Волобуев, 2011, подготовка текста