«Я САМ НЕ ЖАЛ КОЛОСЬЕВ СЧАСТЬЯ...»

Автор: Ольга ИСТОМИНА

Статья в газете «Смена» от 25 марта 1993 года

Телефонным звонкам Александра Константиновича я была рада в любое время дня и ночи. И не просто рада, они были для меня долгожданными всегда. Даже если распрощались накануне. Так уж получалось, что никак не могли наговориться. И так получалось, что больше говорил он. Диалог был попросту тесен ему и он, не умещаясь в нём, выплёскивался из его рамок, переходил на монолог. Но выходило это совсем не навязчиво, а как-то естественно, само собой. И я, захлебываясь от волнения, могла слушать его бесконечно.

— Да чем, скажите, большевизм отличался от фашизма? Идеологией? Так ведь «Свобода. Равенство. Братство»... — были только на словах. А на деле: вся страна — единый концентрационный лагерь. И все — рабы. Только по разные стороны колючей проволоки. Маршал Блюхер, конечно, герой. Но сначала он подписал смертный приговор Тухачевскому, а через год подписали ему. За что боролись, то и получили. Почитайте «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына, «Жизнь и судьбу» Гроссмана...

Солженицын, Гроссман, Бердяев, Гумилев, Ходасевич... Я, конечно, знала эти имена и до 1987 года (год нашего знакомства с Александром Филатовым), кое-что читала в «самиздатовских» или дореволюционных изданиях, но говорить о них в то время отваживалась далеко не со всеми. Да и многие ли отваживались?

А Филатову я доверилась сразу. И влюбилась в него тоже сразу, с первого телефонного разговора. Других, впрочем, и не было. Так распорядилась судьба, что мы не только не были знакомы лично, но не видели друг друга даже издали. Договаривались не раз, планировали возможность встречи, но так и не встретились.

Ко времени нашего телефонного знакомства Саша был уже тяжело болен. Жить ему оставалось чуть больше года. О чём я, конечно же, не догадывалась. А он? Догадывался ли о близкой смерти? Судя по нашим разговорам, вряд ли. Даже рассказывая о своих больничных мытарствах, о недомоганиях (знала бы я тогда, как он мучился физически и как страдал!) никогда не жаловался был полон оптимизма и желания жить, работать. И работал. Дай Бог так работать здоровому человеку и так заниматься собственным образованием.

Недавно один знакомый поэт, услышав мои восхищённые воспоминания о том, каким образованным и начитанным был Филатов, пожал плечами. «Но у него же было столько свободного времени; читай да пиши, инвалидам в этом отношении всегда проще». Вот так! Как будто и впрямь Александр был только инвалидом? Как будто не проработал в Топлинской средней школе 15 лет учителем русского языка и литературы. И закончив уроки не приносил домой стопы ученических тетрадей. Не вёл, уже будучи членом Союза писателей, семинаров молодых литераторов и не перелопачивал груды рукописей (зачастую откровенно бездарных) начинающих поэтов, не писал статьи в районную и областные газеты и не только в газеты!

До сих пор сохранились его копии «докладных записок» в райкомы и обком партии, в московские министерства и ведомства о том, что строительство Белгородского моря — преступление перед природой, перед людьми, живущими на этой земле. Снят фильм по сценарию Филатова «У нас всего много». Да, его борьба не увенчалась успехом. Но он не мог молчать, когда рушились вековые крестьянские уклады и целые деревни переселялись на новые местожительства и не молчал. Не припомню, чтобы кто-то из белгородских деятелей культуры проявил подобную гражданскую активность.

А Александр Филатов жил именно так. Дорожа каждым днем, каждым часом, не позволяя себе расслабиться ни на минуту. И всё делал, словно взахлёб. Читал, писал, рыбачил, работал в саду и по дому. Так общался со своими учениками и друзьями, которых принимал «целыми делегациями» и в Топлинке, и позже в Белгороде, в нелюбимой городской квартире, называемой им не иначе как «коммуналка». Скольким молодым поэтам он помог поверить в себя, скольких старших товарищей поддержал в трудную минуту! Откуда только время и силы брались?

Сам он на мой вопрос ответил как-то так: «Я знаю цену жизни, но знаю и цену смерти».

И это были не просто высокопарные слова. Он, действительно, знал её не понаслышке. И даже предсказал точную дату своего ухода в стихотворении «Портрету А. Филатова»: «Ты двадцать пятого родился, Я — двадцать пятого умру...» Он и в самом деле умер в ночь с 24 на 25 октября 1988 года...

Дала о себе знать старая рана, которую он получил еще в 16 лет. Тогда Саша победил смерть и больше того, несмотря на предсказания врачей (полная неподвижность), научился ходить на костылях, водить машину. Закончил школу, Белгородский педагогический институт. Полюбил прекрасную женщину, вырастил сад и замечательного сына. И самое главное — оставил о себе светлую память в своих книгах. Поэты в отличие от других бессмертны, пока живы их стихи, пока есть хоть один читатель. А Филатова читают, и ещё как. В эти юбилейные дни во многих школах города и района прошли вечера его памяти. Сегодня пройдёт литературный праздник в селе Никольском. Там, где Александр похоронен, где живут его родители и где центральная улица названа его именем.

...Когда мне сказали: «Умер Саша», я словно окаменела. И никак не могла поверить не в то, что умер, а в то, что уже никогда (!), никогда (???) не услышу его голоса. А еще простить себе, что так и не повидалась с ним. Даже в последний путь не проводила. Надо же было уехать из Белгорода именно в эти дни!

Так странно, нелепо и беспощадно кроится наша жизнь... А на днях, возвращаясь с кладбища из Никольского, вдруг подумала: а может, не так уж и нелепо? Может, даже хорошо, что не встретились и что не видела его в гробу? Не пришлось прощаться. «Поэты живут и должны оставаться живыми». Таким он и остается в моей памяти. Просто от него давно не было телефонных звонков...

Добавить материал

Следующие материалы:

Предыдущие материалы:

<< НазадВперёд >>

У Вас недостаточно прав для публикации комментария