АЛЕКСАНДР ГИРЯВЕНКО
«Я ВОСКРЕСНУ В ТРАВАХ СПЕЛЫХ...»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Жилищная газета» (Белгород) от 29-30 декабря 2008 года
Стечение необычных жизненных обстоятельств делает судьбу человека необыкновенной и притягательной. Особенно если сам её обладатель представляет собой яркий, предельно удивительный самородок, ни на кого не похожий талант. К такому кругу людей относился и русский поэт Александр Константинович Филатов, уроженец нашего края, живший и творивший в предместьях Белгорода и в самом областном центре.
«ВЫПАЛ ЛИСТ...»
О «предсказаниях» самому себе
А. К. Филатов родился 25 марта 1943 года, а в ночь на 25 октября 1988 года умер. И что удивительно, ещё при жизни он предсказал точную дату своей смерти... И об этом интересном явлении говорится в трёх важнейших его стихотворениях, на которые нельзя не обратить внимание:
Цветут подснежники в яру,
И первый жаворонок взвился.
Я двадцать пятого умру.
Ты двадцать пятого родился.
Когда вот также первоцвет
Шагнул по утреннему лесу,
Чтоб с поздних дней моих и лет
Стряхнуть промёрзлую завесу
И в долгий жар оборотясь,
Почуять веточкой цветущей
С тобой единственную связь
И связь с неведомым, но сущим,
В котором жаворонка крик,
И ровный гул зелёных сосен,
И миг рождения, и миг
В небытие ушедших вёсен...
(«К портрету А. Ф.»)
Это «разговор» человека Филатова с поэтом Филатовым, автором «вечных» стихотворений, которым он знал цену.
«Жилищная газета» (Белгород) от 29-30 декабря 2008 года
Стечение необычных жизненных обстоятельств делает судьбу человека необыкновенной и притягательной. Особенно если сам её обладатель представляет собой яркий, предельно удивительный самородок, ни на кого не похожий талант. К такому кругу людей относился и русский поэт Александр Константинович Филатов, уроженец нашего края, живший и творивший в предместьях Белгорода и в самом областном центре.
«ВЫПАЛ ЛИСТ...»
О «предсказаниях» самому себе
А. К. Филатов родился 25 марта 1943 года, а в ночь на 25 октября 1988 года умер. И что удивительно, ещё при жизни он предсказал точную дату своей смерти... И об этом интересном явлении говорится в трёх важнейших его стихотворениях, на которые нельзя не обратить внимание:
Цветут подснежники в яру,
И первый жаворонок взвился.
Я двадцать пятого умру.
Ты двадцать пятого родился.
Когда вот также первоцвет
Шагнул по утреннему лесу,
Чтоб с поздних дней моих и лет
Стряхнуть промёрзлую завесу
И в долгий жар оборотясь,
Почуять веточкой цветущей
С тобой единственную связь
И связь с неведомым, но сущим,
В котором жаворонка крик,
И ровный гул зелёных сосен,
И миг рождения, и миг
В небытие ушедших вёсен...
(«К портрету А. Ф.»)
Это «разговор» человека Филатова с поэтом Филатовым, автором «вечных» стихотворений, которым он знал цену.
В другом стихотворении он пишет:
Среди пощёчин и насилья,
Среди всамделишных угроз
Не слова Божьего просил я,
А гибели своей всерьёз.
Но я не умер. Умер вечер.
Стряхнув пощёчину с лица,
В пяти шагах от места встречи
И в двух шагах от подлеца.
Ни стона не было, ни всхлипа.
Такси катило по мосту...
Шло представление Эдипа
Всего отсюда — за версту.
И, наконец, такое стихотворение, проникнутое предчувствием смерти:
Выпал лист, как выпадает снег
В ночь на двадцать пятое.
И вышел
Утром одинокий человек
Починить соломенную крышу.
Вышел, а вернуться не успел...
Говорили всякое в народе:
То журавль колодезный скрипел.
То журавль кормился в огороде.
То исчез за тучами навек...
Всякое в народе повторяли —
Выпал лист. И вышел человек
И его из виду потеряли.
Ещё «до исполнения» этого стихотворения о листе и человеке (вспомним Рубцова: «Я был в лесу листом, // Поверьте мне: я чист душою») у Филатова были строки:
...Гроза сентябрьская вдали,
Октябрьский снег над молочаем,
А ночью странно журавли
Над нашей крышею кричали...
ТАЙНЫ ЛИСТА
А. Филатов и П. Мелёхин
В конце жизни Филатов вернулся к запомнившимся природным картинам и стихам своих друзей. В их числе был поэт Павел Мелёхин со стихотворением:
Распахнуты и суша и моря.
Я постигаю и тепло и холод.
Как сахар с солью в воду, так в меня
Природа окружающая входит.
Её ручьи и кручи. И простор.
И тучи. И любимой плечи.
Всё круче, всё насыщенней раствор —
Родство моё с природою всё крепче.
И как бы меня ветер не носил,
Какое б солнце не сияло около,
Я не умру. Я выпаду, как облако,
Собой, как ливнем, землю оросив!
Вот откуда «Выпал лист, как выпадает снег». В «перекличке» Филатова с Мелёхиным «выпал лист и вышел человек», человек не умирает — просто «его из виду потеряли».
В стихотворении ничего не говорится о годе и месяце ухода из жизни, называется только число.
До «рокового» стихотворения Филатов не раз уподоблялся листве:
Боролась жёлтая листва
С ветрами, холодом и мглою.
Уже не чувствуя родства
С окоченевшею землёю.
Металась, пенилась, неслась
Над усмирёнными лесами,
Прервав единственную связь
Земных кореньев с небесами.
О пресловутом листе есть у него отдельное стихотворение:
Лист, не сдержавший жару.
Лёг у стопы и свернулся.
Я поглядел — и очнулся.
Волю давая перу.
Вмиг написал, а потом
Годы не мог разобраться:
Плакать мне или смеяться
Было дано над листом?
(«Тайна загадки»).
Выходит, Филатов не знает, как нужно относиться к этому символическому листу? То есть, для символических образов нет однозначного истолкования. Они связаны со всем творческим путём поэта, — а это не один год его жизни и работы.
ТАЙНЫ ЛИСТА. ПРОДОЛЖЕНИЕ
А. Филатов и Ю. Кузнецов
Филатов не мог не знать стихи Юрия Кузнецова, в которых проходят всё те же образы с «листом» и «журавлём» (они многозначны, олицетворяют ещё и «людей»):
Его повесили враги
На уцелевшей ветви.
И память стёрли, как могли.
Что был такой на свете.
Не знали люди ничего.
Но лист кружился рядом
И говорил:
— Я знал его,
Он был мне сводным братом.
Или:
Тихий край. Невысокое солнце.
За околицей небо и даль.
Сколько лет простоял у колодца
В деревянном раздумье журавль.
А живые — над ним пролетали
И прощально кричали вдали.
Он смотрел в журавлиные дали
И ведро волочил до земли.
Но когда почерневшую воду
Тронул лист на немытой заре,
Он рванулся и скрылся из виду.
И зацвёл на далёкой земле.
Ослеплённый алмазною пылью,
Он ветвями на север растёт.
Ему рубят широкие крылья
И швыряют в дорожный костёр.
А когда журавлиная стая
На родимую землю летит.
Он холодные листья роняет
И колодезным скрипом скрипит.
(«Раздумье». Из сборника: Ю. Кузнецов:
«Край света — за первым углом»).
Думаю, аналогия здесь очевидна. Ещё у Кузнецова в том же сборнике «Край света...» есть стихотворение «Снег», где домой возвратится человек, ...которого уже нет, который у Филатова — «вышел».
И лист, и человек уходят из виду, журавль тоже скрипит... — Филатов перекликается с Кузнецовым.
Зачем всё это сопоставляю? Хочу рассеять мистику вокруг Филатова, что он знал то, что человек не может знать. А Богом и даже верующим — по большому счёту — Филатов не был. Но был Поэтом.
«И ВОЛОГДУ БУДТО КАЧНУЛО...»
А. Филатов и К. Рубцов
Филатов «примеряет» судьбу тоже таинственным образом ушедшего из жизни Николая Рубцова:
Ушёл — говорят.
И навеки исчез.
Но видели в щели заборов,
Что кто-то скакал через поле и лес
На дальний огонь семафоров.
И Вологду будто качнуло. И шум
Прошёл над вершинами елей.
А всадник скакал...
И, надменно угрюм,
Исчез в круговерти метелей...
И знали о том молодые леса
И долы речные, и дали:
— Ушёл, ускакал, улетел в небеса! —
Смеялись они и рыдали.
(«Памяти Рубцова»)
Затем Филатов скажет только о себе:
...Я неуживчив. И напрасно
Все эти годы, будто вор,
Я гнал и гнал себя под красный.
Под раскалённый светофор.
Филатов водил машину. И, выходит, «предсказывал» себе и такую возможную гибель, если бы попал в аварию.
Но этого с ним не случилось. Светофор — символичный. Он — запрет на всё, на саму жизнь.
СУДЬБА «ВЕДРА»
А. Филатов и П. Мелёхин
Вот «предсказательное» стихотворение о себе поэта Павла Мелёхина, «покончившего с жизнью», друга Филатова:
Меня гнетёт судьба ведра,
С которым по воду ходил я,
И цепко пальцами худыми
Таскал его я у бедра.
И о колодезный о сруб
В свою коротенькую бытность
Оно всё билось, билось, билось,
В железный превращаясь труп.
И ныне, словно инвалид,
С сырою папертью помолвленный.
Оно под всякими помоями
Угрюмо в уголку стоит...
Неужто и моя судьба, —
Вспоив колосья и турбины,
Пройдя колодцы и глубины,
Поставить в уголок себя?!
Под сплетни — про мои грехи,
Под взгляды — умненько сощуренные,
Под чьё-то мелкое сочувствие,
Под «охи», «ахи» и «хи-хи».
Нет, это не подходит мне.
Я — не ведро. И не тупица,
И постараюсь отцепиться
И вовремя и в глубине.
«Провидец» Мелёхин в самом деле «отцепился» — выбросился из окна многоэтажного дома и разбился, на дне своей жизни. Но, вероятнее всего, его оттуда выбросили.
По свидетельству друзей, того же Филатова, самоубийством заканчивать жизнь Мелёхин не собирался. Погиб он после того, как взорвал «бомбу» — сообщил, что продавал свои стихи бездарным или начинающим поэтам, а те издавали их под своей фамилией. Однажды Мелёхин «забыл» об этом: издал свои собственные, но проданные другим стихи в своём очередном сборнике. И был уличён «в плагиате»!.. Не вынес этого. Решил рассказать о своих клиентах. Писал об этом Филатову. Назвал имена — «раскрыл карты», «взорвал бомбу». И «осколки» её убили самого Мелёхина.
Об этом стихотворение Филатова:
Не все хороши или плохи —
Тут в силу вступила игра.
Ушёл стихотворец Мелёхин,
Сказали: приспела пора.
Сказали — и ладно, и точка.
Но я одного не пойму:
Ушла ли последняя строчка —
Куда и зачем, и к кому?
А если ушла, я замолкну.
Пускай она целит в тиши
Запроданным трижды осколком
В Дневник отошедшей души...
(«Памяти Павла Мелёхина». Из прижизненного сборника
А.Филатова «Дневник души». Газета «Знамя».
Публикация 3. Филатовой. Прим — А. Г.)
«Стреляющий» по «цели» образ встречается и в другом стихотворении Филатова (в той же подборке газеты «Знамя»):
И целишь в юркого стрижа
Обломком ржавого ножа...
Есть подобные отголоски у трагически ушедшего из жизни в 1990 году поэта В. Мерзлякова, хорошо знавшего Филатова. Слетел после смерти Филатова и «его» «лист»:
И лист
Убьёт меня:
Он целится в висок.
Всё это — «оттуда». Из запредельной жизни. Филатов об этом знал. В стихотворении «о ведре» чётко предсказано, вроде бы, падение в пропасть, будущая участь Мелёхина. И ничего тут, кажется, не поделаешь. Как бы там ни было — сам покончил с собой или его сбросили — но разбился...
В декабре 83-го пришла весть о самоубийстве Павла Мелёхина. судьба отмерила ему прожить сорок четыре года. (В. Гордейчев. Прим. - А. Г.)
Есть и другое «предсказание» Мелёхина:
Всё будет хорошо, когда умру
И дёрн могильный оплывёт на камне:
Придусь и я Отчизне ко двору,
Как прекращу вертеться под ногами...
(Декабрь 1981)
Последняя истина относится ко многим талантливым и, пожалуй, ко всем гениальным поэтам: мёртвыe, они не опасны — ни завистникам-коллегам, ни власть имущим.
Воронежская писательская организация и журнал «Подъём» однажды «похоронили» Мелёхина... На страницах «Литературной газеты» поместили в траурной рамке сообщение о «преждевременной смерти» поэта Павла Леонидовича Мелёхина. Слухи о смерти оказались несколько преувеличенными, а сообщение «не соответствующим действительности». Сам П. Л. Мелёхин писал после того: «Меня не стало на земле,/ И нет меня на ней три года...». Но ещё и такое:
Так — не так — не стоит перетакивать.
Лучше, стиснув зубы, замолчать.
Кануть камнем в воду...
Это враки ведь,
Что сначала можно жизнь начать.
Опять же, проходит жуткое «предсказание»: «кануть камнем в воду». Как ведро — в пропасть. Падение — у Мелёхина, несомненно, вид будущей смерти.
«Когда письмо с разоблачением, по крайней мере, поэта М. Касаткина (акростих) пришло в редакцию «похоронившей» когда-то Мелёхина «Литературной газеты», его уже не было на свете. Он выбросился из окна своей квартиры в девятиэтажке в подмосковном Пушкине. На этот раз о его смерти «Литературная газета» не сообщила» (В. Радзишевский (ЛГ., № 5).
Как «похоронили» (самым таинственным и неожиданным образом), так и «выбросился». А «совпадение» букв в скабрёзном акростихе, обозначивших имя автора сборника, которому Мелёхин продавал стихи, уж точно не случайно — это должно быть ясно любому читателю.
О ПОКИНУТОЙ ТОПЛИНКЕ
П. Мелёхин написал рецензию на книгу А. Филатова «Огни зовущие» («Имя Родины — Топлинка». «Красный октябрь», 11 июля 1995 г.).
«Известная мудрость гласит: хочешь понять поэта — посети его родину», — отмечает Павел Леонидович... И далее цитирует строчки поэта:
Не знаю я, не ведаю начала
Того села, где дом мой и жена...
Далее приводит стихи Филатова о хате, которая, как человек, дожила своё и погибла под экскаватором, бульдозером. Отмечает, что «последняя отмеченная мною лирическая миниатюра «То ль лето было укорочено» полна тревоги за селоТоплинку...».
П. Мелёхин подчёркивает:
«Тревога эта не праздная, а, можно сказать, вещая. Как мне недавно сообщили, Топлинка со всей прилегающей к ней «маленькой Швейцарией» подлежит затоплению — здесь решено соорудить водохранилище для утоления растущей жажды промышленного Белгорода.
Кто знает, может быть, предки наши, давшие название селу, как мудрые лесные волхвы, самим именем его предугадали судьбу Топлинки? Кто знает?»
О затоплении и гибели Топлинки лично у меня следующее мнение.
Для Филатова, да и Мелёхина «необъяснима» тайна названия села: «Не знаю и не ведаю начала / Того села, где дом мой и жена».
Топлинка затапливалась и раньше. Такова её судьба. Село не случайно назвали так. В названии села, «по чернобыльской» аналогии, таилось, казалось бы, его печальное будущее. Эту мысль усилили затем поэты из окружения Филатова.
Разгадка этнонима — в другом. Топлинка — это ещё и речка, что постоянно затапливала низины. А называли сёла и города чаще всего по имени рек (Воронеж, Хопёр и т.д.).
Но село Топлинка всё же осталось не затопленным. Но уж точно — брошенным. На его месте теперь бурьян, запустение. И, это — горестный эпизод из жизни Филатова. Село умирало на глазах поэта, а вместе с ним и он.
Прежняя Топлинка осталась только в памяти старожилов да в стихах поэта.
Последним сумраком беды
Не занесёт твои следы.
Порубят сад? Зато в саду
Взрастит стихия лебеду.
Снесут дома? Сломают мост?
Затопят выгон и погост?
Часы прервут свой ход и бой.
Но мы-то вечные с тобой.
Как свет звезды, как свет луны.
Как продолженье жизни — сны.
Где всё летит, где все летят:
Деревня, хата, спелый сад
И я с тобой, и ты со мной,
И край могилы ледяной —
За пять, за десять, за сто лет
До наступленья истых бед.
(«На снос Топлинки»).
Этими строчками — «Но мы-то вечные с тобой, / Как свет звезды, как свет луны, / Как продолженье жизни — сны» — предопределил своё будущее поэт.
Не сбылось предсказание Филатова: «Не уеду». Он уехал в город. Но «раны рваные души» не залечил.
Вот «обыкновенная» трагедия гибели села Топлинка, которую то ли представил, то ли увидел на самом деле поэт, так всё это показано с полной реалистичностью:
Дом разрушен. И околица
Передвинулась слегка.
Солнце как-то резче клонится
На поля и облака.
Пруд нейтральный, между сёлами,
Стал чужой. И фонари
Освещают невесёлые
И глухие пустыри,
Где впритык с колхозной пашнею.
Одурев от хрипоты,
Доживают по-домашнему
На развалинах — коты.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЛИСТА
А. Филатов и Н. Перовский
Любопытна «перекличка» Филатова с его другом, поэтом Н. М. Перовским:
Вот отрывок из стихотворения Перовского:
...И всё-таки совсем не самотёком,
А высшим человеческим путём
Ты шёл сквозь камнепады и потоки.
Дорог не оставляя на потом...
Ты не дошёл.
Но — чёрт возьми! — ты знаешь,
Что есть они, высокие пути!
И камнепадом пробитое знамя —
Кому-то до вершины донести!
А вот «ответ» Филатова:
Раскромсаю камень. По частям.
Уложу в бессмысленную кладку.
А потом назойливым гостям
Предложу нелёгкую загадку.
Предложу и скроюсь поскорей:
Ну, какое дело мне до спора?
Лучше я десяток пескарей
Наловлю у мельничного створа.
Лучше ту загадку обойду.
Пусть кричат.
Я буду расторопно
У всего народа на виду
Возводить соломенные копны...
А придёт пора моя, ну что ж,
На судьбу не сетую, исчезну...
И теплом разбуженная рожь
Скроет пусть неведомую бездну.
(«Загадка». «Знамя», 21 октября 1989)
Здесь и камень, возможно, тот, тяжеленный, что друзья Филатова ворочали когда-то, ставили, чтобы скульптор А. А. Шишков смог выбить на нём надгробное изображение поэта. Здесь и мечта-уход: ловить пескарей, возводить копны. И просто исчезновение в «неведомую бездну».
Словом, символы как символы...
Ещё приведём отрывок из стихотворения Н. Перовского. К этому талантливому поэту Филатов относился ревностно, любил его поэзию, тщательно изучал и прозу:
И пахло листьями и выжженной стернёй,
И сыростью грибной несло в низине.
И лист кленовый, жёлтый и резной,
Запутавшись, качался в паутине.
Теперь уж скоро, может быть, вот-вот,
Вскружатся галки, и снежок капризный
Пойдёт, пойдёт — и сердце отойдёт,
Готовое к морозной, чистой жизни...
(Н. Перовский «Осенние костры», Воронеж, ЦЧКИ, 1969)
Здесь, опять же, и лист, «запутавшись, качался в паутине», и «сердце отойдёт» — но только в каком-то жизнеутверждающем смысле.
Теперь — стихи Филатова, где также излюбленный лист падает или выпадает как снег, и сердце тоже отходит, и жизнь поворачивается обратной стороной к поэту:
Она с уходом не уйдёт —
Всё также тихо будет биться
Во мне последняя криница
И самый первый ледоход...
...И, задыхаясь, не найду
Глотка из утренней криницы...
А сердце долго будет биться
И ждать последнюю беду,
Когда не ворон надо мной,
А стая воронов взовьётся,
И жизнь спокойно повернётся
Ко мне обратной стороной.
(«Отзвук»)
* * *
Живу без помощи и смены
Один — во сне и наяву.
И до великой перемены
Уже никак не доживу.
* * *
И сердце отболевшее почует
На бранном поле — друга и врага.
А вот стихи Перовского, явно адресованные Филатову, и написанные при жизни Александра Константиновича:
О, вы, осенние леса,
Спасите от нежданного недуга. —
Всё в памяти: лицо и голос друга.
Далёкий голос, давние глаза...
И даже стылый дождь стучит мне в душу,
Стучит, напоминая без конца,
Как мы весною ранней у Донца
С ушедшим другом слушали лягушек...
... Давай взамен прощального салюта
Замрём и помолчим с тобой минуту
По листьям и по другу моему...
* * *
...А если не о главном, не о том,
Ты всё же от меня не отрекайся, —
Ведь главное всегда у нас в запасе,
Пока ещё мы пишем и живем!
(Н. Перовский. «Август». Стихи и поэмы.
Цикл «Из стихов о главном». Воронеж, 1973)
У Филатова:
На безлюдье не спеши,
Даже если слов не много,
Всё равно ищи дорогу
К тайникам чужой души.
Всё равно ищи певца,
Сам на голос откликайся
И уже не отрекайся
От тернового венца.
«ВОСКРЕШЕНИЕ» ПОЭТА
Филатов «предсказал» не только точную дату своей смерти, но и своё «воскрешение»:
Я воскресну в травах спелых.
В каждой нитке повилики,
На снегах иссиня-белых
Неземным и сердоликим.
Но воскресну в сущем деле —
Стогомётном и столярном —
Сыном завтрашней артели
И земным, и благодарным.
(Газета «Знамя», 24 марта 1993).
И обратите внимание на «...совсем раннее, когда Саша ещё был молод и сравнительно здоров, стихотворение, нигде не публиковавшееся»:
Когда совсем искать не станут
Ни друг, ни близкий, ни чужой...
Я вдруг подсолнухом восстану
Над огородною межой...
Или черемуховой веткой
Прижмусь к нетёсаным жердям
И буду рад теплу и свету,
Отдавшись людям и дождям.
(3. Филатова «Писать трудней и чувствовать больней»,
журнал «Звонница», № 2, 1998)
Из его «Предчувствия»:
... Всё онемело. Но в глуши
Я слышу голос обновленья,
И голос родственной души,
И трав — иного поколенья.
Друзья и близкие не хотели верить в смерть Филатова, стали призывать его воскреснуть.
Об этом стихотворение жены поэта Зинаиды Филатовой:
Громкой славою распята,
Тихим словом сожжена,
Вся — от головы до пяток —
Я была тебе — жена.
Ты хотел — я улыбалась.
Ты сердился — я трава,
Что ты мял. И удивлялась
Вся деревня. И молва,
Перепутав всё на свете,
Узаконила одно:
Мне служанкой при поэте,
Не любимой, быть дано.
Господи! Да что служанкой...
Быть травой хочу. В тиши
Рви меня, топчи — не жалко,
Но воскресни и пиши!
Об этом же пишет и поэт А. Форов:
Ты непременно должен возвратиться,
Каким бы длинным ни казался путь.
Пусть снег в лицо, пусть ветер жгучий в грудь,
Отхлынет всё и мир остепенится.
И у реки, где ивы прячут лица,
Кукушка насчитает нам века!
Мы будем слушать, как журчит река,
Как в камышах о чём-то плачет птица.
И пусть слезинка добрая искрится,
Её с души ладонью не смахнёшь!
Ты завтра обязательно придёшь.
Лишь вьюге бы к утру угомониться...
(«Памяти друга»)
НЕКОТОРЫЕ «РАЗГАДКИ»
Была бы поэзия Филатова менее значима без исполнения его «пророчеств» о собственной смерти и воскрешении? Почему поэтов, знавших Филатова, а с их руки — и читателей, — поразило, прежде всего, «исполнение» предсказаний Филатова? Оно, выходит, — главное в его поэзии!
Как бы отнёсся к этому сам поэт? Вроде бы «просто»:
Недоступное это,
И с житейским вразрез:
Все болезни поэта —
Это воля небес,
Это высшая мука
На челе мудреца...
Протяните мне руку,
Пожелайте конца.
Видно, что он не хотел раскрывать тайну. Был за то, чтобы она оставалась для размышляющих над смыслом жизни людей.
Стихи Филатов начал писать с 13 лет. И не нужно говорить: «Не выстрелил бы в Филатова, когда ему было 15 лет, пьяный сторож, не случилось бы такого несчастья.— не было бы и поэта Филатова». Это равнозначно, был ли бы поэт Рубцов Рубцовым, если бы не его безвременная трагическая смерть? Конечно, был бы. Но... без чрезвычайно острого интереса к его судьбе. А интерес этот возникает при стечении необычных обстоятельств. Они же идут, как уже говорил Филатов, «с житейским вразрез»:
...Удрал мальчишка помереть
В свои семнадцать с половиной.
А где? И что —
Смешной вопрос,
Россия мечена крестами!
...Не обмануть первопричин....
Мы — Лебединские! Пиши
(На то и числишься в поэтах),
Пиши, как жили на шиши
И при царях, и при Советах!.
(«В Ямской степи»,
главы из поэмы «Лебеди». «Знамя», 16 янв. 1988)
Возможно, он писал для себя, не заботясь особенно о читателе,
Некоторую развязку содержат как будто бы и письма А. К. Филатова Ф. П. Овчарову. («Звонница», №2, 1998).
Вот некоторые отрывки из них:
18 марта 1982.
Порой мне кажется, что до сорока моих полных не доживу. Сил почти нет, какие-то кошмары вперемешку с выкриками и т. д.
Зина хочет и помогает, как может, но весь вопрос в том: как может? Порой мне кажется, что на мне сошлись все несчастия мира, вся тяжесть его, и ни отдушинки.
Я сознаю (и горжусь порой, что только так и должен жить поэт, иначе — зачем он тогда на земле, иначе — какую радость творчества он осознает... И всё-таки — это тяжеловато даже мне, в сущности уже прошедшему первый круг ада на земле.
21 марта 1982.
...Тут другое, почти наваждение — книгу из издательства, приём в Союз, квартира — всё 19 марта... Или это случайность, или надо ждать в один из этих дней смерти! Во как! (Итак, в 1982 году он ещё не знал даты своей смерти! И всё близко ко дню рождения — разгадка! — Прим. А. Г.).
7 декабря 1982.
...В дне завтрашнем я уже не уверен, когда нет здоровья, всё может случиться неожиданно и непредсказуемо. (Не знает даты смерти. — Прим. А. Г.).
5 марта 1983.
...Пишущего никто не может понять. И не должен понимать. Писательство — это ненормальное состояние человека, не зря ведь писателей начинают почитать лишь тогда, когда материальная их оболочка рассыпается, исчезает...
20 февраля 1985.
Так уж нескладно у меня выходит всё: едва возьмусь за дело, как болезнь уж тут как тут. Причём, течение её таково, что ни писать, ни читать, ни думать. Не знаю, есть ли хоть какой-то просвет впереди... Или пить мне мою чашу до конца.
(Всё ещё не знает даты смерти. — Прим. А. Г.).
...А. К. Филатов всё равно был бы поэтом, сложись его жизнь по-иному. Он им родился. Другое дело, что судьба у него, конечно же, могла быть другой. Кто понимает его поэзию — надеюсь — поймёт и самого поэта. Талантливого русского поэта с незаурядной душой и судьбой, который жил и творил в наше крае, на Белгородчине.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Жилищная газета» (Белгород) от 14 августа 2009 года
Сегодня мы продолжаем разговор о загадках жизненного пути и творчества Александра Константиновича Филатова, который наверняка заинтересует не только любителей художественной словесности, но и всех читателей.
«ЗВЕЗДА ПРОЗРАЧНАЯ ГОРИТ...»
(А. Филатов и Л. Абдуллина)
В числе многочисленных друзей А. К. Филатова была поэт Лира Султановна Абдуллина (26.01.1936 -15.06.1987).
Она родилась 26 января 1936 года в селе Кушнаренково Башкирской АССР. Отец — выходец из крестьян, преподаватель математики, погиб в 1941 году под Москвой, мать, также крестьянского
происхождения, преподаватель педагогики, умерла в 1949 году в возрасте 39 лет, оставив троих сирот.
Лире самой с тринадцатилетнего возраста пришлось воспитывать двух братишек.
Окончила Кушнаренковскую среднюю школу в 1956 году, а в 1964 году заочно — Литературный институт им. А. М. Горького, работала журналистом в ряде газет, редактором на телевидении. В 1983 году переехала на жительство в город Старый Оскол Белгородской области.
Автор двух прижизненных поэтических книг «Высокие снега» (Красноярское книжное издательство, 1972) и «Пока горит пресветлая звезда» (Москва, изд-во «Современник», 1986).
Стихи Лиры Абдуллиной и песни на них представлены в основательных сборниках: «Живите долго» (Поэты свинцового века): (Сост.: В. Нешумов, Р. Солнцев, Г. Романова). — Красноярск: ИПК «Планета», 2001. — 158 с: , в том числе изданных в Москве: «Час России» — редактор и составитель В. Астафьев: Антология одного стихотворения поэтов России. — М., 1988. — с. 79—81, и очень большая подборка — «Живое слово»: Сб. стихотворений. — М., 1991. — с. 522—572, и других.
К годовщине Л. С. Абдуллиной А. К. Филатов, будучи уже смертельно больным, написал статью «Горит её пресветлая звезда», напечатанную только 4 февраля 2000 года в «Белгородских известиях».
Вот фрагменты из неё, касающиеся судеб этих поэтов.
«Мы виделись и говорили в Белгороде и в Старом Осколе, всякий раз всё более понимая друг друга, но не всегда соглашаясь друг с другом. Вероятно, нам нравилось это обоим. Иначе как объяснить наши многочасовые ночные бдения? Не знаю, как другим, но пишущим «в столбик» разговоры о поэзии чрезвычайно важны, хотя если «собрать их в кучу», вероятно, будет чепуха». Лире «не хватило лет, чтобы высказаться до конца. Это судьба многих поэтов.... Поэтами становятся люди с судьбой и без судьбы. Никакого отношения к поэзии не имеют ни болезнь, ни семейные передряги, ни заграничные вещи, ни личные легковушки. Это состояние, которое в равной степени овладевает молчаливым и витийствующим, босяком и канцлером. И все-таки вне биографии представить поэта трудно».
Вот «секреты» биографии Лиры Абдуллиной по Филатову: «Кто внимательно читал сборники стихов Лиры Абдуллиной, тот сам обозначил её биографию: гибель отца на фронте, смерть матери, тяжёлое сиротство, наконец, духовная размолвка и потеря брата. К сожалению, многие лучшие её стихи не вошли в книги, да и в периодической печати не появлялись. В «застойные» годы не очень приветствовались стихи высокодуховные. Да и обнажённость чувств, открытость душевной боли тоже не поощрялись. Возможно, читатель познакомится с ними в посмертном сборнике поэта. Будем надеяться, что он когда-нибудь выйдет».
Филатов как будто писал здесь о себе. И когда писал, ему становилось легче.
Лира Абдуллина умерла в расцвете творческих сил. Он чувствовал свой подход к той же черте. А раз и Лира, и многие другие, — так куда денешься — «понять и с доблестью принять» — вот что оставалось, что он с мужеством принимал и пил до дна свою чашу.
Сказал о Лире так: «своей жизнью и творчеством она не даёт душе забываться, напоминая о «грозной бездне» и о том, сколько отведено каждому из нас, для чего отведено и как мы сумеем воспользоваться этим».
У Абдуллиной есть стихотворение «Горит звезда пресветлая в веках». Оно стало названием поэтического сборника, вышедшего в Москве: «Пока горит пресветлая звезда». Стихотворения. — М.: «Современник», 1986. — 95 с. — (Новинки «Современника»).
Прозрачный свет над крышею струится,
В такую ночь, наверно, людям снится
Осенний сад. И яблоко в руках.
На свет звезды безумней мотылька
Летит душа — полуночная птица.
Кто и за что обрёк меня молиться,
Припав лицом к листу черновика?
Поэт глубоко задумался над её образами. И отсюда позже зажглась и «заговорила», перекликаясь с классиками, и светлая, и страшно грустная Филатовская звезда — в одном из его «предсказательных» стихотворений:
«Знаю, что уйду наверняка
В те миры, где вас давно уж нету,
Где совсем другие облака
Освежают знойную планету,
Где звезда прозрачная горит
Посреди вселенского тумана
И с землёй спокойно говорит
Языком, не ведавшим обмана.
(Газета «Ленинская смена», 25 марта 1989 г.)
(В последующих публикациях этого стихотворения Филатова «прозрачную звезду» кто-то переправил, превратил в банальную «звезду вечернюю». — Прим. А. Г.).
«ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ»
(А. Филатов и В. Белецкая)
Валентина Николаевна Белецкая-Цоллер — доцент кафедры русского языка Белгородского Государственного университета, выпускница Топлинской средней школы 1973 г. А. К. Филатов был её классным руководителем и учителем русского языка и литературы. Разработал для Вали, как для самой талантливой ученицы (окончила школу с золотой медалью), специальную программу. Она поступила затем на факультет русского языка и литературы в тот же Белгородский пединститут, где учился и Филатов. Стала учёным секретарём в аспирантуре, читала лекции в Валуйском и Старооскольском педколледжах.
В «Белгородских известиях» от 25 марта 1998 г. напечатана статья В. Цоллер (В. Н. Белецкой) «По волнам моей памяти». Эта статья опубликована и в учебном пособии по литературному краеведению, рекомендованном для студентов-филологов вузов, под авторством декана филфака С. П. Гринёвой: «Белгородский след» в истории русской литературы» (Белгород, «Везелица», 1989 г., с. 199-205).
В ней следующее: «...И вот передо мною книга А. Филатова «Я воскресну в травах спелых. Избранное». ...Я перелистываю страницу за страницей новой книги и вместе с поэтом как бы плыву по волнам своей памяти. Вот я, совсем юная деревенская девочка, слушаю его завораживающий голос на уроке литературы или иду через лес с полной сумкой книг из его домашней библиотеки, или с трепетом несу ему свои первые неумелые стихи. И слышу его голос:
— Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком...
Я помнила эти слова всю жизнь: когда уходила за порог школы, когда рожала детей, когда собирала осколки разбитого счастья, когда...»
Автор статьи, Валентина Николаевна Белецкая-Цоллер, погибла, «разбилась», как и предсказал Филатов.
«...Знаю теперь, как пророчески сбылись слова поэта, адресованные его блистательной ученице:
— Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком...
Валентина Белецкая-Цоллер родилась в дороге (машина не успела доехать до больницы) и ушла из жизни тоже в дороге! Не умерла, не утонула ... — разбилась(!!!) в автомобильной катастрофе».
(О. Истомина «Неправда, друг не умирает...», «Белгородские известия», 27 июля 1998 г.).
Исследуя «стечение обстоятельств», я не обнаружил, чтобы в какой-либо из публикаций стихотворение с роковым предупреждением «не разбейся только ненароком» было посвящено именно В. Н. Белецкой.
Приведу его полностью:
Поднималась девочка на кран,
Выше тополей и даже выше...
Где клубится солнышко над крышей,
Прогоняя утренний туман.
Поднималась девочка легко,
Улыбалась девочка как будто
К небу торопилась босиком
По тропинке росной и уютной.
Дяденька, я трону облака.
Дяденька, я пробую на ощупь
У горы покатые бока
И верхушки мягкие у рощи!
Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком. —
Эти облака, как пустыри,
Где земным, наверно, одиноко...
На меня ты глянешь с высоты,
Чтоб потом, по делу и без дела,
Говорить, что вот не разглядела
Человека, рвущего цветы.
Ну, а если это не цветы,
Если собираю у обочин
Хворост, чтоб поднять до высоты
Пламя, согревающее ночи?..
Так прекрасна вечная земля.
Разве есть на свете что-то лучше,
Чем поля и эти тополя,
И журавль с подвескою скрипучей?..
Из первого сборника А.Филатова «Струна»
(Воронеж, Центрально-Черноземное книжное
издательство, 1976 г., с. 28).
То есть, задолго до смерти В. Белецкой уже существовало это стихотворение.
Но с её судьбой эти строки связаны уж точно, — потому, что Белецкая цитирует их ещё до своей смерти.
Относится ли стихотворение именно к ней? Или это только совпадение?..
Да, поэт мог адресовать его Белецкой, так как знал, что Валя родилась в дороге. И сам умел водить машину, совершал иногда очень рискованные поездки. Но я уверен, что предупреждал Филатов девочку не о дальнем, а о ближайшем её будущем.
И пожелание здесь о том, чтобы не разбиться, упав с крана:
Поднималась девочка на кран...
Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком.
Кто эта девочка? Точной принадлежности образа нет. Как нет речи об автомобильной катастрофе. Поэт мог бы обратиться с подобным предупреждением к любому человеку. И что, «предсказание» неминуемо бы осуществилось?
Думаю, что это легендарное совпадение в наш век скоростей и аварий.
Есть ещё обращение к автору стихотворения:
— Дяденька...
Не могла ученица так обратиться к учителю. Значит, имелась в виду не Белецкая. Или не только она.
Таким образом, необычные совпадения, а тем более трагические случаи — всегда повод для появления легенды.
Но в том же стихотворении есть жизнерадостные афористические строки:
Так прекрасна вечная земля.
Разве есть на свете что-то лучше,
Чем поля и эти тополя.
И журавль с подвескою скрипучей?..
Этот «журавль» перешёл в конце жизни поэта, как уже отмечалось в предыдущей публикации, в «трагический» образ.
«ПРОРИЦАТЕЛЬ, ПРОРОК...»
(И. Чернухин об А. Филатове)
А. К. Филатова хорошо знал друживший с ним, один из самых известных на Белгородчине поэтов И. А. Чернухин.
Игорь Андреевич — выпускник Литературного института им. Горького, во время учёбы общался с замечательными поэтами Н. Рубцовым, В.Тушновой, П. Мелёхиным.
Работал в газетах, культуре, руководил Белгородской писательской организацией.
С 1964 года член Союза писателей СССР. Автор 17-ти поэтических книг, выходивших с 1960 года в Белгороде, Москве, Воронеже, Харькове.
Темы творчества И. А. Чернухина — Родина, народ, история, война, истоки малой родины. Он автор основополагающих в истории Белгородчины поэм: «Бел-город» — о строительстве крепости Белгород, «Третье поле» — о Прохоровском танковом сражении.
Игорь Андреевич — лауреат литературной премии Белгородского комсомола и премии «Прохоровское поле», «Заслуженный работник культуры Российской Федерации».
Впоследствии будущий поэт написал о себе: «На разбитой войной маленькой станции Прохоровка, где наш поезд простоял всего лишь один миг, успел увидеть огромное поле, на котором до самого горизонта с крестами и звездами стояли мёртвые танки. Мое детское воображение было в буквальном смысле потрясено».
На Прохоровском мемориале, посвященном Курской битве, в камне высечены строки И. Чернухина:
Это поле победы суровой
Для потомков по праву равно
Полю грозному Куликову,
Ратным подвигам Бородино.
Вот некоторые выдержки из статьи И. Чернухина «Я не умер. Умер вечер...» («Белгородские известия», 21 марта 2003 г.):
«Это о нём (о А. Филатове. — Прим. А. Г.) в своё время, как бы опережая мои мысли, написал... известный московский поэт Павел Мелёхин:
Вожу философа Филатова
По целым дням — и сверх того —
С угрюмым видом виноватого
За обезноженность его.
Александр Филатов, как все талантливые философы и поэты, был в какой-то степени ещё и настоящим прорицателем, пророком. Предчувствие, ощущение, виденье будущего никогда не оставляло его. Ярким тому свидетельством его стихи «К портрету А. Ф.»:
Ты двадцать пятого родился.
Я — двадцать пятого умру.
И предсказание это действительно сбылось. Не раньше, не позже, а именно в ночь на 25 октября 1988 года Александра Филатова не стало. Что это было? Магия слова? Божья печать? Прошло почти пятнадцать лет с того дня, как ушел из жизни поэт, а тайну эту не в силах разгадать до сих пор ни один из нас, смертных. Однако для меня, например, стало давно уже ясным только одно: нельзя поэту в своих стихах пророчествовать относительно собственной смерти, ибо «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». Вспомните в связи с этим С.
Есенина («В зеленый вечер под окном/ На рукаве своём повешусь...»), В. Маяковского («Всё чаще думаю — не поставить ли лучше точку пули в своём конце?..»), наконец, нашего современника Н. Рубцова («Я умру в крещенские морозы...»). Вот какова сила слова настоящего поэта, как верно и правдиво его предчувствие близких и далеких событий. И не только в отношении своей судьбы, но и более глобальных вещей.
...В конце октября, как написал поэт:
Выпал лист. И вышел человек
И его из виду потеряли.
Здесь все значительно, объёмно, символично, имеет глубокий подтекст. Так, скажем, в первой строке вместо «умер» поэт написал «вышел человек», вместо «его похоронили» — «его из виду потеряли». В данном случае сказалось филатовское философское понимание смерти: после кончины человек, теряя материальное присутствие в этом мире, остается в нём как духовная личность. Александр Филатов — человек и поэт, ставший сегодня легендой, как уже отмечалось выше, фигура сложная, до конца, по моему глубокому убеждению, не открытая, не прочитанная ни литературной общественностью, ни читателями. Я это особенно почувствовал, когда на днях перечитывал его стихи. Мне показалось, что мы до сих пор ещё в полной мере не оценили по достоинству его творчество.
...Он научился понимать язык деревьев, цветов, травы, воды, животных, птиц, он сроднился с ними и стал частицей природы...
Не менее живой ветвью древа филатовской поэзии являются стихи-размышления по поводу борьбы противоположностей: добра и зла, жизни и смерти. ...Особый интерес представляют архинеординарные по своему содержанию и подаче стихи о жизни и смерти. Особенно о смерти. О ней Филатов писал всю жизнь, поскольку однажды, в юные годы, она заглянула ему в глаза. А случилось это в колхозном саду, где будущий поэт гулял со своими сверстниками. Сумасбродный, подвыпивший сторож пальнул из ружья в ребячью сторону и угодил прямо в спину Александра. Тогда Саша победил смерть, но с той поры мог передвигаться только на инвалидной коляске или на костылях:
Горькая обида,
А в лице — покой.
Кресло инвалида
Двигаешь рукой.
И после этого трагического события, если не сама смерть, то её тень не оставляла его. Поэтому он много думал о ней, размышлял, писал. В стихах о смерти особенно ярко проявилась характерная черта всей поэзии А. Филатова — философская ткань текста. Свидетельством тому —- стихотворение, о котором я говорил в начале этих заметок:
Выпал лист,
Как выпадает снег,
В ночь на двадцать пятое.
И вышел
Утром одинокий человек
Починить соломенную крышу.
Вышел, а вернуться не успел...
Конечно, всё это о смерти. Но иносказательно, как в притче. Мудро. Через природу. Кстати, и в этих стихах повторяется предсказание кончины Мастера: магическое число его календаря — 25. К смерти поэт относился философски, как к естественному явлению природы. В его стихах о смерти нет ужаса, надрыва, отчаяния, есть ощущение другого, вовсе не страшного мира, видение другого бытия:
Знаю, что уйду наверняка
В те миры, где всё подвластно свету.
Где совсем другие облака
Освежают знойную планету,
Где звезда вечерняя горит
В глубине вселенского тумана
И с Землёй спокойно говорит
Языком, не ведавшим обмана.
...Поэзия его, на мой взгляд, ждёт основательного, я бы сказал, академического изучения, исследования.
...Я снова и снова перечитываю великолепные стихи Мастера и останавливаюсь на его щемяще-пророческой строчке:
Среди пощёчин и насилья,
Среди всамделишных угроз
Не слова Божьего просил я,
А гибели своей всерьёз.
Но я не умер. Умер вечер.
Стряхнув пощёчину с лица,
В пяти шагах от места встречи
И в двух шагах от подлеца.
Ни стона не было, ни всхлипа.
Такси катило по мосту...
Шло представление Эдипа
Всего отсюда — за версту.
И, наконец, такое стихотворение, проникнутое предчувствием смерти:
Выпал лист, как выпадает снег
В ночь на двадцать пятое.
И вышел
Утром одинокий человек
Починить соломенную крышу.
Вышел, а вернуться не успел...
Говорили всякое в народе:
То журавль колодезный скрипел.
То журавль кормился в огороде.
То исчез за тучами навек...
Всякое в народе повторяли —
Выпал лист. И вышел человек
И его из виду потеряли.
Ещё «до исполнения» этого стихотворения о листе и человеке (вспомним Рубцова: «Я был в лесу листом, // Поверьте мне: я чист душою») у Филатова были строки:
...Гроза сентябрьская вдали,
Октябрьский снег над молочаем,
А ночью странно журавли
Над нашей крышею кричали...
ТАЙНЫ ЛИСТА
А. Филатов и П. Мелёхин
В конце жизни Филатов вернулся к запомнившимся природным картинам и стихам своих друзей. В их числе был поэт Павел Мелёхин со стихотворением:
Распахнуты и суша и моря.
Я постигаю и тепло и холод.
Как сахар с солью в воду, так в меня
Природа окружающая входит.
Её ручьи и кручи. И простор.
И тучи. И любимой плечи.
Всё круче, всё насыщенней раствор —
Родство моё с природою всё крепче.
И как бы меня ветер не носил,
Какое б солнце не сияло около,
Я не умру. Я выпаду, как облако,
Собой, как ливнем, землю оросив!
Вот откуда «Выпал лист, как выпадает снег». В «перекличке» Филатова с Мелёхиным «выпал лист и вышел человек», человек не умирает — просто «его из виду потеряли».
В стихотворении ничего не говорится о годе и месяце ухода из жизни, называется только число.
До «рокового» стихотворения Филатов не раз уподоблялся листве:
Боролась жёлтая листва
С ветрами, холодом и мглою.
Уже не чувствуя родства
С окоченевшею землёю.
Металась, пенилась, неслась
Над усмирёнными лесами,
Прервав единственную связь
Земных кореньев с небесами.
О пресловутом листе есть у него отдельное стихотворение:
Лист, не сдержавший жару.
Лёг у стопы и свернулся.
Я поглядел — и очнулся.
Волю давая перу.
Вмиг написал, а потом
Годы не мог разобраться:
Плакать мне или смеяться
Было дано над листом?
(«Тайна загадки»).
Выходит, Филатов не знает, как нужно относиться к этому символическому листу? То есть, для символических образов нет однозначного истолкования. Они связаны со всем творческим путём поэта, — а это не один год его жизни и работы.
ТАЙНЫ ЛИСТА. ПРОДОЛЖЕНИЕ
А. Филатов и Ю. Кузнецов
Филатов не мог не знать стихи Юрия Кузнецова, в которых проходят всё те же образы с «листом» и «журавлём» (они многозначны, олицетворяют ещё и «людей»):
Его повесили враги
На уцелевшей ветви.
И память стёрли, как могли.
Что был такой на свете.
Не знали люди ничего.
Но лист кружился рядом
И говорил:
— Я знал его,
Он был мне сводным братом.
Или:
Тихий край. Невысокое солнце.
За околицей небо и даль.
Сколько лет простоял у колодца
В деревянном раздумье журавль.
А живые — над ним пролетали
И прощально кричали вдали.
Он смотрел в журавлиные дали
И ведро волочил до земли.
Но когда почерневшую воду
Тронул лист на немытой заре,
Он рванулся и скрылся из виду.
И зацвёл на далёкой земле.
Ослеплённый алмазною пылью,
Он ветвями на север растёт.
Ему рубят широкие крылья
И швыряют в дорожный костёр.
А когда журавлиная стая
На родимую землю летит.
Он холодные листья роняет
И колодезным скрипом скрипит.
(«Раздумье». Из сборника: Ю. Кузнецов:
«Край света — за первым углом»).
Думаю, аналогия здесь очевидна. Ещё у Кузнецова в том же сборнике «Край света...» есть стихотворение «Снег», где домой возвратится человек, ...которого уже нет, который у Филатова — «вышел».
И лист, и человек уходят из виду, журавль тоже скрипит... — Филатов перекликается с Кузнецовым.
Зачем всё это сопоставляю? Хочу рассеять мистику вокруг Филатова, что он знал то, что человек не может знать. А Богом и даже верующим — по большому счёту — Филатов не был. Но был Поэтом.
«И ВОЛОГДУ БУДТО КАЧНУЛО...»
А. Филатов и К. Рубцов
Филатов «примеряет» судьбу тоже таинственным образом ушедшего из жизни Николая Рубцова:
Ушёл — говорят.
И навеки исчез.
Но видели в щели заборов,
Что кто-то скакал через поле и лес
На дальний огонь семафоров.
И Вологду будто качнуло. И шум
Прошёл над вершинами елей.
А всадник скакал...
И, надменно угрюм,
Исчез в круговерти метелей...
И знали о том молодые леса
И долы речные, и дали:
— Ушёл, ускакал, улетел в небеса! —
Смеялись они и рыдали.
(«Памяти Рубцова»)
Затем Филатов скажет только о себе:
...Я неуживчив. И напрасно
Все эти годы, будто вор,
Я гнал и гнал себя под красный.
Под раскалённый светофор.
Филатов водил машину. И, выходит, «предсказывал» себе и такую возможную гибель, если бы попал в аварию.
Но этого с ним не случилось. Светофор — символичный. Он — запрет на всё, на саму жизнь.
СУДЬБА «ВЕДРА»
А. Филатов и П. Мелёхин
Вот «предсказательное» стихотворение о себе поэта Павла Мелёхина, «покончившего с жизнью», друга Филатова:
Меня гнетёт судьба ведра,
С которым по воду ходил я,
И цепко пальцами худыми
Таскал его я у бедра.
И о колодезный о сруб
В свою коротенькую бытность
Оно всё билось, билось, билось,
В железный превращаясь труп.
И ныне, словно инвалид,
С сырою папертью помолвленный.
Оно под всякими помоями
Угрюмо в уголку стоит...
Неужто и моя судьба, —
Вспоив колосья и турбины,
Пройдя колодцы и глубины,
Поставить в уголок себя?!
Под сплетни — про мои грехи,
Под взгляды — умненько сощуренные,
Под чьё-то мелкое сочувствие,
Под «охи», «ахи» и «хи-хи».
Нет, это не подходит мне.
Я — не ведро. И не тупица,
И постараюсь отцепиться
И вовремя и в глубине.
«Провидец» Мелёхин в самом деле «отцепился» — выбросился из окна многоэтажного дома и разбился, на дне своей жизни. Но, вероятнее всего, его оттуда выбросили.
По свидетельству друзей, того же Филатова, самоубийством заканчивать жизнь Мелёхин не собирался. Погиб он после того, как взорвал «бомбу» — сообщил, что продавал свои стихи бездарным или начинающим поэтам, а те издавали их под своей фамилией. Однажды Мелёхин «забыл» об этом: издал свои собственные, но проданные другим стихи в своём очередном сборнике. И был уличён «в плагиате»!.. Не вынес этого. Решил рассказать о своих клиентах. Писал об этом Филатову. Назвал имена — «раскрыл карты», «взорвал бомбу». И «осколки» её убили самого Мелёхина.
Об этом стихотворение Филатова:
Не все хороши или плохи —
Тут в силу вступила игра.
Ушёл стихотворец Мелёхин,
Сказали: приспела пора.
Сказали — и ладно, и точка.
Но я одного не пойму:
Ушла ли последняя строчка —
Куда и зачем, и к кому?
А если ушла, я замолкну.
Пускай она целит в тиши
Запроданным трижды осколком
В Дневник отошедшей души...
(«Памяти Павла Мелёхина». Из прижизненного сборника
А.Филатова «Дневник души». Газета «Знамя».
Публикация 3. Филатовой. Прим — А. Г.)
«Стреляющий» по «цели» образ встречается и в другом стихотворении Филатова (в той же подборке газеты «Знамя»):
И целишь в юркого стрижа
Обломком ржавого ножа...
Есть подобные отголоски у трагически ушедшего из жизни в 1990 году поэта В. Мерзлякова, хорошо знавшего Филатова. Слетел после смерти Филатова и «его» «лист»:
И лист
Убьёт меня:
Он целится в висок.
Всё это — «оттуда». Из запредельной жизни. Филатов об этом знал. В стихотворении «о ведре» чётко предсказано, вроде бы, падение в пропасть, будущая участь Мелёхина. И ничего тут, кажется, не поделаешь. Как бы там ни было — сам покончил с собой или его сбросили — но разбился...
В декабре 83-го пришла весть о самоубийстве Павла Мелёхина. судьба отмерила ему прожить сорок четыре года. (В. Гордейчев. Прим. - А. Г.)
Есть и другое «предсказание» Мелёхина:
Всё будет хорошо, когда умру
И дёрн могильный оплывёт на камне:
Придусь и я Отчизне ко двору,
Как прекращу вертеться под ногами...
(Декабрь 1981)
Последняя истина относится ко многим талантливым и, пожалуй, ко всем гениальным поэтам: мёртвыe, они не опасны — ни завистникам-коллегам, ни власть имущим.
Воронежская писательская организация и журнал «Подъём» однажды «похоронили» Мелёхина... На страницах «Литературной газеты» поместили в траурной рамке сообщение о «преждевременной смерти» поэта Павла Леонидовича Мелёхина. Слухи о смерти оказались несколько преувеличенными, а сообщение «не соответствующим действительности». Сам П. Л. Мелёхин писал после того: «Меня не стало на земле,/ И нет меня на ней три года...». Но ещё и такое:
Так — не так — не стоит перетакивать.
Лучше, стиснув зубы, замолчать.
Кануть камнем в воду...
Это враки ведь,
Что сначала можно жизнь начать.
Опять же, проходит жуткое «предсказание»: «кануть камнем в воду». Как ведро — в пропасть. Падение — у Мелёхина, несомненно, вид будущей смерти.
«Когда письмо с разоблачением, по крайней мере, поэта М. Касаткина (акростих) пришло в редакцию «похоронившей» когда-то Мелёхина «Литературной газеты», его уже не было на свете. Он выбросился из окна своей квартиры в девятиэтажке в подмосковном Пушкине. На этот раз о его смерти «Литературная газета» не сообщила» (В. Радзишевский (ЛГ., № 5).
Как «похоронили» (самым таинственным и неожиданным образом), так и «выбросился». А «совпадение» букв в скабрёзном акростихе, обозначивших имя автора сборника, которому Мелёхин продавал стихи, уж точно не случайно — это должно быть ясно любому читателю.
О ПОКИНУТОЙ ТОПЛИНКЕ
П. Мелёхин написал рецензию на книгу А. Филатова «Огни зовущие» («Имя Родины — Топлинка». «Красный октябрь», 11 июля 1995 г.).
«Известная мудрость гласит: хочешь понять поэта — посети его родину», — отмечает Павел Леонидович... И далее цитирует строчки поэта:
Не знаю я, не ведаю начала
Того села, где дом мой и жена...
Далее приводит стихи Филатова о хате, которая, как человек, дожила своё и погибла под экскаватором, бульдозером. Отмечает, что «последняя отмеченная мною лирическая миниатюра «То ль лето было укорочено» полна тревоги за селоТоплинку...».
П. Мелёхин подчёркивает:
«Тревога эта не праздная, а, можно сказать, вещая. Как мне недавно сообщили, Топлинка со всей прилегающей к ней «маленькой Швейцарией» подлежит затоплению — здесь решено соорудить водохранилище для утоления растущей жажды промышленного Белгорода.
Кто знает, может быть, предки наши, давшие название селу, как мудрые лесные волхвы, самим именем его предугадали судьбу Топлинки? Кто знает?»
О затоплении и гибели Топлинки лично у меня следующее мнение.
Для Филатова, да и Мелёхина «необъяснима» тайна названия села: «Не знаю и не ведаю начала / Того села, где дом мой и жена».
Топлинка затапливалась и раньше. Такова её судьба. Село не случайно назвали так. В названии села, «по чернобыльской» аналогии, таилось, казалось бы, его печальное будущее. Эту мысль усилили затем поэты из окружения Филатова.
Разгадка этнонима — в другом. Топлинка — это ещё и речка, что постоянно затапливала низины. А называли сёла и города чаще всего по имени рек (Воронеж, Хопёр и т.д.).
Но село Топлинка всё же осталось не затопленным. Но уж точно — брошенным. На его месте теперь бурьян, запустение. И, это — горестный эпизод из жизни Филатова. Село умирало на глазах поэта, а вместе с ним и он.
Прежняя Топлинка осталась только в памяти старожилов да в стихах поэта.
Последним сумраком беды
Не занесёт твои следы.
Порубят сад? Зато в саду
Взрастит стихия лебеду.
Снесут дома? Сломают мост?
Затопят выгон и погост?
Часы прервут свой ход и бой.
Но мы-то вечные с тобой.
Как свет звезды, как свет луны.
Как продолженье жизни — сны.
Где всё летит, где все летят:
Деревня, хата, спелый сад
И я с тобой, и ты со мной,
И край могилы ледяной —
За пять, за десять, за сто лет
До наступленья истых бед.
(«На снос Топлинки»).
Этими строчками — «Но мы-то вечные с тобой, / Как свет звезды, как свет луны, / Как продолженье жизни — сны» — предопределил своё будущее поэт.
Не сбылось предсказание Филатова: «Не уеду». Он уехал в город. Но «раны рваные души» не залечил.
Вот «обыкновенная» трагедия гибели села Топлинка, которую то ли представил, то ли увидел на самом деле поэт, так всё это показано с полной реалистичностью:
Дом разрушен. И околица
Передвинулась слегка.
Солнце как-то резче клонится
На поля и облака.
Пруд нейтральный, между сёлами,
Стал чужой. И фонари
Освещают невесёлые
И глухие пустыри,
Где впритык с колхозной пашнею.
Одурев от хрипоты,
Доживают по-домашнему
На развалинах — коты.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЛИСТА
А. Филатов и Н. Перовский
Любопытна «перекличка» Филатова с его другом, поэтом Н. М. Перовским:
Вот отрывок из стихотворения Перовского:
...И всё-таки совсем не самотёком,
А высшим человеческим путём
Ты шёл сквозь камнепады и потоки.
Дорог не оставляя на потом...
Ты не дошёл.
Но — чёрт возьми! — ты знаешь,
Что есть они, высокие пути!
И камнепадом пробитое знамя —
Кому-то до вершины донести!
А вот «ответ» Филатова:
Раскромсаю камень. По частям.
Уложу в бессмысленную кладку.
А потом назойливым гостям
Предложу нелёгкую загадку.
Предложу и скроюсь поскорей:
Ну, какое дело мне до спора?
Лучше я десяток пескарей
Наловлю у мельничного створа.
Лучше ту загадку обойду.
Пусть кричат.
Я буду расторопно
У всего народа на виду
Возводить соломенные копны...
А придёт пора моя, ну что ж,
На судьбу не сетую, исчезну...
И теплом разбуженная рожь
Скроет пусть неведомую бездну.
(«Загадка». «Знамя», 21 октября 1989)
Здесь и камень, возможно, тот, тяжеленный, что друзья Филатова ворочали когда-то, ставили, чтобы скульптор А. А. Шишков смог выбить на нём надгробное изображение поэта. Здесь и мечта-уход: ловить пескарей, возводить копны. И просто исчезновение в «неведомую бездну».
Словом, символы как символы...
Ещё приведём отрывок из стихотворения Н. Перовского. К этому талантливому поэту Филатов относился ревностно, любил его поэзию, тщательно изучал и прозу:
И пахло листьями и выжженной стернёй,
И сыростью грибной несло в низине.
И лист кленовый, жёлтый и резной,
Запутавшись, качался в паутине.
Теперь уж скоро, может быть, вот-вот,
Вскружатся галки, и снежок капризный
Пойдёт, пойдёт — и сердце отойдёт,
Готовое к морозной, чистой жизни...
(Н. Перовский «Осенние костры», Воронеж, ЦЧКИ, 1969)
Здесь, опять же, и лист, «запутавшись, качался в паутине», и «сердце отойдёт» — но только в каком-то жизнеутверждающем смысле.
Теперь — стихи Филатова, где также излюбленный лист падает или выпадает как снег, и сердце тоже отходит, и жизнь поворачивается обратной стороной к поэту:
Она с уходом не уйдёт —
Всё также тихо будет биться
Во мне последняя криница
И самый первый ледоход...
...И, задыхаясь, не найду
Глотка из утренней криницы...
А сердце долго будет биться
И ждать последнюю беду,
Когда не ворон надо мной,
А стая воронов взовьётся,
И жизнь спокойно повернётся
Ко мне обратной стороной.
(«Отзвук»)
* * *
Живу без помощи и смены
Один — во сне и наяву.
И до великой перемены
Уже никак не доживу.
* * *
И сердце отболевшее почует
На бранном поле — друга и врага.
А вот стихи Перовского, явно адресованные Филатову, и написанные при жизни Александра Константиновича:
О, вы, осенние леса,
Спасите от нежданного недуга. —
Всё в памяти: лицо и голос друга.
Далёкий голос, давние глаза...
И даже стылый дождь стучит мне в душу,
Стучит, напоминая без конца,
Как мы весною ранней у Донца
С ушедшим другом слушали лягушек...
... Давай взамен прощального салюта
Замрём и помолчим с тобой минуту
По листьям и по другу моему...
* * *
...А если не о главном, не о том,
Ты всё же от меня не отрекайся, —
Ведь главное всегда у нас в запасе,
Пока ещё мы пишем и живем!
(Н. Перовский. «Август». Стихи и поэмы.
Цикл «Из стихов о главном». Воронеж, 1973)
У Филатова:
На безлюдье не спеши,
Даже если слов не много,
Всё равно ищи дорогу
К тайникам чужой души.
Всё равно ищи певца,
Сам на голос откликайся
И уже не отрекайся
От тернового венца.
«ВОСКРЕШЕНИЕ» ПОЭТА
Филатов «предсказал» не только точную дату своей смерти, но и своё «воскрешение»:
Я воскресну в травах спелых.
В каждой нитке повилики,
На снегах иссиня-белых
Неземным и сердоликим.
Но воскресну в сущем деле —
Стогомётном и столярном —
Сыном завтрашней артели
И земным, и благодарным.
(Газета «Знамя», 24 марта 1993).
И обратите внимание на «...совсем раннее, когда Саша ещё был молод и сравнительно здоров, стихотворение, нигде не публиковавшееся»:
Когда совсем искать не станут
Ни друг, ни близкий, ни чужой...
Я вдруг подсолнухом восстану
Над огородною межой...
Или черемуховой веткой
Прижмусь к нетёсаным жердям
И буду рад теплу и свету,
Отдавшись людям и дождям.
(3. Филатова «Писать трудней и чувствовать больней»,
журнал «Звонница», № 2, 1998)
Из его «Предчувствия»:
... Всё онемело. Но в глуши
Я слышу голос обновленья,
И голос родственной души,
И трав — иного поколенья.
Друзья и близкие не хотели верить в смерть Филатова, стали призывать его воскреснуть.
Об этом стихотворение жены поэта Зинаиды Филатовой:
Громкой славою распята,
Тихим словом сожжена,
Вся — от головы до пяток —
Я была тебе — жена.
Ты хотел — я улыбалась.
Ты сердился — я трава,
Что ты мял. И удивлялась
Вся деревня. И молва,
Перепутав всё на свете,
Узаконила одно:
Мне служанкой при поэте,
Не любимой, быть дано.
Господи! Да что служанкой...
Быть травой хочу. В тиши
Рви меня, топчи — не жалко,
Но воскресни и пиши!
Об этом же пишет и поэт А. Форов:
Ты непременно должен возвратиться,
Каким бы длинным ни казался путь.
Пусть снег в лицо, пусть ветер жгучий в грудь,
Отхлынет всё и мир остепенится.
И у реки, где ивы прячут лица,
Кукушка насчитает нам века!
Мы будем слушать, как журчит река,
Как в камышах о чём-то плачет птица.
И пусть слезинка добрая искрится,
Её с души ладонью не смахнёшь!
Ты завтра обязательно придёшь.
Лишь вьюге бы к утру угомониться...
(«Памяти друга»)
НЕКОТОРЫЕ «РАЗГАДКИ»
Была бы поэзия Филатова менее значима без исполнения его «пророчеств» о собственной смерти и воскрешении? Почему поэтов, знавших Филатова, а с их руки — и читателей, — поразило, прежде всего, «исполнение» предсказаний Филатова? Оно, выходит, — главное в его поэзии!
Как бы отнёсся к этому сам поэт? Вроде бы «просто»:
Недоступное это,
И с житейским вразрез:
Все болезни поэта —
Это воля небес,
Это высшая мука
На челе мудреца...
Протяните мне руку,
Пожелайте конца.
Видно, что он не хотел раскрывать тайну. Был за то, чтобы она оставалась для размышляющих над смыслом жизни людей.
Стихи Филатов начал писать с 13 лет. И не нужно говорить: «Не выстрелил бы в Филатова, когда ему было 15 лет, пьяный сторож, не случилось бы такого несчастья.— не было бы и поэта Филатова». Это равнозначно, был ли бы поэт Рубцов Рубцовым, если бы не его безвременная трагическая смерть? Конечно, был бы. Но... без чрезвычайно острого интереса к его судьбе. А интерес этот возникает при стечении необычных обстоятельств. Они же идут, как уже говорил Филатов, «с житейским вразрез»:
...Удрал мальчишка помереть
В свои семнадцать с половиной.
А где? И что —
Смешной вопрос,
Россия мечена крестами!
...Не обмануть первопричин....
Мы — Лебединские! Пиши
(На то и числишься в поэтах),
Пиши, как жили на шиши
И при царях, и при Советах!.
(«В Ямской степи»,
главы из поэмы «Лебеди». «Знамя», 16 янв. 1988)
Возможно, он писал для себя, не заботясь особенно о читателе,
Некоторую развязку содержат как будто бы и письма А. К. Филатова Ф. П. Овчарову. («Звонница», №2, 1998).
Вот некоторые отрывки из них:
18 марта 1982.
Порой мне кажется, что до сорока моих полных не доживу. Сил почти нет, какие-то кошмары вперемешку с выкриками и т. д.
Зина хочет и помогает, как может, но весь вопрос в том: как может? Порой мне кажется, что на мне сошлись все несчастия мира, вся тяжесть его, и ни отдушинки.
Я сознаю (и горжусь порой, что только так и должен жить поэт, иначе — зачем он тогда на земле, иначе — какую радость творчества он осознает... И всё-таки — это тяжеловато даже мне, в сущности уже прошедшему первый круг ада на земле.
21 марта 1982.
...Тут другое, почти наваждение — книгу из издательства, приём в Союз, квартира — всё 19 марта... Или это случайность, или надо ждать в один из этих дней смерти! Во как! (Итак, в 1982 году он ещё не знал даты своей смерти! И всё близко ко дню рождения — разгадка! — Прим. А. Г.).
7 декабря 1982.
...В дне завтрашнем я уже не уверен, когда нет здоровья, всё может случиться неожиданно и непредсказуемо. (Не знает даты смерти. — Прим. А. Г.).
5 марта 1983.
...Пишущего никто не может понять. И не должен понимать. Писательство — это ненормальное состояние человека, не зря ведь писателей начинают почитать лишь тогда, когда материальная их оболочка рассыпается, исчезает...
20 февраля 1985.
Так уж нескладно у меня выходит всё: едва возьмусь за дело, как болезнь уж тут как тут. Причём, течение её таково, что ни писать, ни читать, ни думать. Не знаю, есть ли хоть какой-то просвет впереди... Или пить мне мою чашу до конца.
(Всё ещё не знает даты смерти. — Прим. А. Г.).
...А. К. Филатов всё равно был бы поэтом, сложись его жизнь по-иному. Он им родился. Другое дело, что судьба у него, конечно же, могла быть другой. Кто понимает его поэзию — надеюсь — поймёт и самого поэта. Талантливого русского поэта с незаурядной душой и судьбой, который жил и творил в наше крае, на Белгородчине.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Жилищная газета» (Белгород) от 14 августа 2009 года
Сегодня мы продолжаем разговор о загадках жизненного пути и творчества Александра Константиновича Филатова, который наверняка заинтересует не только любителей художественной словесности, но и всех читателей.
«ЗВЕЗДА ПРОЗРАЧНАЯ ГОРИТ...»
(А. Филатов и Л. Абдуллина)
В числе многочисленных друзей А. К. Филатова была поэт Лира Султановна Абдуллина (26.01.1936 -15.06.1987).
Она родилась 26 января 1936 года в селе Кушнаренково Башкирской АССР. Отец — выходец из крестьян, преподаватель математики, погиб в 1941 году под Москвой, мать, также крестьянского
происхождения, преподаватель педагогики, умерла в 1949 году в возрасте 39 лет, оставив троих сирот.
Лире самой с тринадцатилетнего возраста пришлось воспитывать двух братишек.
Окончила Кушнаренковскую среднюю школу в 1956 году, а в 1964 году заочно — Литературный институт им. А. М. Горького, работала журналистом в ряде газет, редактором на телевидении. В 1983 году переехала на жительство в город Старый Оскол Белгородской области.
Автор двух прижизненных поэтических книг «Высокие снега» (Красноярское книжное издательство, 1972) и «Пока горит пресветлая звезда» (Москва, изд-во «Современник», 1986).
Стихи Лиры Абдуллиной и песни на них представлены в основательных сборниках: «Живите долго» (Поэты свинцового века): (Сост.: В. Нешумов, Р. Солнцев, Г. Романова). — Красноярск: ИПК «Планета», 2001. — 158 с: , в том числе изданных в Москве: «Час России» — редактор и составитель В. Астафьев: Антология одного стихотворения поэтов России. — М., 1988. — с. 79—81, и очень большая подборка — «Живое слово»: Сб. стихотворений. — М., 1991. — с. 522—572, и других.
К годовщине Л. С. Абдуллиной А. К. Филатов, будучи уже смертельно больным, написал статью «Горит её пресветлая звезда», напечатанную только 4 февраля 2000 года в «Белгородских известиях».
Вот фрагменты из неё, касающиеся судеб этих поэтов.
«Мы виделись и говорили в Белгороде и в Старом Осколе, всякий раз всё более понимая друг друга, но не всегда соглашаясь друг с другом. Вероятно, нам нравилось это обоим. Иначе как объяснить наши многочасовые ночные бдения? Не знаю, как другим, но пишущим «в столбик» разговоры о поэзии чрезвычайно важны, хотя если «собрать их в кучу», вероятно, будет чепуха». Лире «не хватило лет, чтобы высказаться до конца. Это судьба многих поэтов.... Поэтами становятся люди с судьбой и без судьбы. Никакого отношения к поэзии не имеют ни болезнь, ни семейные передряги, ни заграничные вещи, ни личные легковушки. Это состояние, которое в равной степени овладевает молчаливым и витийствующим, босяком и канцлером. И все-таки вне биографии представить поэта трудно».
Вот «секреты» биографии Лиры Абдуллиной по Филатову: «Кто внимательно читал сборники стихов Лиры Абдуллиной, тот сам обозначил её биографию: гибель отца на фронте, смерть матери, тяжёлое сиротство, наконец, духовная размолвка и потеря брата. К сожалению, многие лучшие её стихи не вошли в книги, да и в периодической печати не появлялись. В «застойные» годы не очень приветствовались стихи высокодуховные. Да и обнажённость чувств, открытость душевной боли тоже не поощрялись. Возможно, читатель познакомится с ними в посмертном сборнике поэта. Будем надеяться, что он когда-нибудь выйдет».
Филатов как будто писал здесь о себе. И когда писал, ему становилось легче.
Лира Абдуллина умерла в расцвете творческих сил. Он чувствовал свой подход к той же черте. А раз и Лира, и многие другие, — так куда денешься — «понять и с доблестью принять» — вот что оставалось, что он с мужеством принимал и пил до дна свою чашу.
Сказал о Лире так: «своей жизнью и творчеством она не даёт душе забываться, напоминая о «грозной бездне» и о том, сколько отведено каждому из нас, для чего отведено и как мы сумеем воспользоваться этим».
У Абдуллиной есть стихотворение «Горит звезда пресветлая в веках». Оно стало названием поэтического сборника, вышедшего в Москве: «Пока горит пресветлая звезда». Стихотворения. — М.: «Современник», 1986. — 95 с. — (Новинки «Современника»).
Прозрачный свет над крышею струится,
В такую ночь, наверно, людям снится
Осенний сад. И яблоко в руках.
На свет звезды безумней мотылька
Летит душа — полуночная птица.
Кто и за что обрёк меня молиться,
Припав лицом к листу черновика?
Поэт глубоко задумался над её образами. И отсюда позже зажглась и «заговорила», перекликаясь с классиками, и светлая, и страшно грустная Филатовская звезда — в одном из его «предсказательных» стихотворений:
«Знаю, что уйду наверняка
В те миры, где вас давно уж нету,
Где совсем другие облака
Освежают знойную планету,
Где звезда прозрачная горит
Посреди вселенского тумана
И с землёй спокойно говорит
Языком, не ведавшим обмана.
(Газета «Ленинская смена», 25 марта 1989 г.)
(В последующих публикациях этого стихотворения Филатова «прозрачную звезду» кто-то переправил, превратил в банальную «звезду вечернюю». — Прим. А. Г.).
«ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ»
(А. Филатов и В. Белецкая)
Валентина Николаевна Белецкая-Цоллер — доцент кафедры русского языка Белгородского Государственного университета, выпускница Топлинской средней школы 1973 г. А. К. Филатов был её классным руководителем и учителем русского языка и литературы. Разработал для Вали, как для самой талантливой ученицы (окончила школу с золотой медалью), специальную программу. Она поступила затем на факультет русского языка и литературы в тот же Белгородский пединститут, где учился и Филатов. Стала учёным секретарём в аспирантуре, читала лекции в Валуйском и Старооскольском педколледжах.
В «Белгородских известиях» от 25 марта 1998 г. напечатана статья В. Цоллер (В. Н. Белецкой) «По волнам моей памяти». Эта статья опубликована и в учебном пособии по литературному краеведению, рекомендованном для студентов-филологов вузов, под авторством декана филфака С. П. Гринёвой: «Белгородский след» в истории русской литературы» (Белгород, «Везелица», 1989 г., с. 199-205).
В ней следующее: «...И вот передо мною книга А. Филатова «Я воскресну в травах спелых. Избранное». ...Я перелистываю страницу за страницей новой книги и вместе с поэтом как бы плыву по волнам своей памяти. Вот я, совсем юная деревенская девочка, слушаю его завораживающий голос на уроке литературы или иду через лес с полной сумкой книг из его домашней библиотеки, или с трепетом несу ему свои первые неумелые стихи. И слышу его голос:
— Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком...
Я помнила эти слова всю жизнь: когда уходила за порог школы, когда рожала детей, когда собирала осколки разбитого счастья, когда...»
Автор статьи, Валентина Николаевна Белецкая-Цоллер, погибла, «разбилась», как и предсказал Филатов.
«...Знаю теперь, как пророчески сбылись слова поэта, адресованные его блистательной ученице:
— Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком...
Валентина Белецкая-Цоллер родилась в дороге (машина не успела доехать до больницы) и ушла из жизни тоже в дороге! Не умерла, не утонула ... — разбилась(!!!) в автомобильной катастрофе».
(О. Истомина «Неправда, друг не умирает...», «Белгородские известия», 27 июля 1998 г.).
Исследуя «стечение обстоятельств», я не обнаружил, чтобы в какой-либо из публикаций стихотворение с роковым предупреждением «не разбейся только ненароком» было посвящено именно В. Н. Белецкой.
Приведу его полностью:
Поднималась девочка на кран,
Выше тополей и даже выше...
Где клубится солнышко над крышей,
Прогоняя утренний туман.
Поднималась девочка легко,
Улыбалась девочка как будто
К небу торопилась босиком
По тропинке росной и уютной.
Дяденька, я трону облака.
Дяденька, я пробую на ощупь
У горы покатые бока
И верхушки мягкие у рощи!
Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком. —
Эти облака, как пустыри,
Где земным, наверно, одиноко...
На меня ты глянешь с высоты,
Чтоб потом, по делу и без дела,
Говорить, что вот не разглядела
Человека, рвущего цветы.
Ну, а если это не цветы,
Если собираю у обочин
Хворост, чтоб поднять до высоты
Пламя, согревающее ночи?..
Так прекрасна вечная земля.
Разве есть на свете что-то лучше,
Чем поля и эти тополя,
И журавль с подвескою скрипучей?..
Из первого сборника А.Филатова «Струна»
(Воронеж, Центрально-Черноземное книжное
издательство, 1976 г., с. 28).
То есть, задолго до смерти В. Белецкой уже существовало это стихотворение.
Но с её судьбой эти строки связаны уж точно, — потому, что Белецкая цитирует их ещё до своей смерти.
Относится ли стихотворение именно к ней? Или это только совпадение?..
Да, поэт мог адресовать его Белецкой, так как знал, что Валя родилась в дороге. И сам умел водить машину, совершал иногда очень рискованные поездки. Но я уверен, что предупреждал Филатов девочку не о дальнем, а о ближайшем её будущем.
И пожелание здесь о том, чтобы не разбиться, упав с крана:
Поднималась девочка на кран...
Милая, хорошая, смотри
Не разбейся только ненароком.
Кто эта девочка? Точной принадлежности образа нет. Как нет речи об автомобильной катастрофе. Поэт мог бы обратиться с подобным предупреждением к любому человеку. И что, «предсказание» неминуемо бы осуществилось?
Думаю, что это легендарное совпадение в наш век скоростей и аварий.
Есть ещё обращение к автору стихотворения:
— Дяденька...
Не могла ученица так обратиться к учителю. Значит, имелась в виду не Белецкая. Или не только она.
Таким образом, необычные совпадения, а тем более трагические случаи — всегда повод для появления легенды.
Но в том же стихотворении есть жизнерадостные афористические строки:
Так прекрасна вечная земля.
Разве есть на свете что-то лучше,
Чем поля и эти тополя.
И журавль с подвескою скрипучей?..
Этот «журавль» перешёл в конце жизни поэта, как уже отмечалось в предыдущей публикации, в «трагический» образ.
«ПРОРИЦАТЕЛЬ, ПРОРОК...»
(И. Чернухин об А. Филатове)
А. К. Филатова хорошо знал друживший с ним, один из самых известных на Белгородчине поэтов И. А. Чернухин.
Игорь Андреевич — выпускник Литературного института им. Горького, во время учёбы общался с замечательными поэтами Н. Рубцовым, В.Тушновой, П. Мелёхиным.
Работал в газетах, культуре, руководил Белгородской писательской организацией.
С 1964 года член Союза писателей СССР. Автор 17-ти поэтических книг, выходивших с 1960 года в Белгороде, Москве, Воронеже, Харькове.
Темы творчества И. А. Чернухина — Родина, народ, история, война, истоки малой родины. Он автор основополагающих в истории Белгородчины поэм: «Бел-город» — о строительстве крепости Белгород, «Третье поле» — о Прохоровском танковом сражении.
Игорь Андреевич — лауреат литературной премии Белгородского комсомола и премии «Прохоровское поле», «Заслуженный работник культуры Российской Федерации».
Впоследствии будущий поэт написал о себе: «На разбитой войной маленькой станции Прохоровка, где наш поезд простоял всего лишь один миг, успел увидеть огромное поле, на котором до самого горизонта с крестами и звездами стояли мёртвые танки. Мое детское воображение было в буквальном смысле потрясено».
На Прохоровском мемориале, посвященном Курской битве, в камне высечены строки И. Чернухина:
Это поле победы суровой
Для потомков по праву равно
Полю грозному Куликову,
Ратным подвигам Бородино.
Вот некоторые выдержки из статьи И. Чернухина «Я не умер. Умер вечер...» («Белгородские известия», 21 марта 2003 г.):
«Это о нём (о А. Филатове. — Прим. А. Г.) в своё время, как бы опережая мои мысли, написал... известный московский поэт Павел Мелёхин:
Вожу философа Филатова
По целым дням — и сверх того —
С угрюмым видом виноватого
За обезноженность его.
Александр Филатов, как все талантливые философы и поэты, был в какой-то степени ещё и настоящим прорицателем, пророком. Предчувствие, ощущение, виденье будущего никогда не оставляло его. Ярким тому свидетельством его стихи «К портрету А. Ф.»:
Ты двадцать пятого родился.
Я — двадцать пятого умру.
И предсказание это действительно сбылось. Не раньше, не позже, а именно в ночь на 25 октября 1988 года Александра Филатова не стало. Что это было? Магия слова? Божья печать? Прошло почти пятнадцать лет с того дня, как ушел из жизни поэт, а тайну эту не в силах разгадать до сих пор ни один из нас, смертных. Однако для меня, например, стало давно уже ясным только одно: нельзя поэту в своих стихах пророчествовать относительно собственной смерти, ибо «нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся». Вспомните в связи с этим С.
Есенина («В зеленый вечер под окном/ На рукаве своём повешусь...»), В. Маяковского («Всё чаще думаю — не поставить ли лучше точку пули в своём конце?..»), наконец, нашего современника Н. Рубцова («Я умру в крещенские морозы...»). Вот какова сила слова настоящего поэта, как верно и правдиво его предчувствие близких и далеких событий. И не только в отношении своей судьбы, но и более глобальных вещей.
...В конце октября, как написал поэт:
Выпал лист. И вышел человек
И его из виду потеряли.
Здесь все значительно, объёмно, символично, имеет глубокий подтекст. Так, скажем, в первой строке вместо «умер» поэт написал «вышел человек», вместо «его похоронили» — «его из виду потеряли». В данном случае сказалось филатовское философское понимание смерти: после кончины человек, теряя материальное присутствие в этом мире, остается в нём как духовная личность. Александр Филатов — человек и поэт, ставший сегодня легендой, как уже отмечалось выше, фигура сложная, до конца, по моему глубокому убеждению, не открытая, не прочитанная ни литературной общественностью, ни читателями. Я это особенно почувствовал, когда на днях перечитывал его стихи. Мне показалось, что мы до сих пор ещё в полной мере не оценили по достоинству его творчество.
...Он научился понимать язык деревьев, цветов, травы, воды, животных, птиц, он сроднился с ними и стал частицей природы...
Не менее живой ветвью древа филатовской поэзии являются стихи-размышления по поводу борьбы противоположностей: добра и зла, жизни и смерти. ...Особый интерес представляют архинеординарные по своему содержанию и подаче стихи о жизни и смерти. Особенно о смерти. О ней Филатов писал всю жизнь, поскольку однажды, в юные годы, она заглянула ему в глаза. А случилось это в колхозном саду, где будущий поэт гулял со своими сверстниками. Сумасбродный, подвыпивший сторож пальнул из ружья в ребячью сторону и угодил прямо в спину Александра. Тогда Саша победил смерть, но с той поры мог передвигаться только на инвалидной коляске или на костылях:
Горькая обида,
А в лице — покой.
Кресло инвалида
Двигаешь рукой.
И после этого трагического события, если не сама смерть, то её тень не оставляла его. Поэтому он много думал о ней, размышлял, писал. В стихах о смерти особенно ярко проявилась характерная черта всей поэзии А. Филатова — философская ткань текста. Свидетельством тому —- стихотворение, о котором я говорил в начале этих заметок:
Выпал лист,
Как выпадает снег,
В ночь на двадцать пятое.
И вышел
Утром одинокий человек
Починить соломенную крышу.
Вышел, а вернуться не успел...
Конечно, всё это о смерти. Но иносказательно, как в притче. Мудро. Через природу. Кстати, и в этих стихах повторяется предсказание кончины Мастера: магическое число его календаря — 25. К смерти поэт относился философски, как к естественному явлению природы. В его стихах о смерти нет ужаса, надрыва, отчаяния, есть ощущение другого, вовсе не страшного мира, видение другого бытия:
Знаю, что уйду наверняка
В те миры, где всё подвластно свету.
Где совсем другие облака
Освежают знойную планету,
Где звезда вечерняя горит
В глубине вселенского тумана
И с Землёй спокойно говорит
Языком, не ведавшим обмана.
...Поэзия его, на мой взгляд, ждёт основательного, я бы сказал, академического изучения, исследования.
...Я снова и снова перечитываю великолепные стихи Мастера и останавливаюсь на его щемяще-пророческой строчке:
Я не умер. Умер вечер.
И действительно, дух поэта не умер. Он живёт в жене Зинаиде, сыне Александре, в маленькой внучке Анечке, в деревьях и цветах, которые поэт успел посадить на малой родине, в воспетых им топлинских чернозёмных полях, затонах и плавнях Северского Донца, где поэт любил рыбачить. О мастере, как о живом, говорят друзья, земляки, школьники.
...В его рабочем кабинете всё так же, как и при жизни: книжные стеллажи с книгами, установленные его рукой, письменный стол, а на столе чистая бумага и его ручка. Кажется, он только что вышел и вскоре вернётся. А вот и он сам... Я ощущаю лёгкий запах его сигареты, вижу его весёлые глаза, слышу его голос:
— Я не умер. Умер вечер.
Здравствуй, Саша!..»
Как видим, И. А. Чернухин воспринимает собрата по перу, настоящего поэта, каким без сомнения был для многих друзей и читателей Филатов, как прорицателя, пророка. Верит, что «...нельзя поэту в своих стихах пророчествовать относительно собственной смерти...», поскольку пророчества, по многочисленным наблюдениям, сбываются — чаще всего самым непонятным и неразгаданным образом. Примерно такие же взгляды на поэтические пророчества у Н. Гладких, М. Дьяченко, Н. Дроздовой, О. Истоминой и других друзей, знакомых, почитателей творчества А. Филатова. Близко это, думаю, прежде всего, всем поэтам, в том числе и автору данного исследования (иначе бы не занимался таким делом).
Поэты принимают «предсказанное» Поэтом на веру потому, что отмечали, как осуществлялись подобные «предсказания» в судьбах Шукшина, Рубцова, Высоцкого...
Аналогия продолжается.
«УМЕРШИЙ И ВОСКРЕСШИЙ...»
(Н. Гладких об А. Филатове)
Н. Д. Гладких (5.10.1952 — 18.02.2000) — уроженец села Разумное Белгородского района, выпускник Калининского суворовского военного училища, затем Лейпцигского университета. Работал по линии СЭВ, переводчиком, преподавателем иностранных языков в ВУЗах, школах и гимназиях Белгорода, талантливый поэт, ушедший из жизни в 47 лет и тоже «предсказавший» особенности своей личной смерти: «Из чаши бытия по-нищенски лакая, /Я говорю себе — Ещё не пробил час! /Рождённый от отца, умру от коньяка я, /Когда на сердце бед почувствую запас».
При жизни Николай Дмитриевич с А. К. Филатовым не встречался. Но глубоко интересовался его судьбой, пророческими стихами.
Об этом ряд его публикаций. К примеру, из черновиков к очерку «Поэт Александр Филатов. Дневниковые записи» (Газета «Наш Белгород», 10.11.2000, с.12).
В том числе статья «Время разбрасывать камни», опубликованная уже после смерти Филатова и самого Н. Д. Гладких поэтессой Н. В. Дроздовой («Наш Белгород», 20.03.1998 г.)
Приведу выдержки из неё:
«...Я знаю цену жизни, но я знаю и цену смерти», — так признавался А. Филатов О. Истоминой... Истинная суть поэзии А. Филатова не в цене жизни — это само собой разумеется, это почти банально. Эта суть — тут А. Филатов как поэт уникален абсолютно — в цене смерти. Она, смерть, и является кодом к истолкованию филатовской поэзии (выделено — А. Г.)-
Я — человек, искушённый в жизни и в поэзии, далеко не религиозный и не предрасположенный к мистике, но когда я читаю книгу «Я воскресну в травах спелых», чувствую настоящий мистический трепет. Уже само построение книги повергает в это состояние.
...Первая часть — это «живые стихи», написанные от имени жизни, вторая часть — это стихи «мёртвые», потусторонние, подсмотренные или подслушанные откуда-то из Зазеркалья.
...Вот стихотворение из второй части, где поэт с холодной рефлексией сообщает о своём уходе:
Выпал лист, как выпадает снег
В ночь на двадцать пятое.
И вышел
Утром одинокий человек
Починить соломенную крышу.
Вышел, а вернуться не успел...
Говорили всякое в народе:
То журавль колодезный скрипел,
То журавль кормился в огороде,
То исчез за тучами навек...
Всякое в народе повторяли —
Выпал лист. И вышел человек
И его из виду потеряли.
Это фатальное положение поэта в перекрёстном отражении двух зеркал — жизни и смерти. Эта сказочная перекличка земного и потустороннего взгляда в двух частях книги и составляет своеобразие поэтического мира А. Филатова. Какое гениальное сужение образа от облетевших деревьев до выпавшего листа, переход от живого настроения к мёртвому пейзажу, от памяти к молве, от живописной картины к призрачному видению! А какой мистический дар предвидения — ведь А. Филатов умер в ночь на двадцать пятое октября 1988 года! Это он повторяет и в стихотворном обращении к своему портрету:
Ты двадцать пятого родился,
Я двадцать пятого умру...
До этого глубинного истока поэзии А. Филатова — постоянного присутствия смерти в жизни — не докопался, увы, пока никто.
Поэт, однажды умерший и воскресший, — это тоже всего лишь неточный перифраз его строк — видевший жизнь и смерть одновременно. Это поэт, предвидевший свой уход и отождествивший его с уходом из нашей жизни и её векового уклада, и её великой поэзии.
Незадолго до смерти А. Филатова было снесено его родное село Топлинка. В некрологе газеты «Знамя», хорошо знавшие А. Филатова сотрудники редакции, написали: «не стало Топлинки — не стало и Филатова». Они тоже не поняли, что Топлинка — это не просто русская деревня, это «Матёра» Валентина Распутина. И здесь напрашивается аналогия из области мистики: на съёмках фильма по повести «Прощание с Матерой» погибла замечательный режиссер Лариса Шепитько. Трагическая это тема — прощание с Россией!
Ощущения от прочтения книги очень неоднозначные, и каждое впечатление двояко. Самое первое, самое живое впечатление: такой поэзии больше нет, в смысле её присутствия в пресловутом «литпроцессе», и неизвестно, когда ещё будет. И в приливе этого сознания присутствует чувство глубокой печали самого А. Филатова по этому поводу, отчётливо и однозначно высказанное в стихах:
Всё меньше горячих поэтов.
Откуда такая беда?
Над миром, как прежде, рассветы,
И в балках, как прежде, стада...
... Откуда ж угрюмость ?
Откуда
Вселенский сквозной неуют?
Ясно видел поэт, какая литература придёт на смену его свободной и красивой лирике: придёт стихотворчество на вымороченнную «злобу дня», где злобы много, дневного света мало, придёт новое деление на своих и чужих, придёт нытьё сексуально озабоченных импотентов, базарно-балаганная эстрада, экологическая конъюнктура...»
Н. Гладких, на мой взгляд, не делает тут никаких особенных, неизвестных мне выводов. Он, как я уже отмечал и у других поэтов, поражается провидческому дару Филатова, принимает его предсказания. Для Николая Гладких загадка творчества и судьбы Александра Филатова неразрешима. Он принимает всё как должное и удивляется, поражается прорицаниям Филатова, выделяет поэта среди других собратьев.
Очень точно, на мой взгляд, предсказание самого Гладких о поэзии и поэтах, что приходят на смену Филатову.
Александра Филатова тоже снимали в документальном фильме о затоплении Топлинки рукотворным Белгородским морем. Поэт всячески противостоял этому, как он считал, варварству, и тоже умер после показа фильма и затопления Топлинки. Но жив писавший о Матёре Валентин Распутин.
Я ЛЮБИЛ И ЧУВСТВОВАЛ
(литературный очерк)
Публикуется по рукописи
1.
Впервые я встретился с Филатовым на одном из заседаний секции поэзии во Дворце культуры «Энергомаш», где базировалась
раньше местная писательская организация. Кто-то предложил отдать туда на обсуждение стихотворения, которых у меня было не больше двух десятков. Участвовала во встрече литературная молодежь, в том числе известные в будущем поэты и прозаики Мерзляков, Батраков, Бабин и какие-то поэтессы.
Прочитал несколько стихотворений. Началось обсуждение. Литсобратья не нашли в моём поэтическом творчестве ни строчки поэзии (некоторые из тех стихотворений были позже напечатаны в журнале «Подъём», коллективных сборниках). Стал доказывать, что это не так, но «коллеги» сразу же меня одернули, мол, они дело знают, если говорят, значит, так оно и есть.
Поднялся Филатов. Опираясь могучими руками о стол, с улыбкой — он почти всегда улыбался, когда говорил, — сказал:
— Да ну вас, ребята, к чертям собачьим! Это — поэт, и прочитал понравившиеся ему стихи, высказал доводы в их защиту, посоветовал подработать другие.
Мне было неловко, что Филатов — так уж сразу — назвал меня поэтом.
После разговорились с Александром Константиновичем. Было интересно узнать его мнение о некоторых писателях. Оказалось, что у нас общие кумиры в литературе, что мы не признаем некоторых нынешних «голых королей» в поэзии. Филатов посоветовал пореже бывать на всякого рода литсекциях, работать самостоятельно, читать стихи друзьям. «Хочешь, — предложил, — приезжай иногда ко мне. Потолковать, вижу, есть о чём».
С тех пор стал бывать у Филатовых. Чаще всего беседовали вдвоем. По просьбе Александра Константиновича стихи его читала неизменно находившаяся рядом жена Зинаида Владимировна. Отношения с Филатовыми сразу установились дружеские, и обращался к ним по-простому: «Вы, Саня, Вы, Зина». Большинство же друзей были с Филатовыми на ты».
Говорили мы с Сашей о поэзии, литературе, природе, рыбалке. Читали и обсуждали свои новые стихи и рассказы. По моим тогдашним понятиям стихи Филатова были сложными, а надо бы (мечта не одного меня) писать просто, как например, Рубцов или поздние Заболоцкий, Пастернак.
Саша вроде бы соглашался, шутил, что, мол, хорошо бы стать с Рубцовым наравне, как Лермонтов — рядом с Пушкиным. Запомнилось сказанное Филатовым:«Рубцов всех современных поэтов поставил на сбои места». Когда взошла его звезда, стало ясно, какой величины другие «светила» — те же Евтушенко, Вознесенский, Рождественский. С приходом к читателям Рубцова, Прасолова, Кузнецова эти «светила» заметно потускнели.
Но Филатов под влиянием Рубцова находился недолго. Помню, как однажды он с раздражением отозвался о стихотворении «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны». Слишком уж оторван был, по его мнению, лирический герой, «неведомый странник», от тяжёлой крестьянской жизни, чересчур уж прекрасен для него сельский мир, над которым он летит на скакуне. И сказал об этом по своему:
ПОЛЕВЫЕ СТИХИ
Вот она, дерзкая воля!
В тихий предутренний час
Мчится по снежному полю
Чёрной копны тарантас.
Эй, погоняй и не мешкай!
Ринусь... Была не была!
Что мне... дорожные вешки?
Что мне виденья села?
Ринусь, в снегах утопая.
Зябко и трудно дыша.
Снова — стихия слепая,
Зрячая снова душа...
Жми, тарантас, мимо дома.
Жми мимо скотных дворов.
Жми, полевая солома —
С привкусом горьких ветров!
Таким уж он был — не мог равнодушно смотреть на «в землю втоптанные розы», «уголок нежилой старины», «подрезанную жабу», что «корчится на берегу» — слышал не только, «как плачут зарянки и поют соловьи на рассвете, но и жалостный всхлип малька в «заморном водоеме», чуял «холод в отчем доме, притихшем на века».
Запомнились две рассказанные Филатовым истории, случившиеся с ним на рыбалке. Попытаюсь пересказать их.
Однажды он ловил на речке рыбу с лодки. Поймал щуку и бросил её в отсек лодки, где была вода — себе под ноги. Посмотрел на щуку. Она тоже глядела на него своими стеклянно-колючими глазами. И вдруг — мгновенно вцепилась в ногу мертвой хваткой.
Боль была жгучей. Когда, наконец, расцепил щуке пасть, хищница уже задеревенела. От укуса на пятке осталась рана. Она болела при перемене погоды.
Другой раз у Александра Константиновича что-то утащило удочку. Смотал остальные снасти, чтобы не мешали, и стал грести к ныряющему, как поплавок, удилищу. Кто-то из наблюдавших за ловлей с берега земляков предупредил рыболова:
— Будь на месте. К тебе плывет.
И правда, удилище направилось к лодке. У самого борта вынырнул
сазан и, казалось, заглянул прямо в глаза рыбаку. Тот подхватил его, перевалил в лодку. Глядел на добычу и радовался: надо же — сазан сам пришел в руки.
Забросил удочки снова. И вдруг на душе стало тоскливо. Вдумался в происшедшее, вспомнил, как из разорванного крючком рта рыбы сочилась кровь. Чтобы избавиться от боли, она и приплыла к человеку. А он её — в лодку...
Бросил сазана в реку. Но было поздно. Рыба уже задохнулась. Долго после этого не ходил на рыбалку.
...Можно, конечно, объяснить всё примерно так. Щука была голодной. Оказавшись в воде, она увидела ногу и приняла её за добычу. A сазан случайно приплыл к лодке на исходе сил. Но не так всё просто в нашем удивительном мире. Особенно для поэтов.
2.
Одно время я вёл дневник. В нём немало записей о Филатове. Вот некоторые из них.
Март 1983 года
Стихи Рубцова, Прасолова не перескажешь. Они — из самой сути вещей. У Прасолова — неповторимая по тонкости мысль, только его словами передаваемая. И у Филатова — то же. Неповторимость — признак настоящей поэзии. Большинство же рифмуют прозу своей обывательской жизни. Поэзия должна быть выше, небеснее. Настоящие поэты, как говорил Саша, «горячие», они обладают необыкновенной физической силой. Иначе — откуда бы взялось их творчество. Оно — от избытка сил. Саша, как настоящий поэт, доверчив. Недостаток, который легче всего можно простить. Ещё у него — неумение скрывать свои чувства и болезненная впечатлительность.
С одним Филатовым говорю запросто... Читал мне стихи — очень понравились: искренни, просты; в остальных — виден его почерк, мастерство. Но последние... И рассказы. Из всех из Филатова будет
большой толк. Только курит страшно — так долго не протянуть. Да и питаются бедно, денег нет. Но у Саши лучшее впереди — и рассказы пишет, и в стихах к простоте подходит, отличному языку.
Саша пожал мне руку за «Идолов» и «Ответ». Он посоветовал «Из кладов многозначных слов...» «шедевр» заменить «оригиналом». Ему понравились «Случайны настоящие стихи...» — увидел листья верб «хрустящие» (первый вариант), потом «блестящие»,а потом — ни то, ни другое — своё.
Поехал к Саше. Был у него Алексей Зиновьевич Кривцов — читал свои стихи. Саша их разбирал. А. 3. К. заходит к нему часто... Говорили часов до десяти. У Саши болит желудок. Четыре рукописи разобрал до моего прихода: многие у него бывают. Сказал: «Приходи всегда, тебе — рад. Хочешь — для семинара отдавай свои рассказы мне, я передам Шаповалову.
Май 1983 года
Поехал к Саше. Взял сухого. Проговорили до пол-одиннадцатого. Прочитал ему рассказы из будущей повести. Понравились. И совершенно точные замечания сделал. В «Цыганочке», например, надо так показать героиню, чтобы не хотелось с нею расставаться — она истинное дитя природы. «Утренние цветы» советовал отдать на семинар — там выписано всё, правка не нужна. «Ждёт Россия»,«Любочка» — тоже без правки. «Уехал бы с нею» — надо ярче показать цыганочку.
Саша курит страшно и болит у него желудок. «Я совсем брошу эту Работу в Союзе. 50 рублей... На такси больше уходит. Да и толку с этих ребят, шкурные у них устремления — пробиться, протолкнуться, пропечататься всеми силами...»
Июль 1983 года
К Филатову захожу, иногда с Андреевым. Они не считают Евтушенко, Высоцкого поэтами. Андреев Рубцова любит, но говорит, что его превознесли незаслуженно. Куда выше —Тарковский, Пастернак, Цветаева — последние из настоящих поэтов века.
А я ставлю Рубцова после Пушкина, Есенина. Кто так сказал о первой любви, о Родине. И так ясно, и так печально. Не надрывно, а спокойно-угрюмо...
Я тоже, как Саша Филатов, когда пьян, — хочу обнять весь мир.
...Два человека, к которым тянусь душой, — Филатов и Жуковский. Но Саша серьёзнее меня, он творец, не как я — просто живу, хочу жить, читать прекрасное.. Мне столько ещё нужно прочитать. Поэтому отодвигаю создание собственных вещей.
Январь 1985 года
Саша Филатов — подкошенный бедой богатырь. Вогнала она его в стены, в каталку-инвалидку, травит его силушку нещадным дымом. Прикован к своей записной книжечке, книгам на полках, друзьям-завсегдатаям. Когда-никогда выберется глотнуть свежего воздуха, побывать не под потолком.
И снова с книжками, блокнотиками. В них только и побывает, где захочет...
1989 год
Саша принимал на себя чужую боль, всё подвергал сомнению, искал истину, отстаивал свои убеждения.
...Есть разные поэты. И отличить их просто:«Слова поэта — суть дела его». Саша говорил об этом не раз...
Приснилось, будто вышла книга прозы Филатова в Воронеже. Саня и не говорил, что была там его рукопись. Красочно оформлена. И продаётся с какими-то дефицитными банками консервированных овощей. Очень красиво все. Расхватали, не удалось купить... А в переулке, по которому обычно иду от отцовской хаты к школе, Саша, его сын, сделал выставку творчества Александра Константиновича ...
Иногда дом Филатовых ломился от разных гостей. Беседы проходили обычно за курением, употреблением крепкого чая, а то и просто одной заварки к нему или ещё чего покрепче, со скромной (откуда её взять на стольких) закуской. Беда застолий, как стало ясно позже, была в том, что никто из друзей Филатова не считал его калекой. К нему относились на равных как к здоровому крепкому человеку, источавшему какую-то мощь. Он никогда не жаловался на недомогания, а если и говорил о них, то с неизменной, я бы сказал, стойкой, улыбкой.
Шли к нему люди самые разные — и молодые, и пожилые. Большинство из завсегдатаев были давно состоявшимися, но мало тогда печатавшимися писателями и литераторами. Теперь почти все они — А. З. Кривцов, Ф. П. Овчаров, А. Форов, С. Ташков, Е. Дубравный, М. Дьяченко, А. Машкара, Т. Олейникова — издали свои книги. Часто бывали у Филатова в своё время поэты Н. Перовский, П. Мелёхин, И. Чернухин, В. Молчанов. Интересно, что друзья поэта были да и остались между собой не более чем приятелями. Сближал всех Филатов.
Он всю свою короткую жизнь помогал людям, образовывал, советовал, правил, рекомендовал, не боялся выступить в их защиту против несправедливости.
...Вижу его перед собой, как живого и с трепетом в душе и болью в сердце думаю: «Неужели Саша — умер? Почему так рано ушёл из жизни именно он — лучший из немногих?..»
Саши нет, но осталась память о нем, издаются, наконец-то, его стихи и проза. Слабое утешение.
3.
* * *
Я будто слышу
оклик:
«Зина!»
Слова и мысль
сошлись
на этом имени —
последнем островке
средь моря боли,
где, как Топлинка,
потонула жизнь.
* * *
А. К. Филатову
Головоломные сплетенья
Стихов, чтоб непохожи были,
Чтоб странных образов цветенье
Дохнуло из словесной пыли;
Привычке дань неумолимая:
Покуда точит косу смерть —
Травой некошеной смотреть
Сквозь строчки несопоставимые,
И от себя не отойти
Не пройденном уже пути.
* * *
Без конца длится страшно тяжёлое
для меня время.
И. Бунин. Из дневников
Среди поздних цветов, потемневших, прибитых морозом.
Да полыни седой на обочинах черных полей,
По разбитой, размытой пустынной осенней дороге
Ковыляю семь верст до родимой деревни моей.
Дует западный ветер. Прошёл мокрый снег и растаял.
Я бутылку достал — в её горлышке ветер свистит.
Дует ветер, и шум у меня в голове нарастает, —
Всё, что было, хочу я понять, не пойму — Бог простит.
Затянуло природным туманом великие стройки,
И закрыл их высокий бурьян, ничего не видать, как всегда.
Торопливо обходит меня, на пригорке стоящего, девушка стройная — Вдоль обрыва по тропке прошла — и как не была — навсегда.
Так, у моря гнилого оставив Топлинки затопленной хаты,
И в свои сорок пять Бor весть знает за что расплатившись сполна, Навсегда замолчал их певец одинокий Филатов
За Никольским уснув на высокой груди векового холма.
Вижу, словно живого, поэта другого, что в поисках вещего слова
Иль в его исполненье хотел напоследок пройти километров шестьсот,
Не успел — встретил смерть — или, может, она догнала Мерзлякова... Он на ветке повис, как созревший без времени плод
Своих мыслей больных и тревожных; печально его поминая
На речном берегу под порывистый вздох камыша.
Я гляжу на свинцовые волны, гляжу — и наверное знаю.
Что душе моей хочет сказать безутешная эта душа...
Вспоминаю друзей и приятелей, лучшие дни вспоминаю.
То, что лучшие, — точно, поскольку не знаю других;
И опять по грязи до деревни своей ковыляю.
Вот мой дом опустевший и сад, и кресты на могилах родных.
1 января 1998 г.
И действительно, дух поэта не умер. Он живёт в жене Зинаиде, сыне Александре, в маленькой внучке Анечке, в деревьях и цветах, которые поэт успел посадить на малой родине, в воспетых им топлинских чернозёмных полях, затонах и плавнях Северского Донца, где поэт любил рыбачить. О мастере, как о живом, говорят друзья, земляки, школьники.
...В его рабочем кабинете всё так же, как и при жизни: книжные стеллажи с книгами, установленные его рукой, письменный стол, а на столе чистая бумага и его ручка. Кажется, он только что вышел и вскоре вернётся. А вот и он сам... Я ощущаю лёгкий запах его сигареты, вижу его весёлые глаза, слышу его голос:
— Я не умер. Умер вечер.
Здравствуй, Саша!..»
Как видим, И. А. Чернухин воспринимает собрата по перу, настоящего поэта, каким без сомнения был для многих друзей и читателей Филатов, как прорицателя, пророка. Верит, что «...нельзя поэту в своих стихах пророчествовать относительно собственной смерти...», поскольку пророчества, по многочисленным наблюдениям, сбываются — чаще всего самым непонятным и неразгаданным образом. Примерно такие же взгляды на поэтические пророчества у Н. Гладких, М. Дьяченко, Н. Дроздовой, О. Истоминой и других друзей, знакомых, почитателей творчества А. Филатова. Близко это, думаю, прежде всего, всем поэтам, в том числе и автору данного исследования (иначе бы не занимался таким делом).
Поэты принимают «предсказанное» Поэтом на веру потому, что отмечали, как осуществлялись подобные «предсказания» в судьбах Шукшина, Рубцова, Высоцкого...
Аналогия продолжается.
«УМЕРШИЙ И ВОСКРЕСШИЙ...»
(Н. Гладких об А. Филатове)
Н. Д. Гладких (5.10.1952 — 18.02.2000) — уроженец села Разумное Белгородского района, выпускник Калининского суворовского военного училища, затем Лейпцигского университета. Работал по линии СЭВ, переводчиком, преподавателем иностранных языков в ВУЗах, школах и гимназиях Белгорода, талантливый поэт, ушедший из жизни в 47 лет и тоже «предсказавший» особенности своей личной смерти: «Из чаши бытия по-нищенски лакая, /Я говорю себе — Ещё не пробил час! /Рождённый от отца, умру от коньяка я, /Когда на сердце бед почувствую запас».
При жизни Николай Дмитриевич с А. К. Филатовым не встречался. Но глубоко интересовался его судьбой, пророческими стихами.
Об этом ряд его публикаций. К примеру, из черновиков к очерку «Поэт Александр Филатов. Дневниковые записи» (Газета «Наш Белгород», 10.11.2000, с.12).
В том числе статья «Время разбрасывать камни», опубликованная уже после смерти Филатова и самого Н. Д. Гладких поэтессой Н. В. Дроздовой («Наш Белгород», 20.03.1998 г.)
Приведу выдержки из неё:
«...Я знаю цену жизни, но я знаю и цену смерти», — так признавался А. Филатов О. Истоминой... Истинная суть поэзии А. Филатова не в цене жизни — это само собой разумеется, это почти банально. Эта суть — тут А. Филатов как поэт уникален абсолютно — в цене смерти. Она, смерть, и является кодом к истолкованию филатовской поэзии (выделено — А. Г.)-
Я — человек, искушённый в жизни и в поэзии, далеко не религиозный и не предрасположенный к мистике, но когда я читаю книгу «Я воскресну в травах спелых», чувствую настоящий мистический трепет. Уже само построение книги повергает в это состояние.
...Первая часть — это «живые стихи», написанные от имени жизни, вторая часть — это стихи «мёртвые», потусторонние, подсмотренные или подслушанные откуда-то из Зазеркалья.
...Вот стихотворение из второй части, где поэт с холодной рефлексией сообщает о своём уходе:
Выпал лист, как выпадает снег
В ночь на двадцать пятое.
И вышел
Утром одинокий человек
Починить соломенную крышу.
Вышел, а вернуться не успел...
Говорили всякое в народе:
То журавль колодезный скрипел,
То журавль кормился в огороде,
То исчез за тучами навек...
Всякое в народе повторяли —
Выпал лист. И вышел человек
И его из виду потеряли.
Это фатальное положение поэта в перекрёстном отражении двух зеркал — жизни и смерти. Эта сказочная перекличка земного и потустороннего взгляда в двух частях книги и составляет своеобразие поэтического мира А. Филатова. Какое гениальное сужение образа от облетевших деревьев до выпавшего листа, переход от живого настроения к мёртвому пейзажу, от памяти к молве, от живописной картины к призрачному видению! А какой мистический дар предвидения — ведь А. Филатов умер в ночь на двадцать пятое октября 1988 года! Это он повторяет и в стихотворном обращении к своему портрету:
Ты двадцать пятого родился,
Я двадцать пятого умру...
До этого глубинного истока поэзии А. Филатова — постоянного присутствия смерти в жизни — не докопался, увы, пока никто.
Поэт, однажды умерший и воскресший, — это тоже всего лишь неточный перифраз его строк — видевший жизнь и смерть одновременно. Это поэт, предвидевший свой уход и отождествивший его с уходом из нашей жизни и её векового уклада, и её великой поэзии.
Незадолго до смерти А. Филатова было снесено его родное село Топлинка. В некрологе газеты «Знамя», хорошо знавшие А. Филатова сотрудники редакции, написали: «не стало Топлинки — не стало и Филатова». Они тоже не поняли, что Топлинка — это не просто русская деревня, это «Матёра» Валентина Распутина. И здесь напрашивается аналогия из области мистики: на съёмках фильма по повести «Прощание с Матерой» погибла замечательный режиссер Лариса Шепитько. Трагическая это тема — прощание с Россией!
Ощущения от прочтения книги очень неоднозначные, и каждое впечатление двояко. Самое первое, самое живое впечатление: такой поэзии больше нет, в смысле её присутствия в пресловутом «литпроцессе», и неизвестно, когда ещё будет. И в приливе этого сознания присутствует чувство глубокой печали самого А. Филатова по этому поводу, отчётливо и однозначно высказанное в стихах:
Всё меньше горячих поэтов.
Откуда такая беда?
Над миром, как прежде, рассветы,
И в балках, как прежде, стада...
... Откуда ж угрюмость ?
Откуда
Вселенский сквозной неуют?
Ясно видел поэт, какая литература придёт на смену его свободной и красивой лирике: придёт стихотворчество на вымороченнную «злобу дня», где злобы много, дневного света мало, придёт новое деление на своих и чужих, придёт нытьё сексуально озабоченных импотентов, базарно-балаганная эстрада, экологическая конъюнктура...»
Н. Гладких, на мой взгляд, не делает тут никаких особенных, неизвестных мне выводов. Он, как я уже отмечал и у других поэтов, поражается провидческому дару Филатова, принимает его предсказания. Для Николая Гладких загадка творчества и судьбы Александра Филатова неразрешима. Он принимает всё как должное и удивляется, поражается прорицаниям Филатова, выделяет поэта среди других собратьев.
Очень точно, на мой взгляд, предсказание самого Гладких о поэзии и поэтах, что приходят на смену Филатову.
Александра Филатова тоже снимали в документальном фильме о затоплении Топлинки рукотворным Белгородским морем. Поэт всячески противостоял этому, как он считал, варварству, и тоже умер после показа фильма и затопления Топлинки. Но жив писавший о Матёре Валентин Распутин.
Я ЛЮБИЛ И ЧУВСТВОВАЛ
(литературный очерк)
Публикуется по рукописи
1.
Впервые я встретился с Филатовым на одном из заседаний секции поэзии во Дворце культуры «Энергомаш», где базировалась
раньше местная писательская организация. Кто-то предложил отдать туда на обсуждение стихотворения, которых у меня было не больше двух десятков. Участвовала во встрече литературная молодежь, в том числе известные в будущем поэты и прозаики Мерзляков, Батраков, Бабин и какие-то поэтессы.
Прочитал несколько стихотворений. Началось обсуждение. Литсобратья не нашли в моём поэтическом творчестве ни строчки поэзии (некоторые из тех стихотворений были позже напечатаны в журнале «Подъём», коллективных сборниках). Стал доказывать, что это не так, но «коллеги» сразу же меня одернули, мол, они дело знают, если говорят, значит, так оно и есть.
Поднялся Филатов. Опираясь могучими руками о стол, с улыбкой — он почти всегда улыбался, когда говорил, — сказал:
— Да ну вас, ребята, к чертям собачьим! Это — поэт, и прочитал понравившиеся ему стихи, высказал доводы в их защиту, посоветовал подработать другие.
Мне было неловко, что Филатов — так уж сразу — назвал меня поэтом.
После разговорились с Александром Константиновичем. Было интересно узнать его мнение о некоторых писателях. Оказалось, что у нас общие кумиры в литературе, что мы не признаем некоторых нынешних «голых королей» в поэзии. Филатов посоветовал пореже бывать на всякого рода литсекциях, работать самостоятельно, читать стихи друзьям. «Хочешь, — предложил, — приезжай иногда ко мне. Потолковать, вижу, есть о чём».
С тех пор стал бывать у Филатовых. Чаще всего беседовали вдвоем. По просьбе Александра Константиновича стихи его читала неизменно находившаяся рядом жена Зинаида Владимировна. Отношения с Филатовыми сразу установились дружеские, и обращался к ним по-простому: «Вы, Саня, Вы, Зина». Большинство же друзей были с Филатовыми на ты».
Говорили мы с Сашей о поэзии, литературе, природе, рыбалке. Читали и обсуждали свои новые стихи и рассказы. По моим тогдашним понятиям стихи Филатова были сложными, а надо бы (мечта не одного меня) писать просто, как например, Рубцов или поздние Заболоцкий, Пастернак.
Саша вроде бы соглашался, шутил, что, мол, хорошо бы стать с Рубцовым наравне, как Лермонтов — рядом с Пушкиным. Запомнилось сказанное Филатовым:«Рубцов всех современных поэтов поставил на сбои места». Когда взошла его звезда, стало ясно, какой величины другие «светила» — те же Евтушенко, Вознесенский, Рождественский. С приходом к читателям Рубцова, Прасолова, Кузнецова эти «светила» заметно потускнели.
Но Филатов под влиянием Рубцова находился недолго. Помню, как однажды он с раздражением отозвался о стихотворении «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны». Слишком уж оторван был, по его мнению, лирический герой, «неведомый странник», от тяжёлой крестьянской жизни, чересчур уж прекрасен для него сельский мир, над которым он летит на скакуне. И сказал об этом по своему:
ПОЛЕВЫЕ СТИХИ
Вот она, дерзкая воля!
В тихий предутренний час
Мчится по снежному полю
Чёрной копны тарантас.
Эй, погоняй и не мешкай!
Ринусь... Была не была!
Что мне... дорожные вешки?
Что мне виденья села?
Ринусь, в снегах утопая.
Зябко и трудно дыша.
Снова — стихия слепая,
Зрячая снова душа...
Жми, тарантас, мимо дома.
Жми мимо скотных дворов.
Жми, полевая солома —
С привкусом горьких ветров!
Таким уж он был — не мог равнодушно смотреть на «в землю втоптанные розы», «уголок нежилой старины», «подрезанную жабу», что «корчится на берегу» — слышал не только, «как плачут зарянки и поют соловьи на рассвете, но и жалостный всхлип малька в «заморном водоеме», чуял «холод в отчем доме, притихшем на века».
Запомнились две рассказанные Филатовым истории, случившиеся с ним на рыбалке. Попытаюсь пересказать их.
Однажды он ловил на речке рыбу с лодки. Поймал щуку и бросил её в отсек лодки, где была вода — себе под ноги. Посмотрел на щуку. Она тоже глядела на него своими стеклянно-колючими глазами. И вдруг — мгновенно вцепилась в ногу мертвой хваткой.
Боль была жгучей. Когда, наконец, расцепил щуке пасть, хищница уже задеревенела. От укуса на пятке осталась рана. Она болела при перемене погоды.
Другой раз у Александра Константиновича что-то утащило удочку. Смотал остальные снасти, чтобы не мешали, и стал грести к ныряющему, как поплавок, удилищу. Кто-то из наблюдавших за ловлей с берега земляков предупредил рыболова:
— Будь на месте. К тебе плывет.
И правда, удилище направилось к лодке. У самого борта вынырнул
сазан и, казалось, заглянул прямо в глаза рыбаку. Тот подхватил его, перевалил в лодку. Глядел на добычу и радовался: надо же — сазан сам пришел в руки.
Забросил удочки снова. И вдруг на душе стало тоскливо. Вдумался в происшедшее, вспомнил, как из разорванного крючком рта рыбы сочилась кровь. Чтобы избавиться от боли, она и приплыла к человеку. А он её — в лодку...
Бросил сазана в реку. Но было поздно. Рыба уже задохнулась. Долго после этого не ходил на рыбалку.
...Можно, конечно, объяснить всё примерно так. Щука была голодной. Оказавшись в воде, она увидела ногу и приняла её за добычу. A сазан случайно приплыл к лодке на исходе сил. Но не так всё просто в нашем удивительном мире. Особенно для поэтов.
2.
Одно время я вёл дневник. В нём немало записей о Филатове. Вот некоторые из них.
Март 1983 года
Стихи Рубцова, Прасолова не перескажешь. Они — из самой сути вещей. У Прасолова — неповторимая по тонкости мысль, только его словами передаваемая. И у Филатова — то же. Неповторимость — признак настоящей поэзии. Большинство же рифмуют прозу своей обывательской жизни. Поэзия должна быть выше, небеснее. Настоящие поэты, как говорил Саша, «горячие», они обладают необыкновенной физической силой. Иначе — откуда бы взялось их творчество. Оно — от избытка сил. Саша, как настоящий поэт, доверчив. Недостаток, который легче всего можно простить. Ещё у него — неумение скрывать свои чувства и болезненная впечатлительность.
С одним Филатовым говорю запросто... Читал мне стихи — очень понравились: искренни, просты; в остальных — виден его почерк, мастерство. Но последние... И рассказы. Из всех из Филатова будет
большой толк. Только курит страшно — так долго не протянуть. Да и питаются бедно, денег нет. Но у Саши лучшее впереди — и рассказы пишет, и в стихах к простоте подходит, отличному языку.
Саша пожал мне руку за «Идолов» и «Ответ». Он посоветовал «Из кладов многозначных слов...» «шедевр» заменить «оригиналом». Ему понравились «Случайны настоящие стихи...» — увидел листья верб «хрустящие» (первый вариант), потом «блестящие»,а потом — ни то, ни другое — своё.
Поехал к Саше. Был у него Алексей Зиновьевич Кривцов — читал свои стихи. Саша их разбирал. А. 3. К. заходит к нему часто... Говорили часов до десяти. У Саши болит желудок. Четыре рукописи разобрал до моего прихода: многие у него бывают. Сказал: «Приходи всегда, тебе — рад. Хочешь — для семинара отдавай свои рассказы мне, я передам Шаповалову.
Май 1983 года
Поехал к Саше. Взял сухого. Проговорили до пол-одиннадцатого. Прочитал ему рассказы из будущей повести. Понравились. И совершенно точные замечания сделал. В «Цыганочке», например, надо так показать героиню, чтобы не хотелось с нею расставаться — она истинное дитя природы. «Утренние цветы» советовал отдать на семинар — там выписано всё, правка не нужна. «Ждёт Россия»,«Любочка» — тоже без правки. «Уехал бы с нею» — надо ярче показать цыганочку.
Саша курит страшно и болит у него желудок. «Я совсем брошу эту Работу в Союзе. 50 рублей... На такси больше уходит. Да и толку с этих ребят, шкурные у них устремления — пробиться, протолкнуться, пропечататься всеми силами...»
Июль 1983 года
К Филатову захожу, иногда с Андреевым. Они не считают Евтушенко, Высоцкого поэтами. Андреев Рубцова любит, но говорит, что его превознесли незаслуженно. Куда выше —Тарковский, Пастернак, Цветаева — последние из настоящих поэтов века.
А я ставлю Рубцова после Пушкина, Есенина. Кто так сказал о первой любви, о Родине. И так ясно, и так печально. Не надрывно, а спокойно-угрюмо...
Я тоже, как Саша Филатов, когда пьян, — хочу обнять весь мир.
...Два человека, к которым тянусь душой, — Филатов и Жуковский. Но Саша серьёзнее меня, он творец, не как я — просто живу, хочу жить, читать прекрасное.. Мне столько ещё нужно прочитать. Поэтому отодвигаю создание собственных вещей.
Январь 1985 года
Саша Филатов — подкошенный бедой богатырь. Вогнала она его в стены, в каталку-инвалидку, травит его силушку нещадным дымом. Прикован к своей записной книжечке, книгам на полках, друзьям-завсегдатаям. Когда-никогда выберется глотнуть свежего воздуха, побывать не под потолком.
И снова с книжками, блокнотиками. В них только и побывает, где захочет...
1989 год
Саша принимал на себя чужую боль, всё подвергал сомнению, искал истину, отстаивал свои убеждения.
...Есть разные поэты. И отличить их просто:«Слова поэта — суть дела его». Саша говорил об этом не раз...
Приснилось, будто вышла книга прозы Филатова в Воронеже. Саня и не говорил, что была там его рукопись. Красочно оформлена. И продаётся с какими-то дефицитными банками консервированных овощей. Очень красиво все. Расхватали, не удалось купить... А в переулке, по которому обычно иду от отцовской хаты к школе, Саша, его сын, сделал выставку творчества Александра Константиновича ...
Иногда дом Филатовых ломился от разных гостей. Беседы проходили обычно за курением, употреблением крепкого чая, а то и просто одной заварки к нему или ещё чего покрепче, со скромной (откуда её взять на стольких) закуской. Беда застолий, как стало ясно позже, была в том, что никто из друзей Филатова не считал его калекой. К нему относились на равных как к здоровому крепкому человеку, источавшему какую-то мощь. Он никогда не жаловался на недомогания, а если и говорил о них, то с неизменной, я бы сказал, стойкой, улыбкой.
Шли к нему люди самые разные — и молодые, и пожилые. Большинство из завсегдатаев были давно состоявшимися, но мало тогда печатавшимися писателями и литераторами. Теперь почти все они — А. З. Кривцов, Ф. П. Овчаров, А. Форов, С. Ташков, Е. Дубравный, М. Дьяченко, А. Машкара, Т. Олейникова — издали свои книги. Часто бывали у Филатова в своё время поэты Н. Перовский, П. Мелёхин, И. Чернухин, В. Молчанов. Интересно, что друзья поэта были да и остались между собой не более чем приятелями. Сближал всех Филатов.
Он всю свою короткую жизнь помогал людям, образовывал, советовал, правил, рекомендовал, не боялся выступить в их защиту против несправедливости.
...Вижу его перед собой, как живого и с трепетом в душе и болью в сердце думаю: «Неужели Саша — умер? Почему так рано ушёл из жизни именно он — лучший из немногих?..»
Саши нет, но осталась память о нем, издаются, наконец-то, его стихи и проза. Слабое утешение.
3.
* * *
Я будто слышу
оклик:
«Зина!»
Слова и мысль
сошлись
на этом имени —
последнем островке
средь моря боли,
где, как Топлинка,
потонула жизнь.
* * *
А. К. Филатову
Головоломные сплетенья
Стихов, чтоб непохожи были,
Чтоб странных образов цветенье
Дохнуло из словесной пыли;
Привычке дань неумолимая:
Покуда точит косу смерть —
Травой некошеной смотреть
Сквозь строчки несопоставимые,
И от себя не отойти
Не пройденном уже пути.
* * *
Без конца длится страшно тяжёлое
для меня время.
И. Бунин. Из дневников
Среди поздних цветов, потемневших, прибитых морозом.
Да полыни седой на обочинах черных полей,
По разбитой, размытой пустынной осенней дороге
Ковыляю семь верст до родимой деревни моей.
Дует западный ветер. Прошёл мокрый снег и растаял.
Я бутылку достал — в её горлышке ветер свистит.
Дует ветер, и шум у меня в голове нарастает, —
Всё, что было, хочу я понять, не пойму — Бог простит.
Затянуло природным туманом великие стройки,
И закрыл их высокий бурьян, ничего не видать, как всегда.
Торопливо обходит меня, на пригорке стоящего, девушка стройная — Вдоль обрыва по тропке прошла — и как не была — навсегда.
Так, у моря гнилого оставив Топлинки затопленной хаты,
И в свои сорок пять Бor весть знает за что расплатившись сполна, Навсегда замолчал их певец одинокий Филатов
За Никольским уснув на высокой груди векового холма.
Вижу, словно живого, поэта другого, что в поисках вещего слова
Иль в его исполненье хотел напоследок пройти километров шестьсот,
Не успел — встретил смерть — или, может, она догнала Мерзлякова... Он на ветке повис, как созревший без времени плод
Своих мыслей больных и тревожных; печально его поминая
На речном берегу под порывистый вздох камыша.
Я гляжу на свинцовые волны, гляжу — и наверное знаю.
Что душе моей хочет сказать безутешная эта душа...
Вспоминаю друзей и приятелей, лучшие дни вспоминаю.
То, что лучшие, — точно, поскольку не знаю других;
И опять по грязи до деревни своей ковыляю.
Вот мой дом опустевший и сад, и кресты на могилах родных.
1 января 1998 г.
На страницу Александра Гирявенко
На страницу Александра Филатова
Следующие материалы:
- Дмитрий Маматов. Памяти Александра Филатова
- ОБ АЛЕКСАНДРЕ ФИЛАТОВЕ
- Лев Конорев. Сопричастный всему сущему...
- «Я САМ НЕ ЖАЛ КОЛОСЬЕВ СЧАСТЬЯ...»
- НЕПРАВДА, ДРУГ НЕ УМИРАЕТ
- Наталья Дроздова. «Над капелью живой...». 1998
- Наталья Дроздова. «И жить не страшно...» 1998
- ПИСЬМА К ФИЛАТОВУ
- Николай Гладких. Время разбрасывать камни. 1998
- Николай Гладких. Узнаёте этот голос? (Об А.К.Филатове ) 1998
Предыдущие материалы:
- ПО ВОЛНАМ МОЕЙ ПАМЯТИ
- СЛОВО К ЧИТАТЕЛЮ.
- ПИСЬМА А. ФИЛАТОВА К ФЁДОРУ ОВЧАРОВУ
- ИЗ ДНЕВНИКОВ АЛЕКСАНДРА ФИЛАТОВА
- ЧИБИСЫ. Рассказ
- РЕСТАВРАТОРЫ. Рассказ.
- ДОРОГА К ТОЛСТОМУ
- Я ВОСКРЕСНУ В ТРАВАХ СПЕЛЫХ...1997. Подборка стихотворений
- ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ "Я ВОСКРЕСНУ В ТРАВАХ СПЕЛЫХ..."
- ТОВАРИЩУ ПО СВЕТЛЫМ ДНЯМ В НЕЗАБВЕННОЙ ТОПЛИНКЕ
АВТОБИОГРАФИЯ- БИБЛИОГРАФИЯ
- ПОДБОРКИ СТИХОТВОРЕНИЙ
- ПРОЗА А.ФИЛАТОВА
- ИЗ ДНЕВНИКОВ АВТОРА
- ПИСЬМА А. ФИЛАТОВА
- МАТЕРИАЛЫ ОБ АВТОРЕ
Товарищу по светлым дням
в незабвенной Топлинке- Предисловие к книге
- "Я воскресну в травах спелых
- «Я сам не жал колосьев
- счастья...»
- Неправда, друг не умирает
- Слово к читателю
- По волнам моей памяти
- "Я воскресну в травах спелых..."
- Узнаёте этот голос?
- Время разбрасывать камни
- Письма к Филатову
- И жить не страшно...
- Над капелью живой...
- Сопричастный всему сущему...
- Об Александре Филатове
- Памяти Александра Филатова
- Плач по Топлинке…
- Александру Филатову
- Имя Родины — Топлинка
- Куда зовут огни
- Огни зовущие
- Строки памяти
- Рецензия Г. Островского
- и А. Багрянцева
- Н.Перовский. Воспоминания
- Писать трудней
- и чувствовать больней...
- Я к тебе издалека…
- Письмо А. Филатову
- Воспоминания об А. Филатове
- Но мы-то вечные с тобой...
- Я свет люблю...
- Я не умер, умер вечер...
- Поклон взрастившим поэта
- Живая душа поэта
- Саша снится мне
- всегда идущим...
- Л. Чумакина. Иду на пробу
- Л. Чумакина. О Саше Филатове
- ФОТОГРАФИИ И ОБЛОЖКИ
- СКАЧАТЬ КНИГИ
|
Встречи, семинары, курсы начинающих предпринимателей forward-center.ru |
|
купить по низкой цене! Поиск и сравнение цен argus-mo.ru |