Зинаида Филатова. Писать трудней и чувствовать больней. (А. Филатов). 1998

ЗИНАИДА ФИЛАТОВА

ПИСАТЬ ТРУДНЕЙ И ЧУВСТВОВАТЬ БОЛЬНЕЙ...

То, что я предлагаю сегодня читателям, относится к самому раннему периоду творчества поэта Александра Филатова и никогда нигде не публиковалось. Эти стихи, наброски, заметки я выбрала из его черновых тетрадей и дневников.

Прежде чем приоткрыть дверцу в Сокровенное, куда редко кому удается проникнуть при жизни писателя, хочу заметить: Саша, уже предчувствуя приближение своего рокового часа, многое из черновиков, писем, дневниковых записей уничтожил. Я могла только догадываться, что им руководило в те минуты. Но помешать я не могла — это было его право...

Итак, 70-е годы. Мы живем в Топлинке…

Мне тридцать. Много или нет?
Да разве скажешь без ошибки?
Я стар для кисти и для скрипки,
Я стар для девочек-невест.
И в тридцать молод для седин,
Хоть у седин свои истоки…
Свои недремлющие сроки
И дни рожденья у седин.
Мне тридцать. Может быть, пора
В себя вглядеться и решиться —
А настоящая ли птица
Слетает с кончика пера?..

Трудно быть объективным, оценивая творчество поэта, если он сумел однажды затронуть струны твоей души. Но если этот поэт твой самый дорогой человек, друг, любимый, муж, то восторг вызывает каждое слово, вышедшее из-под его пера. Сам же Саша, напротив, был очень строг к себе, к своему творчеству. Я помню, как безжалостно перечеркивал он уже сложившиеся строки, целые строфы.

Черновики, черновики...
И нет ни строчки белового...
С утра заходят грибники,
Уводят в лес меня еловый..
Там караулят, там хитрят,
Аукают на всю низину
И тайно горсточку опят
Кладут на дно моей корзины.
Ах, чудаки, совсем не то
Ищу на раннем солнцепёке —
Я жду, чтоб строчками цветов —
Слова легли в тугие строки.
Чтоб песни маленьких синиц
Во мне звучали стройным хором,
Вспорхнув однажды со страниц
Не самым тяжким приговором...

Людей всегда волновал и волнует этот вопрос — Жизни и Смерти — тот момент, когда придется уйти в небытие. Многих смерть пугает: хочется саму мысль о ней загнать в самый дальний уголок сознания и выбросить из головы. У изголовья Александра Филатова смерть стояла почти четыре месяца, прежде чем увести с собой. Ну, а первый раз вкус ее он почувствовал еще в юности.

...Теплая августовская ночь. Шестнадцатилетний Саша Филатов возвращается с друзьями домой из соседнего села. Чтобы сократить путь, пошли через колхозный сад. И вдруг — выстрел. Сашина белая рубашка оказалась мишенью для пьяного сторожа... Долгие месяцы в больнице, несколько операций на позвоночнике и приговор: ноги сами не пойдут никогда. В шестнадцать лет! И на всю жизнь — костыли, инвалидная коляска. И при всем при этом мой Саша — самый умный, самый красивый, самый сильный! Таким я его полюбила, таким он оставался до последнего своего мгновения.

«Странно однажды родиться поэтом с долей такою же, как у меня» — сказал Филатов в одном из своих стихотворений. Эта тема прослеживается во многих черновых набросках и дневниковых записях.

Ну где взять ненависть в себе,
Чтоб рассказать, как ты просила,
Что в этой сломанной судьбе
Живет неведомая сила.

НАПЕВ

По дороге тряской
Напрямик
Катится в коляске
Мой двойник.
Трещины да кочки
На пути.
До последней строчки
Докрути,
До последней спицы
Гни металл,
Час остепениться
Не настал.

Много позже эта тема воплотилась в стихотворении «Горькая обида», которое Саша отдал на суд читателя — оно вошло в сборник «Окно».

Горькая обида,
А в лице покой.
Кресло инвалида
Двигаешь рукой
Незлобивой.
Где там злобе прорасти,
Белый цвет со светом
У тебя в чести,
Да еще прощенье —
Вопреки судьбе,
Да сплошное мщенье
Самому себе.

В этом же сборнике есть стихотворение, которое стало почти хрестоматийным. Многие вечера, публикации, посвященные памяти поэта Филатова, так и называются «Я воскресну в травах спелых...» — по первой строчке этого стихотворения. Так называется и посмертная книга стихов и прозы Филатова. А вот для сравнения, совсем раннее, когда Саша еще был молод и сравнительно здоров, стихотворение, нигде не публиковавшееся:

Когда совсем искать не станут
Ни друг, ни близкий, ни чужой...
Я вдруг подсолнухом восстану
Над огородною межой…
Или черемуховой веткой
Прижмусь к нетёсаным жердям
И буду рад теплу и свету,
Отдавшись людям и дождям.

Тема Природы в творчестве Филатова — особая тема. Он не просто писал о ней, не просто выступал в ее защиту. Он каким-то таинственным образом — с рождения — был связан с нею особыми узами любви и взаимопонимания. Природа была для него живительной силой, неиссякаемым источником энергии. Вот несколько стихотворений, не включенных по каким-то соображениям автора, в сборники.

Мне каждая снежинка навевает грусть.
Нет-нет, судить их вовсе не берусь.
Они летят поля посеребрить,
А солнце тянет золотую нить.
Растопит скоро наледи и снег,
Весна войдет в стремительный разбег:
Ручьи, цветы и кашка на лугах,
Пчелиный гомон слышится в репьях..
Но вот сентябрь упал листвой ракит,
И снова воздух заметью завит...
Как мчится время, обновляя Русь,
Как страшен миг, когда осеребрюсь.

ОСЕННЯЯ РАДУГА

По каплям дотекал октябрь
В сплошную вьюгу-завируху.
И лес, как старый пес, одряб —
Вздыхал и суматошно ухал.
Врезался дождь в кору берез,
И старый дуб стоял невесел.
Вдруг солнца луч тепло принес —
Над лесом радугу развесил.

* * *
С зимой не дружен. Кажется, зима
Сама с собой порой не дружит.
Как воском, скрыты пашни и дома,
Окоченели лужицы и лужи.
И хруст, и треск бежит через затон.
И крик лисицы. И метели злые...
Но вдруг вчера зацвел весь небосклон:
Блеснули всюду звезды снеговые.

Грустной получилась эта подборка. Но зима всегда была трудным временем года для Саши. Бывало, по несколько дней подряд он вынужден был мир наблюдать только из окна. И все-таки, несмотря на сложности жизни, Александр был неунывающим человеком, создавал вокруг себя атмосферу жизнелюбия и радости.
Я хорошо помню (он почти никогда не записывал) его искрометные экспромты:

Хотите улизнуть от муз,
Идите в творческий Союз.
На то и созданы Союзы,
Чтоб не являлись людям музы.

Или:

Пишу стихи, а денег нету.
Пишу и думаю — а вот
Поэтам станут сигареты
Давать бесплатно круглый год.

Строгим, хмурым Саша никогда не был, но серьезным, задумчивым — да. Из дневника:

«30 марта 1977 года. Жить доступным, радоваться реальному. Вероятно, в этом смысл. В конце концов степь создана из трав и цветов. Смешно было бы к ней примешивать россыпи брильянтов. Люди бы из степи сделали копи. Человек забыл бы, как пылает горицвет и кричит перепел. Что же касается мечты, то смысл ее я вижу в том, чтобы ею украшать только реальное. И вспомнил моих «Чибисов». Чибисы нужны лугу, а не моему, пусть даже праздничному, столу».

«23 октября 1980 года. Сегодня написалось несколько строк. Что касается хотя бы каких-то абстрактных равновесий — они бывают: и когда вижу друга, и когда хоть что-то пишу, а чаще, когда размышляю.

В последнее время все думается о той обстановке, где мне мечталось быть писателем, написать что-то стоящее... И все более убеждаюсь, что вся история моих (а может, и не только моих) начал проваливалась в «болото» глубочайших провинций. Это не имеет географического смысла — он давно не существует для меня. Тут суть в ином: в тех приятелях, которые усвоили что-то, совершенно недоступное разуму и, постоянно, потакая или поучая, а чаще — держась на расстоянии, но не отпуская шнурка, будто собачонку натаскивают на мелкую дичь. Что говорить, у меня мало воли, точнее, со многим, что другим давалось ТАК, я вынужден был сражаться буквально. Неумолимые годы несут и некогда, кажется, и в себя глянуть и к другим присмотреться.

Да и возможно ли на нашей скудной «почве» дружить, любить... У меня мало воли, а порой — просто силы — это так, но дело в том, все-таки, что чаще душу свою я раскрывал не тому, оставляя для «письма» легкое ее разветрие. «Он верен Добру и Поэзии» — это искал в других и, казалось, видел, а потом горько ошибался».

Ночная вьюга. Странный разговор.
У печки электрической за чаем.
Теперь гостей мы редко привечаем,
Не смотрим на обидчиков в упор.
И не споем, чтоб следом разрыдаться.
А любим мы хоть капельку всерьез?
Действительно, мы высохли от слез,
Не научась при этом улыбаться.

Разбираю Сашины бумаги. И кажется мне, будто я не здесь, в городской квартире, не в 98-м, а далеко — там, в Топлинке... Еще все хорошо. Я счастлива: Саше пишется. В такие минуты стараюсь не мельтешить у него перед глазами. Крошу на кухне капусту для борща и больше всего боюсь стукнуть громко по разделочной доске ножом. Может быть, тогда, в то самое время, куда сейчас занесла меня моя память, были написаны эти строчки:

Окна заколочены. И дым
Не нарушит зимнего покоя.
И никто привычною рукою
Не царапнет по дверям входным.
Дом беззвучен. Двери на замке.
На щеколде иней в два налета...
Бедный пес еще зовет кого-то
На своем собачьем языке.

Или:

Бумажный змей. Катушка ниток,
И чуть дрожащая рука.
И как просвечивает сито,
Просвечивают облака.
Звезда изменчивая где-то
Все ближе, ближе и ясней.
И змей хвостатою кометой
Спешит и гонится за ней...

Закончить эту «экскурсию» в мастерскую поэта Филатова я решила стихотворением, которое нашла в его записной книжке. Оно — своеобразное признание в любви.

...А тьма нежданно разлетится в прах,
Мелькнет по склонам солнечным отливом.
Приснишься ты росинкой на губах,
С корзинкой — полной белого налива.
Ты все прощаешь, ты и только ты...
Зима уймется, и проглянет лето...
И ты польешь веселые цветы,
Посаженные маленьким поэтом.
.......................................................
Пускай гроза по склонам и ярам
Ярится от захлебистой натуги.
Я никому тебя в тот миг не дам:
Ни вечности, ни недругу, ни другу.
Я вспомню все: и слякотную ночь,
И дикий ветер в тополином сквере,
И то, как ты, уставшая невмочь,
Во мне убила призраки неверья.
И в час беды не бросила в беде,
Сама из бед ты сотканная вся-то.
Но что же есть незримое в тебе,
Что крест несет безропотно и свято?..

ПОСТСКРИПТУМ

Я думаю, что Саша — в своем «далеко» — простит меня за то, что я позволила себе отдать на суд читателя то, что он не считал нужным публиковать. Время — мой союзник. Прошло десять лет со дня его ухода. Много? Мало? Смерть не разлучила нас навсегда, не отделила друг от друга духовно. Но все эти годы и дни зрела тоска по его живому слову — новому, мудрому, негромкому, но пронзительному слову. И я знаю, что для многих, кто знал и любил Сашу при жизни, кто познакомился и полюбил его только по книгам, этот выбранный из черновиков материал, пусть не отточенный, не доделанный самим автором, будет долгожданным подарком, глотком свежего воздуха... Наверное, любому пишущему стихи человеку очень непросто четко ответить на такой простой вопрос: «Почему вы начали писать стихи?» Мне этот вопрос задают слишком часто. И я тоже не могу дать на него короткий и ясный ответ. Могу сказать наверняка только одно. Стихи ко мне приходят затем, чтобы разговаривать с Сашей, разговаривать на этом особом языке, общаться с миром сквозь эту особую призму и не терять ниточку, связывающую меня с Ним — мужем, другом.
Поэтом.

1998

Источник: Журнал «Звонница», № 2, 1998

На страницу Александра Филатова

На страницу Зинаиды Филатовой

Следующие материалы:

Предыдущие материалы:

<< НазадВперёд >>

У Вас недостаточно прав для публикации комментария