СЕРГЕЙ ПОСТОЛОВ

ОДНА ДОРОГА
Из книги «Белая криница» (1996)

НЕЗАМЕНИМЫЙ

Ушел на пенсию Егор,
А был он — Кузнецом.
Так завершился давний спор
Логическим концом.

Я зримо помню с детских лег
Багровых слов огни:
«У нас незаменимых нет!»
Неправда. Есть они.

Тот лозунг был от дурака,
Господь его прости!
Ведь мы простого мужика
Не можем заместить.

И я поверю до конца
В крылатый словострел,
Но дай другого Кузнеца,
Чтоб так металлом пел.

Висит на кузнице замок —
Нет никого взамен.
И песню мучает сверчок
Средь закоптелых стен.

Как видно, в поисках спеца
Все смотрят за «бугор».
За доллар купят кузнеца!
Ты отдыхай, Егор...


MOЛBA

Слишком боязно встречаться:
Только «Здравствуй» говорим.
На людской молве качаться
Надоело нам двоим.

Всяк свое рядит и судит,
А веселая молва
Наши судьбы крепко рубит,
Словно на зиму дрова.


ОДНА ДОРОГА

                  Г. Островскому

Уезжаешь? Уезжай.
Будь легка твоя дорога
От порога до порога,
От меня — в неблизкий край.

Не смотрю вослед с тоской —
Расставаний срок — не вечен.
Там звездою городской
Ты, неласковой, освечен.

Здесь горит звезда моя,
Неприметная, простая,
Каждый вечер вырастая,
Словно из небытия.

Ну а может быть, она
На двоих у нас одна?
С твоего смотреть порога,
С моего — она видна,
И одна у нас дорога,
Жизнь одна и смерть одна.


СТУДЕНТЫ

Пирожки за пять копеек
С мясом, рисом и капустой.
У студента много ль денег?
У студента их негусто.

Если рубль в кармане тертый,
Ты богач, по здешним меркам,
Ну а если есть пятерка —
Солнце ясное, померкни!

Тетя Даша — фартук белый,
От мороза рдеют щеки,
Зазывает звонко, смело,
Только слышно: «Дай еще мне!»

Я на очереди первый,
Мне на рупь, не надо сдачи.
Раззадоривает нервы
Дух пахучий, пар горячий.

Пирожками манит ящик,
Немудреными, простыми,
С тонкой корочкой хрустящей,
С пылу, с жару — привозными.

Налетайте, ешьте, други!
Я сегодня угощаю.
Ваши розовые губы
Пирожками обжигаю...

Только кто теперь поверит
В давних дней простые чувства:
В пирожки за пять копеек
С мясом, рисом и капустой.


* * *:

Астраханские арбузы —
Полосатые бока.
Три вагона с хрупким грузом
Привезли издалека.
Только сразу сыщешь где ты
Для разгрузки столько рук?
Эй, товарищи студенты,
Отдохните от наук!..
Растянулись. Стали цепью.
Из вагона — на КамАЗ.
Колька дал огонь прицельный:
По арбузу — прямо в нас.
И поехала работа:
Растопырься — не зевай,
Ухватил — и с разворота
На товарища кидай.
Все пошло легко и ладно,
Лишь потом, к исходу сил,
Мне казалось, это ядра
Я руками тормозил.
Общежитье. Стол накрытый.
И девчата — целый курс —
Уплетают с аппетитом
За арбузищем арбуз.
По рукам порхают скибки.
Выедают до конца.
Словно меряют улыбки
Для счастливого лица.


СТАРШИНА

Неказистый, желторотый
Взвод зеленою стеной
Новичков из первой роты
Замер перед старшиной.

Он приказы режет кратко:
— Окопаться! Пять минут!
И саперною лопаткой
Я долблю железный грунт.

А лопатка так ли, сяк ли
И на ноготь не идет.
Видно, здесь ходили танки,
Трамбовали целый год.

Икры судоргой скрутило —
Не пробью, хоть волком вой.
— Вас уже давно убило,
Вас, товарищ рядовой.

Пот — ручьем, а толку мало.
У меня ли одного?
Сил до армии хватало —
Не осталось ничего...

— Разве так с землею сладишь?
Да, крепка она втройне.
Ты ж ее лопатой гладишь,
Словно кошку по спине.

Он берет мою лопату,
По немой команде враз
Собрались вокруг солдаты
И с него не сводят глаз.

Он лопату держит властно,
Оглядел нас раз, другой —
И лопата, словно в масло,
Провалилась под ногой.

— Во дает! Скривили мину.
Знать привычный хорошо.
— Не привык бы, до Берлину
Вряд ли, хлопцы, я б дошел.


МЕТАМОРФОЗЫ

А жизнь летит с прогрессом резвым,
И тешит нас самообман.
Когда я пьян, смеюсь над трезвым,
Когда я трезв — над тем, кто пьян.


* * *:

Меня похоронят в Покровке —
Я все-таки местный поэт.
В другой бы и можно сторонке,
В чем, в сущности, разницы нет.
Но здесь мне для счастья хватало
И сада, что вынянчен мной.
Душа б над полями витала,
Над вешней струилась водой.
Под вечер она б воскресала
Звездой на вершине зари.
И нежно, и тихо шептала
Печальные мысли свои.


* * *:

Ты прости меня, мама, прости,
Что я писем давно не пишу.
Отчего-то я вдруг загрустил,
Словно камень на сердце ношу.

Я сейчас как подраненный зверь,
Этой жизни понять не могу,
Что случилось, что сталось теперь?
Словно мы на чужом берегу.

Хоть родные вокруг небеса
И знакома звезда над прудом,
Но чужие звучат голоса,
Хоть они на наречье родном.

Непонятно-безжалостный век,
Что он делает с нашей душой?
Сиротою живет человек
В населенной планете большой.

Ты прости меня, мама, прости,
Что я писем давно не пишу,
Отчего-то я вдруг загрустил,
Словно камень на сердце ношу.


СВИРИСТЕЛИ

На рябине гроздья грузны, —
Позарделись, покраснели.
Слишком сладки, слишком вкусны,
Вьются рядом свиристели.

Прыг на гроздь —
Туда-сюда поворачиваются,
Красну ягоду клюют
Да покачиваются.


ОСЕНЬ

Доносит ветер терпкий запах,
Вдохнешь — кружится голова:
В костре, в его горячих лапах,
Сухая корчится листва.

А дворник в строгости опрятной
(Одни глаза и борода)
Своей метлой
Туда-сюда,
Своей метлой
Туда-обратно,
И вспыхнет лист, и нет следа.


* * *:

Ты жива — и счастлив я.
И жива сестрица.
Мама, мамочка моя,
Будем веселиться.

Хоть и я давно уж сед —
Можно притвориться:
Мне еще 17 лет
И тебе за 30.

И любимая сестра
Песню запевает,
И гитарная струна
Батина играет.

И хранит веселье дом
И святую прочность,
И витает над столом
Той минуты общность.

Тот мотив еще звучит
И летит по свету.
Чье-то сердце все стучит,
А кого-то нету.


БЕЛАЯ КРИНИЦА

Хоть Прасковья пожилая —
Не преклонные года.
Тихо шепчет: — Отжила я,
Расхворалась как — беда!

Еле душу держит в теле.
Больше с койки не встает,
Говорят еще с неделю —
И господь ее возьмет.

От судьбы не уклониться.
Просит внука, шепчет вслед:
— Привези, родной, водицы
Мне с криницы напослед!..

День — вода, другой, и третий,
И четвертый все вода!
На такой святой диете
Не бывала никогда.

Но уже окрепли ноги.
К удивлению врачей,
Поднялась! И без подмоги!
Тетку вылечил ручей!


БАЛАЛАЙКА

Дед Данил... Да память будет
На земле о нем крепка.
И нет-нет да вспомнят люди
Балалайку старика.

Лишь попросят: «Дед, сыграйгка!»
Вздрогнут струны под рукой,
И из старой балалайки
Голос чудится живой.

То припевом, то приплясом,
То девицей проплывет,
То вздохнет мужицким басом
Балалаечный аккорд.

И резвятся пальцы юрко —
Нипочем не уследишь.
Все ты помнишь, бабка Нюрка,
И о том сейчас грустишь.

Видно, с ним вы песни пели.
Есть в старинной песне толк.
Наших деток с колыбели
Задавил тяжелый рок.

А за это вам спасибо, —
Балалайку дали мне.
Научу себя и сына
Жить хоть чуть по старине.

Пусть я мастер неискусный,
Я на этом не стою,
Но когда мне будет грустно,
Я «Лучинушку» спою.


ПАМЯТЬ

              Бабушке Ане

Тебя я вспомню иногда,
Я голос памяти услышу.
Как глубоко ушла в года
Хатенка с камышовой крышей.

Там дышит комната легко
Известкой свежей и прохладой,
И поспевает молоко,
И ни о чем жалеть не надо.

То время радости большой...
Но изменился мир окрестный:
На старом месте дом чужой
И крест на кладбище железный.


Источник: Постолов С В. Белая криница: стихи. — Белгород: «Крестьянское дело», 1996. Стр. 26-47

На страницу Сергея Постолова

Виталий Волобуев, сканирование оригинала, подготовка и публикация, 2024